Восемнадцатый легион
Шрифт:
- Центурион Кастул! Встать!
– скомандовал воин.
– Да пошел ты в задницу, центурион Аудакс!
– ответил Гай, и они оба рассмеялись.
Он попытался протянуть руки, чтобы обнять друга, но у него ничего не получилось. Новая волна боли окатила его и унесла в свои туманные воды. Как мог, центурион пытался скрыть свои страдания, но у него ничего не получилось. Аудакса не обмануть.
–
– с грустью спросил он, глядя на товарища. Они оба знали, что после такого ранения возвращение в строй вряд ли возможно. Два друга. Две центурии. Один легион.
Они сражались плечом к плечу, и восемнадцатый был их домом. В тот вечер их отряды бросили на погашение очередного восстания близ лагеря. Безумные варвары устроили бунт и перерезали римских управленцев.
Те, что имели лишь людской облик, и говорили как люди но при том не были ими, вдруг решили оспорить господствование цивилизованного мира.
Поначалу все шло хорошо, и ведь надо же было так случиться, что нелюдь напал на Кастула из укрытия, как раз в момент когда тот отвлекся. Секунда, и в боку зияет огромная рана. Германские мечи в отличие от римских гладиусов, умеют рубить.
– Как же обидно, - думал центурион, лежа на земле и истекая кровью, - погибнуть так. В какой-то стычке, которая останется незамеченной никем из историков. То ли дело остаться на земле великого сражения!
Он видел, как варвар замахнулся, чтобы отсечь центуриону голову (так было принято среди дикарей, лишить врага головы чтобы дух не преследовал своего убийцу).
Но внезапно варвар захрипел и из пронзённого горла его фонтаном хлынула кровь. Он упал, рядом, выронив меч, и забился в предсмертных конвульсиях.
– Ты как, в порядке?! Хватай мою руку!
– Кастул увидел как над ним склонился римский воин. Лишь потом он разглядел в нем своего друга.
– Аудакс, ослиная задница! Ты-то откуда здесь взялся?
– хрипло приветствовал Гай своего друга, со стоном уцепившись за протянутую руку. Странно, ведь Квинт действительно должен был быть со своими. Как его сюда занесло? Почувствовал что Кастул в беде?
Стоило ему приподняться, как из раны в боку потоком хлынула кровь.
– Ни хрена себе, Кастул! Ты ранен!
– присвистнул Квинт, - Твою мать! Только попробуй сдохнуть пока не доберемся до наших!
И тут силы покинули центуриона. Он утратил сознание. Очнулся уже гораздо позже, в палате. Вокруг него копошились эскулапы. Рана была тяжелой, и первое время ему казалось что он не выживет. Не выживет, и не увидит больше друга. Тоскливее всего было умирать, осознавая это.
Но вопреки прогнозам, рана начала затягиваться и Кастул шел на поправку. А сегодня в гости наконец явился Квинт!
–
– сказал Кастул другу.
– Скоро вновь будем сражаться бок о бок. Еще покажем этим мразям силу римской армии.
В ответ Аудакс грустно вздохнул и отвернулся.
– Что такое?
– обеспокоенно спросил центурион, - что-то случилось?
– Нет, ничего, - отмахнулся друг.
– Восемнадцатый бросают на север. Там, говорят восстание вспыхнуло. Командующий Вар хочет по пути на зимние квартиры зайти туда, и быстренько его подавить. Помимо наших там будет семнадцатый и девятнадцатый.
– Ну и что?! Да мало ли куда нас бросали? Или ты из-за меня переживаешь? Я скоро поправлюсь, и догоню вас.
– Нет, - помотал головой Квинт.
– У меня плохое предчувствие. Но не на счет тебя. Ты выздоровеешь, я уверен.
– А что тогда? Что тебя беспокоит? Расскажи мне?
– Кастул неуверенно поднялся, опираясь на локоть и стараясь на обращать внимание на боль. Квинт выглядел встревоженным, это взволновало Гая.
– Ничего, перестань, - отмахнулся центурион.
– Лучше взгляни, какие лорики нам выдали!
Он встал, и покрутившись продемонстрировал другу всю красоту своего доспеха. Новенькая лорика сегментата* блестела в утреннем свете, пробивающемся сквозь занавески. На одной из полированных пластин Кастул разглядел инициалы - "К.А." Квинт Аудакс.
– Смотрю, ты клеймил ее, - усмехнулся он.
– Да, - кивнул Квинт.
– Ты это, пригляди за ней. Если она к тебе попадет. Уж очень она мне нравится.
– Что с тобой сегодня?! Что за упаднический дух?! Ты же меня спас, Боги благоволят нам сражаться как прежде, плечом к плечу!
Друг ничего не ответил. Присев на койку, он внимательно посмотрел Кастулу в глаза.
Его хмурое, обветренное лицо со шрамами вдруг показалось центуриону каким-то светлым и чистым.
Кастул хотел ему что-то сказать, но слова застряли в горле. Аудакс вдруг отвернулся, резко вскочил и взмахнув плащом направился к выходу.
– Бывай, центурион, - обранил он на пороге.
– Даст Юпитер, свидимся. Но просьбу мою не забывай.
Он повернулся спиной, и гремя калигами, вышел из палаты.
– Я не забуду, клянусь всеми Богами. Стану вечно хранить память о тебе, мой друг.
Когда Кастул узнал о той бойне, в которую попали три легиона, среди которых был центурион Аудакс, его постигло отчаянье. Весь Рим плакал вместе с ним, скорбя о навеки оставшихся в том лесу, неупокоенных бойцах.