Восход Луны
Шрифт:
А Дискорд был явно любителем нестандартной фуррятины, отметил про себя я.
– И вот, - глубоко вздохнув, продолжил растекаться мыслью по древу мой персональный рассказчик, - все эти результаты его крышесносной фантазии, никем не наблюдаемые и неконтролируемые, безудержно плодились прошедшие века, пока наконец не вылезли из своих нор и не решили, что понятинку-то жевать гораздо вкуснее, нежели сухую полынь на обожженных пеклом родных камнях. В поисках пищи кочевники двинули на север, пересекли наши рубежи и обрушились на пониселения вдоль южных границ.
Был спешно собран экспедиционный корпус, в состав которого вошел и отряд фестралов под моим командованием. Хардхорн возглавил миссию, настояв на том, что именно он наведет порядок в беспокойных землях. Накануне отбытия, во время заключительного совещания, я случайно ощутил едва уловимое, смутное беспокойство Селестии,
– Бэтконь печально улыбнулся.
– Впрочем, поначалу наша походная кампания оказалась сродни легкой туристической прогулке. Наши отряды пережили лишь пару серьезных вооруженных столкновений с чужеземцами, в ходе которых стало ясно: грозные на вид, но нескоординированные, не имевшие общего лидера, разношерстные любители легкой наживы представляли не что иное, как бандитское отребье, при первой же возможности спешно отступившее за горизонт. Мы преследовали их вплоть до южной пустыни, истязаемые палящим солнцем и сухими обжигающими ветрами, стремясь отбросить их как можно дальше от эквестрийской границы, все дальше и дальше уходя вглубь неизведанных чужих территорий с царящей на них странной искаженной магосферой.
На нашем пути, к немалому удивлению, изредка встречались разрозненные и изолированные небольшие деревушки, незатронутые нашествием и населенные различными пони, блеклыми и неприглядными, явно измотанными болезнями, недоеданием и суровым климатом. Отказавшись, или будучи не в состоянии отправиться в дальний путь в поисках лучшей доли, поселенцы вели скудный отшельнический образ жизни и неохотно шли на контакт, весьма равнодушно или даже порой негостеприимно жалуя нас в своих домах, не признавая себя гражданами Эквестрии, не принимая помощь и не оказывая ее. На все попытки хоть как-то облегчить их и без того нелегкую долю, следовала неизменно негативная реакция, сопровождавшаяся недоброжелательными просьбами оставить в покое их и эти проклятые земли.
Подозрительное и малообъяснимое поведение местных жителей лишь подливало масла в огонь военной кампании. Хардхорн железным рогом поддерживал дисциплину, и выучка наших солдат была образцовой, но всему командованию было очевидно, что и без того напряженная обстановка накалялась, как металл в пламени кузни. Эти бесплодные земли были иссушены, как и их обитатели, и каждый из нас в душе страстно желал поскорее вернуться домой.
Уж чего-чего, а помимо зноя тут было в избытке всевозможных археологических находок: различных менгиров, дольменов, кромлехов, остатков древних храмовых комплексов и прочих реликвий ушедших, явно более счастливых времен. Кантерлотская Академия наук, судя по всему, располагала определенными сведениями касательно предположительного наличия на сих территориях некоторых ценных с исторической точки зрения артефактов, а посему прямо-таки горела от нетерпения поскорее отправить своих ботаников копаться в пыли и камнях. Особо ретивый член Академии, темно-серый единорог с золотистыми прядями, с замысловатым именем Сальвус Обсессимус и с не менее замысловатой кьютимаркой в виде циркуля, угольника и книги, не желая дожидаться окончания военной кампании, выбил особое разрешение, и, собрав группу археологов и рабочих, сопровождал нас в этом походе. На все справедливые вопросы касательно его присутствия в крайне негостеприимной и агрессивной для его интеллигентной понисоны среде, он отвечал, что упускать столь уникальный шанс есть ни что иное, как преступление против эквестрийской науки.
Сальвус питал слабость к долгим повествованиям, рассуждениям, дискуссиям и прочим подобным развлечениям, присущих адептам ученых дисциплин. Историк поведал, что в спецотделах Кантерлотской библиотеки с древней литературой ему попались упоминания о неких постройках - особенных, ни на что не похожих мегалитах, чье назначение, а тем более и их создатели, были неизвестны. Разрозненные и скудные описания, выуженные из закрытых архивов, не проливали свет на природу и на возраст данных таинственных объектов, разбросанных по краям света, что свидетельствовало о странном отсутствии научного интереса к сим памятникам древней культуры. Данный парадокс вогнал ученого в крайнюю степень изумления и справедливого негодования по отношению к своим коллегам. Твердо решив докопаться до сути, Сальвус, проштудировав все мыслимые источники, сумел отыскать примерное местоположение
– Помимо группы дипломированных археологов и рабочих, историка сопровождала юная ассистентка, светленькая единорожка Сильвер с пепельной гривой. На ее маленькой миловидной мордочке сияли огромные голубые, отливавшие какими-то чарующими серебристыми переливами очи, а бока украшала непонятная кьютимарка в виде причудливого треугольного зеркала, в котором угадывалось отражение глаза. В противовес словоохотливому начальнику, Сильвер была удивительно тиха и немногословна, и всегда до крайней степени щепетильности аккуратна и тактична. Было в ней что-то такое… неуловимое, словно тонкая нить паутинки на осеннем ветру. Но каждый раз, когда я пристально всматривался в ее черты, мои мысли на эту тему удивительным образом резвым аллюром стремились не задерживаться в голове.
Нортлайт на несколько секунд прервался, внутренним взглядом уйдя куда-то далеко в неведомые дали. Я деликатно не прерывал молчания, разглядывая статую Хардхорна и гадая, какую связь имеют романтическая и археологическая части этой истории. Наконец, встряхнувшись, фестрал продолжил.
– Наш ученый оказался прав: искомый им мегалит действительно оказался затерян в здешних песках и возник на нашем пути, прямо-таки словно ожидая, когда же его кто-нибудь найдет и начнет разгадывать так долго хранимые им секреты. На фоне желто-красных тонов пустоши данный объект выделялся неестественным мрачным пришельцем, словно кем-то здесь случайно позабытым или оставленным намеренно, представляя собой высокий купол из темно-зеленого минерала, чья поверхность была испещрена сеткой узоров таинственных символов. Вокруг были разбросаны в хаотичном беспорядке множество камней всех мыслимых размеров, будто бы неизвестный архитектор поначалу желал придать сему расположению валунов некий сакральный смысл, но в итоге что-то в его замысле пошло не так. Короче говоря, найденная археологическая находка оказалась в понимании ученого выше всяких похвал, и ожидания, которые он на нее возлагал, были воистину амбициозными.
Оставив команду археологов исследовать руины, мы возобновили наше преследование, вовремя не распознав нарастающие в себе пугающие темные перемены. Внутри каждого из нас все сильнее и сильнее разгоралось пламя, пламя ярости, ненависти и желания кровопролития, подпитываемое мучительным зноем, жаждой и сомнениями относительно благополучного исхода нашей кампании. На глаза словно опустилась кровавая пелена, мешая здраво мыслить, не давая покоя и требуя лишь одного - крови, крови врагов, по чьей милости мы оказались потеряны в этой проклятой пустоши. Постепенно наши солдаты, а потом и командиры начали болеть какой-то непонятной, неизлечимой болезнью тела и души, запасы провианта и воды оказались на исходе, но тревожные эти сигналы упрямо игнорировались, а огонь бешенства пожирал все проблески здравомыслия, гнал нас вперед, исступленно хлестал плетьми, вгоняя в какое-то чудовищное безумие. И мы, увлекаемые все дальше и дальше нашим коварным противником, не зная пощады к себе, мчались вперед, стремясь настигнуть и покарать наших недругов, чьи силуэты размытыми пятнами маячили на горизонте.
И вот, казалось, победу, что так долго ускользала от нас, наконец можно было ухватить за хвост: мы настигли один из отрядов выродков у подножия небольшого плоскогорья. Подстегиваемые жаждой мести и кровопролития, мы уже хотели ввязаться в бой, но внезапно враги распались на несколько мелких стай и скрылись в узких ущельях. Решение не заставило себя долго ждать: наше войско разделилось на четыре отряда, стремясь настигнуть и изничтожить всех, всех до единого омерзительных тварей!
Морда Нортлайта исказилась в страшном свирепом оскале, продемонстрировавшем всю красоту белоснежных, острых, как добротные кинжалы, клыков. Меня передернуло, и лишь усилием воли я заставил себя сохранить самообладание и не дернуться в сторону. Спустя пару секунд отпечаток ярости на морде бэтконя растворился так же внезапно, как и возник. Глубоко и протяжно вздохнув, Норти все же взял себя в копыта, выровняв до этого агрессивный тон повествования.