Восход Луны

Гепард Лайри

Сильвер оказалась не в состоянии помешать ученому. Среди этих руин ее дар усилился, и она, очарованная хором шепчущихся голосов, бродила меж древних камней, и слушала их шепот, повествующих о темных и забытых историях давно ушедших времен. Они завораживали и словно вгоняли в дурманящий колдовской сон. Единорожка никак не могла предположить, что голоса с изнанки мира слышать могла не только она одна, и потому вовремя не заметила творящиеся странности со своим профессором. В одну из ночей внезапно голоса в ее голове обратились жутким резонирующим криком, стремясь свести с ума. Когда муки бьющегося в агонии мозга стали невыносимыми, Сильвер, в отчаянной попытке защитить разум от агрессивного воздействия неизвестных ментальных сил, пришлось активировать один из защитных амулетов и опасным заклинанием резко отрезать себя от эфемерной реальности, наложить кратковременную печать, потеряв при этом сознание. Очнувшись, медиум, более не вгоняемая никем в прострацию и забвение, незатуманенным более взором вдруг узрела истинное положение вещей. Она отчетливо ощутила пульсирующую темную энергию мегалита, вытягивающего

жизненные силы и соки из прилегающих к нему земель, превратившую некогда цветущие райские кущи в бесплотную пустошь, отравляющую сознание находящихся здесь галлюцинациями и вводящую в заблуждение опасными миражами. Сильвер с ужасом осознала, в какую ловушку угодила и она, и все мы. Предварительно обезопасив себя еще несколькими предохранительными чарами и активировав свой самый сильный охранный амулет, блокирующий воздействие извне, она бросилась в палатку Сальвуса, стремясь как можно скорее предупредить о грозящей опасности. Там она обнаружила разбросанные по всему пространству записи и обрывки листов, исписанные странными символами и закорючками, а также тот самый дневник, из которого стало ясно, что она опоздала, и Сальвуса уже было невозможно остановить. Ученый знал об экстрасенсорных способностях чародейки: между ним и Сильвер действовали некие договоренности, детали которых единорожка решила нам не освещать. Как бы то ни было, единорог оказался не так-то прост и носил особый талисман, что ограждал его от возможного ментального воздействия с ее стороны, а потому повлиять на него телепатка никак не могла. Застукав свою ассистентку за чтением его сокровенных конспектов, Сальвус быстро сложил два и два. Воззвания к логике и здравому смыслу не принесли успеха, и краткая стычка между обезумевшим историком и его помощницей едва не закончилась не в пользу единорожки - в самый последний момент ей удалось спастись и скрыться из лагеря. Раненую ее подобрали и выходили местные неразговорчивые жители трех с половиной убогих хибар, спрятанных в песках. Оттуда она и сумела послать усиленный всеми доступными ей заклятиями, травами и амулетами сигнал о помощи мне и другим магам, но это действие значительно истощило и подорвало ее силы. Они все в страшной опасности, сообщила Сильвер.

«Это очень странное святилище. Я слышу мертвых, но не чувствую смерти… в полном ее понимании. Я не знаю, с чем столкнулся Сальвус, и потому мы должны поторопиться - времени у них практически не осталось».

Мы забрали Сильвер с собой, впрочем, благодаря нашим лекарствам и поддерживающим чарам, единорожка уже вполне уверенно стояла на ногах и выражала готовность помочь: она знала, что именно расшифровал Сальвус, и как нам проникнуть внутрь мегалита. Старуха, оказавшая помощь нашей подруге, не приняла в дар ни питья, ни еды, ни медикаментов, и внезапно оказалась многословнее своих сородичей. Глухим скрипучим голосом она предостерегла от опасной миссии и наказала убираться отсюда подобру-поздорову. Некое могущественное древнее существо возвело этот монумент, пообещав живущим здесь пони защиту от внешних напастей и врагов. А после, с помощью своего святилища, обманом вытянуло все соки и из них, и из их плодородных некогда территорий, навеки привязав колдовством к своему творению, дабы поддерживать его функционирование за счет их жизненной энергии и заманивать в свои сети все новых и новых жертв.

«Убирайтесь, убирайтесь отсюда, бегите без оглядки с этих проклятых позабытых земель», - жуткий скрежещущий голос еще долго несся нам вслед…

В лагере нас встретил Хардхорн, подоспевший со своим отрядом. Я и Сильвер кратко ввели его в курс дела. Времени на раздумья у нас было катастрофически мало, как и на ожидание подкреплений - мы не знали, в какой беде сейчас оказалась вся археологическая группа, и каждая минута промедления могла стоить чьей-то жизни. Предприняв все возможные меры предосторожности, мы приняли решение воспользоваться открытым ученым телепортационным заклятием и отправиться в неизвестность, оставив нескольких солдат и магов в качестве резерва и дав им необходимые инструкции в случае нашего невозвращения, заодно отправив с гонцами запрос о подмоге на ближайший аванпост. Наконец, странные слова на древнем языке, начертанные последней строкой в блокноте ученого, были произнесены: в головах зашумело, глаза будто сдавило невидимой силой, и мы провалились в бархатистую тьму.

Нортлайт замолк. Взгляд его был невероятно сосредоточен и хмур. Наконец, он, словно сделав глубокий вдох перед прыжком в бездну, продолжил, бросаясь с места в стремительный водоворот воспоминаний.

– Мы очутились внутри таинственного купола, в широкой зале без входов и выходов. В нависшем полумраке мои глаза видели невероятно ясно и четко, позволяя окинуть взглядом помещение и быстро оценить обстановку. По полу вились замысловатым лабиринтом желобки и каналы, заполненные некой светящейся жидкостью, являясь единственным источником неяркого зеленоватого освещения. Сводчатые стены тонули в неестественном густом мраке и вязких тенях. В центре залы возвышался мраморный невысокий зиккурат с широкой лестницей, ведущей к площадке на его вершине, с резко выделяющейся зловещей неподвижной фигурой, взирающей на некий объект, похожий на странноватый, закрученный спиралью, обелиск. Незнакомец, до этого явно погруженный в раздумья, как бы нехотя обернулся, являя собой облик пропавшего ученого.

Вид Обсессимуса был обезображен тяжким бременем усталости и безумия - казалось, все остатки прежнего ясного рассудка были стерты с его ранее высокопарной интеллигентной морды. Несмотря на это, раздавшийся в резонирующей тишине голос его, многократно отраженный от сводчатых стен, звучал прямо-таки по-мертвецки спокойно, наполненный едва уловимыми угрожающими вибрациями. Акустика этого места

была столь удивительна, что мы слышали каждое слово, будто бы находились от вещавшего немногим меньше, чем в двадцати шагах. Сальвус хладнокровно отметил, что уже давно ожидал нас, ибо, к большому его сожалению, не сумел верно оценить хитрость и изворотливость своей некогда верной ассистентки - воистину, промах, весьма неподобающий ученому жеребцу. Впрочем, бремя нашего присутствия не особенно сильно его беспокоило, ибо процесс практически завершен, то, что должно, уже было сделано, и попытки как-то помешать ему уже не в силах были что-либо изменить. А посему, иного, более удачливого момента для занимательной беседы, чем сейчас, и представиться никак не могло. Что прозвучало не иначе, как пошлое в своей непомерной наглости приглашение расслабиться и принимать участие в происходящем в качестве зрителей, сидящих тише травы и ниже воды. Тем паче, что обстановка весьма располагает именно к торжеству словесного диалога, ядовито отметил он, а ему как нельзя кстати охота поделиться хоть с кем-нибудь своим удивительным открытием.

Сальвус не изменил своей страсти к утверждению умственного превосходства над собеседниками посредством долгих и томительных демагогий и был безжалостно откровенен. Купол представлял собой особым образом организованное хранилище, в котором был сокрыт древний и могущественный артефакт - некая диковинная пластина, состоящая из подвижных ячеек с начертанными на них загадочными символами. Передвигая ячейки в определенном порядке, пластину можно было настраивать на определенный лад, превращая ее либо во вместилище жизненной энергии, либо в проводник. Владеющий этим секретом оказывался способен обманывать саму смерть, становясь невероятно могущественным. Правда, не сама по себе реликвия даровала бессмертие. Поскольку все в мироздании подчиняется законам сохранения, и ничто не может возникнуть из ничего, для того, чтобы получить новые силы и способности, их необходимо было для начала забрать, пояснил ученый, расплывшись в недоброй ухмылке, не предвещавшей ничего хорошего.

В этот самый миг, словно подгадав момент, откуда-то от подножия пирамиды донесся тихий, леденящий душу, стон… Весьма прозаично подтверждавший странное времяпрепровождение Сальвуса в одиночестве и отсутствие признаков присутствия других пропавших пони. Приглядевшись, мы узрели, как из вязкого мрака проступают жуткие очертания иссушенных, застывших в неестественных позах, искривленных ужасающими муками тел, в которых опознавались члены археологической группы. Некоторые едва уловимо подергивались в предсмертных судорогах... Первоначальный мимолетный ужас, сменившись праведным гневом, заставил нас рвануться в едином порыве и скастовать заклинания, что остановили бы безумца. Но они, готовые сорваться с рогов, не возымели должного эффекта, все оружие, зачарованное искусными чарами, обратилось обыкновенной сталью, а фестралы лишились возможности уйти в тени и нанести из них удар. Даже крылья словно занемели, не давая возможности подняться в воздух. Магия, заточенная в стенах мегалита, не подчинялась, не была податливой. Нечто древнее владело этим проклятым зловещим местом, обезоружив и оставляя нас оголенными перед извращенной сумасшествием усмешкой врага, направляемого неясными сверхъестественными силами.

Издевательский, упивающийся собственным превосходством, ледяной беспощадный смех, эхом отразившийся отовсюду, наполнивший стоячий воздух отрывистыми вибрациями. В тот миг я мечтал лишь об одном: стремительном броске, дабы сомкнуть челюсти на глотке изверга, потерявшего всякий здравый пониоблик! В ответ на яростный призыв к ответу за все свершенные преступления, единорог заметил, что это была необходимая жертва во благо науки - исходя из этих страшных омерзительных слов, ученый не признавал своей вины за содеянное. Прозвучало остужающее, резкое, словно пощечина: «Хватит».

Морда Сальвуса исказилась в недовольстве и нетерпении, всем своим видом продемонстрировав усталость и разочарование, вызванные столь бурной реакцией на совершенно, с его точки зрения, несущественные перед ликом сциенции морально-этические проблемы. Любой уважающий себя исследователь обязан хвататься за любую возможность, что приблизила бы к разгадке существующих и омрачающих своим наличием торжественное сияние чистого разума тайн, а профессор Кантерлотской Академии наук Сальвус Обсессимус себя уважал. Это был шанс, уникальный, выпавший лишь ему, а ученому никак нельзя упускать шансы. Он назвал нас неразумными детьми, не способными выйти за рамки устаревших, мешающих триумфу побед интеллекта над невежеством, понятий добра и зла. В конце концов, историк заявил, что не пристало видному ученому понапрасну терять время на непродуктивные разговоры. Поняв, что беседа окончена, и мы намерены пойти на крайние меры, Обсессимус не стал дожидаться потасовки, а, отвернувшись к обелиску, быстрым неуловимым движением активировал пластину. Нас разделяло порядка сотни прыжков, высь каменных ступеней пирамиды и… неизвестность.

Мы утонули в ослепительном выбросе бордового света, вырвавшегося у нас из-под ног. Жидкость в каналах и желобах окрасилась в кровянистые оттенки, интенсивно забурлив. Раздался дребезжащий гул, и мегалит опасно завибрировал, словно пробуждаясь от многовекового сна. Прорвавшийся сквозь шум высокий устрашающий крик боли Сальвуса будто серпом полоснул по ушам. Еще секунда - и все исчезло в короткой ослепительной вспышке.

Жуткая мертвенная тишина… сдавливая голову обручем, она тягучим туманом окутала все вокруг. На какое-то время я выпал из реальности, оглушенный, мотал головой, безуспешно пытаясь сфокусировать взгляд хоть на каком-нибудь объекте. Ткань времени словно была деформирована, и мгновения обратились минутами, а минуты - тянущейся липкой вечностью… и вдруг, сквозь завесу мутного марева, проступили два огромных, словно блюдца, сияющих огнем дикого непритворного ужаса аквамарина.