Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине
Шрифт:
Помню, как горе октября 1991 года поразило всех нас, а Владимира Алексеевича в особенности. Думаю, он и прожил гораздо меньше отпущенного ему природой срока жизни оттого, что русские, стравленные мировой общественностью, стреляли в русских.
Солоухин возвращал русским Россию, восстанавливал человеческий облик в человеке. Диву даешься, как он пронес в тяжелейшие времена свою подчеркнутую русскость, заставив уважать себя всех, заставив читать себя и следовать своим убеждениям. Именно заставив. Но на чем же держалась сила его уверенности в том, что именно он идет единственно верным путем в этой жизни? На том, что шел он путем Православия.
Не под мрамором модного московского пантеона упокоилось тело русского писателя – под простым деревянным крестом сельского кладбища. Он любил читать
На похоронах Федора Абрамова, на Архангелогородчине, теперь уже давно, еще когда марксистско-ленинская идеология отрицала Бога, Владимир Алексеевич, говоря надгробное слово, обратился к высокому библейскому слогу: «Земля еси и в землю отыдеши», – перекрестился и перекрестил усопшего собрата. «Могила великого человека, – повторил он слова Пушкина, – есть национальное достояние». Вот и еще одним национальным достоянием мы стали богаче. Дай Бог и нам, каждому в свое время, упокоиться в земле нашей единственной, одинокой, многострадальной России.
Петр Паламарчук Добрая воля и воля Божия
Странным образом почти что все прощальные поминания знаменитого писателя ограничивались его произведениями молодых лет, в лучшем случае дополненными «Черными досками» – что сам он незадолго до кончины определил «ласковым реализмом». Зримым завершением этого круга детства и отрочества таланта служит переиздание работ той поры в одном томе в 1990 году – «Письма из Русского музея» с прекрасными снимками Анатолия Заболоцкого. Напротив того, в последней напечатанной книге сам автор приводит такую беседу: «Рязанская поэтесса Нина Краснова сказала мне однажды: “Все твои повести, это как деревня с ее домами, деревьями, колодцами, амбарами и прудами, а эта рукопись как церковь, венчающая деревенский пейзаж”. Пусть будет так. Правда, когда я спросил у нее: А что же в таком случае новая повесть “Смех за левым плечом”? – “Это крестик на церковке”»…
Подводя итоги своей творческой жизни, писатель назвал себя по преимуществу поэтом, а потом признался, что темы позднего периода жили в нем еще с детства: «Просто закономерность такая: сначала больше ягод, грибов, рыбалки – потом Ленина, революции, коммунизма, большевиков и так далее».
Но и это разбирательство в пользу правды, закончившееся выяснением ее корней на материале лютования в Хакасии предков нынешних переворотчиков в книге «Соленое озеро», уступило, наконец, место творческому построению.
Написав едкую перелицовку пушкинского «Воображаемого разговора с Александром I» в виде умозрительной беседы с «самым омерзительным из советских временщиков», Владимир Алексеевич обратился к созиданию. Стал первым председателем Фонда возрождения Храма Христа Спасителя, свел близкое знакомство с Императорским Домом, неоднократно отмечавшим его своим благосклонным вниманием.
Решающим в этой цепи, как видится, было незаурядное событие – посещение разгромленного во Второй мировой имения Гавриила Державина, а затем женского монастыря, что послужило основою для влюбленного разбора его оды «Бог». Почти одновременно произошло воцерковление, ускоренное близким знакомством с отечественной иконописью. В том же ряду находится стояние за ответственное разбирательство с останками Царственных Мучеников. Солоухин, и прежде не так уж редко посещавший заграницу, получил возможность не прикровенно (как когда-то, тайком, он пробирался в 1984 году к вермонтскому отшельнику), а достойно общаться с представителями первой и второй волн российского изгнания – и они принимали его с восторгом истосковавшихся по русскому соотечественнику людей, чему мне довелось быть свидетелем, в обоих полушариях, от съезда «Витязей» в Бельгии до всемирного собрания молодежи в Аргентине.
Еще при жизни у него вышло несколько многотомников – хотя некоторые остались незаконченными: удел редкий для живущего на родине сочинителя. Но главным достижением может быть названо – согласно древнему христианскому поверью, что благая воля получает воздаяние прежде на земле,
– Все, давай, ребята, назад, там кормушка. Но ведь свинарника уже нету, и фермы нету, и председателя колхоза – никого.
А для сомневающихся добавлял: «Что будет – не знаю: хуже, лучше. Но назад я не хочу. Вот моя позиция!»
О своем будущем он знал загодя, и поэтому сказал: «Мне 72 года, тяжело. Я хотел еще о Тамбовском восстании написать, но уже не поднять». И поведал, что покуда не дописанная его книга под названием «Чаша» будет посвящена некрополю русского рассеяния под Парижем на погосте Сент-Женевьев-де-Буа.
Владимир Солоухин удостоился исключительной чести первого (причем Патриаршего) отпевания в воскресшем соборе Христа Спасителя. Уже при земной жизни, всего за несколько месяцев до ее завершения, он мог лицезреть также, как на одном из парных, десятилетиями праздновавших в главном храме Кремля – Успенском – престолов вновь воссел Святейший Патриарх. Исполнения второго общего нашего чаяния – явления обок Первосвятителя Царя – он будет молитвенно ожидать уже в Царствии Небесном. И тогда совсем по-другому должны зазвучать завершающие слова его прощального романа «Последняя ступень», многих изображенных в нем первоначально задевшие за живое: «Даже в самый последний момент отчаяния и безысходности ты прошепчешь слова благодарности им, приведшим тебя за руку, словно ребенка, от ступени к ступени, до последнего края, за которым нет уже ничего от привходящих мелочных обстоятельств, а есть только полный простор, полная свобода и твоя добрая воля. Да еще – на все – воля Божья».
Владимир Бондаренко Взошедший на вершину
Владимиру Солоухину, замечательному русскому писателю, ныне исполнилось бы 75 лет. Его уже нет с нами, но есть у нас его книги, а у него – наши любовь и память, и есть ненависть его врагов, врагов России. Можно не удивляться полностью русофобским ОРТ и НТВ – но даже государственный канал РТР, содержащийся на наши, народные, русские деньги, – ни слова не сказал о юбилее Владимира Солоухина! Это ведь не Окуджава, не Василь Быков с его проклятиями всем москалям, не Борис Васильев, призывающий к расстрелу патриотов… Их юбилеи – громки и навязчивы. Солоухинская дата – окружена молчанием. Забыт талантливейший, прекрасный русский писатель, известный всему народу. И все «демократические» газеты, журналы, телепрограммы этого «не замечают». Разве что какая-нибудь литкозявка вроде Дмитрия Быкова опять может сказать: а кому, мол, этот Солоухин нужен?
Он нужен русскому народу. Он нужен русскому государству. Его книги живут сегодня и будут жить всегда.
Хранитель России
Владимирское село Алепино стало еще одним памятным местом на карте России. Здесь мы похоронили на старом деревенском кладбище, недалеко от могилы деда, прекрасного русского писателя Владимира Солоухина. Кладбище на высоком угоре, где-то внизу речка, а дальше до горизонта те самые владимирские проселки, которые воспел в своей прозе Владимир Солоухин.
Еще одно литературное гнездо России. Как верно поступил писатель, отказавшись от Ваганьково или Переделкино. «Время собирать камни» – озаглавил когда-то свой знаменитый очерк Солоухин. Даже похороны его превратились в собирание камней русской культуры. Во времена смуты и раздора, во времена разора и насилия Владимир Солоухин могилой своей укрепил родную деревню. Уверен, теперь точно, и храм восстановят местные власти. Уверен, летом, на день рождения Владимира Солоухина 14 июня, будут проходить на Владимирщине солоухинские чтения, куда будут съезжаться русские писатели, как съезжаются в Ясную Поляну и в Тарханы, на шолоховский Тихий Дон и в рубцовскую Тотьму, к Федору Абрамову в Верколу и в яшинский Бобришный Угор. Все-таки писатель на Руси и сегодня, как бы ни сбрасывали его с пьедестала нынешние разрушители, не просто создатель неких текстов, а подвижник и певец своего народа.