Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине
Шрифт:
– Это, в общем, ваше отношение, а если поконкретнее, кто привлекает, может быть, какие-то явления наиболее яркие…
– Ну, круг моих симпатий в литературе более или менее ясен: я уже не раз эти обоймы все перечислял как-то. Это наша «деревенская проза». Белов, Распутин… Удивительный роман Булгакова, которым невозможно начитаться: читаешь и перечитываешь…
– А что не нравится, кроме того, о чем вы уже сказали?
– Бездуховность огромная: 9 тысяч членов Союза писателей,
– В последнее время много сил вы отдаете переводческой работе. Что дает деятельность переводчика сложившемуся художнику?
– Все, даже самые крупные наши поэты русские занимались переводами. У Лермонтова, у Пушкина то и дело встречается: из Анакреона, из Горация, из Катулла. И Фет, и Тютчев много переводили.
Бывает, понравится у иноязычного поэта стихотворение, возникает даже чувство сожаления, что не я его написал, хорошей зависти чувство возникает. Тогда его и переведешь. Если же не так… то это как служба; я не служу нигде, не получаю зарплаты. Я главным образом так и смотрю на перевод: это моя служба.
Священник Дмитрий Дудко Труженик Русский
4 апреля 1997 года умер великий русский писатель Владимир Алексеевич Солоухин.
Я не оговорился, что он великий, это покажет самым убедительным образом время. Пока же скажу, почему он великий, и не просто, а русский. Потому что в самое безбожное время он смотрел на православную церковь как на свет, который нужен нашему народу, и русский потому, что я не знаю более такого человека, как он, который бы так болел за Россию.
Возьмите его книги, хотя бы «Письма из Русского музея», «Черные доски», – они вам скажут о многом.
Это вот главное, почему он великий русский писатель.
Ну, конечно, просто писатель он тоже большой. Откройте его «Владимирские проселки», «Капли росы», какой свежестью пахнет в вашу душу и теми образами, и теми естественными, присущими русскому народу словами, которыми он пользуется. Под его пером даже незначительные вещи сияли ювелирной красотой.
Напомню читателю, что третий его день по смерти совпадал
9-й день – 12 апреля, суббота – Похвала Пресвятой Богородицы – значит, Матерь Божия опекала его, в 9-й день, как есть предание Церкви, душа идет на поклонение к Богу во второй раз, с 3-го по 9-й она рассматривает красоты рая. Матерь Божия предстанет с ним перед Своим Сыном, Спасителем всех людей. 40-й день, 13 мая, вторник, это как раз пасхальные дни, да торжествует Владимир Солоухин вечно с Богом.
Как обычно пишется на могиле: год рождения 1924-й – тире – год смерти 1997-й. Жития его было 72 года. Царство ему Небесное.
А теперь хочу сказать о личном знакомстве с Солоухиным и как я его напутствовал в вечную жизнь.
Мне позвонила Татьяна Карпова, кинорежиссер, и сказала, что меня хочет видеть Солоухин, немного помолчала и добавила: он тяжело болен. Если вы согласны, вам позвонят и помогут с ним встретиться.
В самом деле, вскоре мне позвонил Чавчавадзе, потомок грузинского поэта Чавчавадзе, с грузинскими писателями Солоухин дружил, и сказал, что Солоухин в больнице, нужно бы его пособоровать и причастить, дал мне телефон больницы.
Я позвонил, подошла женщина, обслуживающая его, передала телефон Солоухину, говорил он слабым голосом, но вполне понятным.
– Как ваше здоровье? – спросил я.
– Неважно.
Соборовать в больнице, он сказал, не надо, для этого нужны соответствующие условия, вот когда выйду, тогда, а причастить хорошо бы.
Договорились в какой день, лучше в пятницу, на этом условились. Через некоторое время мне звонят из больницы:
– Причастие не надо бы откладывать, давайте в четверг.
Я договорился с моим духовным сыном Виктором, жена Солоухина сказала, что она тоже хочет поехать с нами.
До этого я с ней созванивался, и она рассказала, что у него рак, он очень похудел, но радуется, когда к нему приходят.
Ехали мы с трудом, несколько раз путали дорогу, как будто кто-то мешал, не сразу попали в тот корпус, в котором он лежал. Союз писателей, как сказала жена, выхлопотал ему эту больницу (кремлевская) бесплатно, но они много платят тем, кто ухаживает за ним. Деньги пока есть – посчастливилось издать три его последних книги. Помолчала и добавила: за эти три книги пострадали издатели. Эти же книги и главные, за которые ненавидят его враги. Разговор продолжался. Они не знали, какой он болезнью болеет, хотя другим он сообщил. Ему предлагали операцию, он отказался. Сказал, что я уже все сделал для России, что мог, пора и уходить туда.
Наконец, мы попали в палату, в которой он лежал, в это время он спал. Около него дежурила женщина, верующая, как видно, сразу подошла под благословение.
Разбудить его было трудно, но он открыл глаза. Снова закрывал. Жена осторожно продолжала его будить. Более или менее проснулся. Стали молиться. Порой он широко раскрывал глаза, крестился. Начал исповедовать. Он был в полном сознании, вспоминал грехи.
Я спросил: нет ли у него сомнения или отчаяния. Он сказал твердо: нет!
– Находитесь ли вы с кем во вражде?