Воскресение Сына Божьего
Шрифт:
Как я полагаю, можно считать более или менее решенной одну проблему критики синоптических евангелий: Лука пользовался Евангелием от Марка. Но все равно он пересказывает ту же историю весьма своеобразно: всего 16 слов из 123 у Луки 24:1–9 общие со 138 словами Марка 16:1–8 [1917] . Не все параллели особо значимы: «в первый день недели»; «ко гробу»; «когда они пришли»; «вы ищете»; «он не здесь, он воскрес» [1918] . Если Лука «использовал» Марково евангелие, можно полагать, что либо он делал это крайне свободно, либо имел рядом иной источник, которому почти всегда отдавал предпочтение. Или, может быть, «использовал» в данном случае означало, что он держал свиток Евангелия от Марка на столе, но настолько привык рассказывать историю в своем стиле, что лишь взглянул на источник и решил, что может обойтись без него, отодвинул свиток в сторону и стал работать, не обращаясь к нему.
1917
В Лк 24:10, при перечислении женщин, упоминаются Мария Магдалина и Мария, мать Иакова (как в Мк 16:1); затем Лука упоминает Иоанну, а Марк — Саломею.
1918
Мк 16:2, 2, 5, 6, 6, 6 — параллельные
Взаимоотношения между Марком и Матфеем несколько теснее. Местами мы как будто слышим варианты одного и того же текста, хотя по такому отрывку невозможно судить, кто из них кого использовал. Но все равно из 136 слов в эквивалентном отрывке у Матфея (28:1–8) только тридцать пять совпадают с Марком [1919] . Если же расположить рядом тексты Евангелий от Матфея и от Луки, мы едва найдем там десяток или дюжину общих слов, если придерживаться наших критериев [1920] . Тем не менее стоит отметить, когда мы бегло рассматриваем синоптиков, что есть заметное единство в словах ангелов к женщинам: его нет здесь, он воскрес (буквально: «он был воздвигнут», egerthe). Но на этом Марк останавливается (мы рассмотрим пространное окончание Марка в свое время), а Матфей и Лука каждый идут своими путями.
1919
(Далее ссылки на стихи Мф 28/Мк 16): неделя (1/2); Мария Магдалина, Мария (1/1); белый (3/5); Иисуса ищете распятого (5/6); его нет здесь, он воскрес (6/6, у Мк фраза в ином порядке); скажите его ученикам (7/7); он предварит вас в Галилее, там его увидите (7/7); из гроба (8/8).
1920
(Далее ссылки на стихи Мф 28/Лк 16): неделя (1/1); ищете (5/5); Его нет здесь, Он воскрес (6/6; порядок слов совпадает с Мк, хотя Лк вставляет «но», alla, между ними); из гроба (8/9). В завершении у Мф (8) женщины «побежали возвестить (apangeilat) его ученикам»; у Лк (9) они возвратились и «возвестили (apengeilan) все это Одиннадцати и всем прочим». Мягко говоря, тут нет никаких признаков Q–источника.
Тем временем Иоанн следует своим путем с самого начала, и лишь слабые отголоски других повествований звучат сразу после вступительных слов, более или менее соответствующих комбинации Луки и Матфея («в первый же день недели Мария Магдалина приходит к гробнице…») [1921] . Тут Мария, как и у Луки, видит отваленный камень, но не входит, а вместо этого бежит сообщить Петру и возлюбленному ученику. С этого момента единственное пересечение во всем рассказе сводится к различным упоминаниям того, что Иисус стоял «посередине» в горнице, показывая свои руки и ребра, и это наполнило учеников радостью [1922] .
1921
Хотя гробница называется mnemeion, тогда как в Лк и Мк используется слово тпета, а в Мф taphos.
1922
Лк 24:36, 39, 41, Ин 20:19, 20.
Выбор, который нам предстоит совершить на уровне источников, представляется очевидным. Если и есть литературные взаимовлияния, то скорее всего их следует искать между Матфеем и Марком. Но даже если допустить, что один зависел от другого, один из них настолько все переделал, что мы не в силах докопаться до истины. Иногда пересечения касаются таких мест, где их трудно было бы избежать (наименование Марии Магдалины, упоминание гробницы), иногда же, как и в других местах в синоптической традиции, коротко говоря, ключевые фразы («его нет здесь, он воскрес»), возможно, создают лишь иллюзию литературного влияния, а на самом деле объясняются водоворотом пересекающихся не подлежащих учету слов устного предания. А если это так, при том, что гипотеза о какой–то литературной взаимосвязи синоптиков в целом представляется правдоподобной, надо полагать, что каждый из евангелистов имел возможность по–своему пересказать эту историю, восходящую к различным, хотя и тесно связанным, устным и, возможно, письменным традициям.
Но нельзя ли в таком случае выявить стадии дописьменной, устной традиции, предшествующей этим повествованиям в их теперешнем виде? Некоторые пытались это сделать: они изолировали фрагменты повествований и располагали их в гипотетическом порядке хронологического развития [1923] . Но не приходится удивляться, что исследователи тут редко достигали согласия, поскольку отсутствует историческая система координат, в которой можно распределить эти данные. У нас нет плана, который сказал бы нам, где какой мох рос на камне раннего христианства, чтобы мы знали, куда какая его часть попала в процессе развития предания (учитывая вдобавок, что ни камень, ни мох не ведут себя тут по естественным законам). В частности, аргументы главы 18 ниже поставят нас перед вопросом: возможно ли, что среди первых христиан ходили несколько версий рассказов о пустом гробе и о явлениях Иисуса независимо одна от другой? Не дожидаясь обсуждения, лежащего ниже, просто скажем: история возникновения христианства заставляет думать, что эти повествования должны были всегда, хотя бы косвенно, предполагать существование других. Если говорить о пасхальных повествованиях методологически, мы не вправе пользоваться теориями о существовании письменных единиц до того, как евангелия приняли нынешний вид, чтобы исследовать неведомый период между Иисусом и евангелистами. Если мы вглядываемся в темный туннель, мы что–то увидим лишь с помощью света с того или нашего конца. В самом туннеле света, который осветил бы его содержимое, нет.
1923
См. Alsup 1975, Fuller 1980 [1971], L"udemann 1994, гл. 4.
Поэтому трудно говорить и о письменных источниках, и об устной традиции. Последняя, без сомнения, существовала; даже если бы мы так не думали, об этом нам говорит Павел в 1 Кор 15:3. Повествование Павла фактически похоже на краткое резюме других историй, включая сюда распятие и погребение, хотя Павел упускает одни элементы (женщины) и добавляет другие (явление Иакову и «пятистам сразу»). Но выстраивать соотношения между гипотетическими источниками — все равно, что искать черную кошку в темной комнате. Или же — все равно, что искать тело в гробнице, все еще закрытой камнем.
(ii)
Но что если источник появляется как неизвестный родственник, приходит к вам домой и превращается в члена семьи? Тут необходимо применять строгие критерии. Подобное редко случается в других областях: представим, что исследователи–музыковеды задаются вопросом, является ли найденная на чердаке нотная рукопись третьей и четвертой частями «Неоконченной» симфонии Шуберта. Бывает, что уже известный труд оказывается недостающим звеном цепи. Я помню свой восторг, когда, благодаря советам специалистов по Томасу Мору, я смог опубликовать работу, которая раньше была известна просто как анонимный трактат об евхаристии XVI века, в качестве подлинной работы раннего деятеля английской Реформации Джона Фрита [1924] . Поэтому, коль скоро ученые выдвигают гипотезу, что за каноническими повествованиями о страстях и воскресении стоит некий письменный источник, и когда находят документ, описывающий эти события, вопрос о происхождении последнего и о том, как он соотносится с уже известными документами, — это вопрос очень серьезный.
1924
Wright, Fr"uh, 477–484; см. дискуссию там же, 55, 566сл. В своей второй, пространной и более известной работе о евхаристии Фрит ссылается на предыдущую краткую книгу. Анонимный трактат, известный по своим первым словам как A Christian Sentence (Суждение христианина), строго соответствовал своему описанию, а его особенности, в частности, предложенная молитва пресуществления, показывали, что этот труд не мог быть результатом чьей–либо более поздней попытки воссоздать «первый трактат» Фрита, используя намеки из его более поздней книги.
Текст, вызывающий такие вопросы, — это дошедший до нас отрывок Евангелия от Петра. Хотя о нем упоминали Ориген, Евсевий и Феодорит, текст оставался неизвестным, пока не был найден, видимо, его фрагмент вместе с частью Книги Еноха на греческом и еще одним фрагментом, который сейчас принято считать отдельным апокалипсисом, в монастырской пещере в Ахмиме (Северный Египет) зимой 1886/7 года. В 1972 было установлено, что два фрагмента Папируса из Оксиринха принадлежат к тому же тексту, что позволило (наряду со свидетельством Евсевия, упоминавшего Серапиона в связи с этим трудом) утверждать, что документ был создан не позже конца II века. Ученые пришли к выводу, хотя и не бесспорному, что текст был также знаком Юстину Мученику и Мелитону Сардийскому. Это еще сдвигало дату создания самое позднее к середине II века [1925] .
1925
Ориген, Комментарии на Евангелие от Матфея 10:17; Евсевий, Церковная история 3.3.2; 6.12.2–6 (он отмечает сомнения по поводу этой книги Серапиона, бывшего епископом Антиохии около 190 г.); Феодорит, Изложение еретических басней 2.2. James 1924, 90, говорит, что открытие сделано в 1884, но Морер в Hennecke 1965, 1.179, исправляет дату на 1886/7. Краткое введение: Морер, цитируемое место; Quasten 1950, 114сл.; Mirecki 1992а; Elliott 1993, 150–154; обсуждение, например, Charlesworth and Evans 1994, 503–514; Kirk 1994; Verheyden 2002, 457–465. Английский текст — Hennecke and Schneemelcher 1965, 1.183–187; Elliott 1993, 154–158; греческий текст — Aland, Synopsis, 479–507, параллельно с каноническим текстом.
Как только этот текст начали исследовать, у ученых возникло два разных мнения. Одни утверждали, что он создан под влиянием канонических евангелий (Зан, Светэ и многие др.); другие же считали его самостоятельным произведением (Гарнак, Гарднер–Смит). Значительное большинство ученых продолжают стоять на позиции Зана и Светэ, они разработали множество детальных доводов в защиту своей точки зрения. Однако в последние годы Гельмут Кестер предположил, что этот текст, хотя в своей нынешней форме и демонстрирует не подлежащую сомнению зависимость от канонических евангелий, восходит к более древней и примитивной версии, которая в первозданном виде не зависела от канонических текстов. А Дж. Доминик Кроссан в солидной монографии и последующих работах утверждает, что выделил из фрагмента Евангелия от Петра поздние вставки, а, следовательно, определил, какие части восходят к оригиналу, который он датирует 40–ми годами I столетия. Далее, он утверждает, что этот оригинал (который он называет «Евангелием креста») был единственным источником евангельских повествований о страстях и воскресении, а весь остальной материал канонических текстов можно объяснить богословием или политическими интересами различных позднейших авторов [1926] .
1926
Crossan 1988, подведение итогов (и где выложен удобно разделенный на слои текст) — Crossan 1995, 223–227. См. Koester 1982, 163, которому следует Камерон (Cameron 1982, 784), ср. Koester 1990, 216–240. Тем не менее Кестер не согласился с основным тезисом Кроссана (Crossan 1990, 219сл.). Другую точку зрения детально обрисовал Бокам (Bauckham 1992а, 288; см. также 2002, 264): Евангелие от Петра зависит от Мк и от «особого материала», доступного автору Мф, последний как устная традиция, независимое от Мф (отличающееся) использование того же материала. Тот факт, что можно выдвинуть несколько таких правдоподобных гипотез, показывает, насколько трудно тут прийти к определенному выводу.
Чтобы увидеть предмет нашего разговора, процитируем длинный отрывок по нашей теме. Таких отрывков о дне Пасхи там два. Первый — знаменитый отрывок с «говорящим крестом»:
Рано же утром, когда начался субботний рассвет, пришла толпа из Иерусалима и его округи, чтобы посмотреть гробницу опечатанную. И в ту же ночь, когда рассветал день Владыки, — сторожили же воины по двое каждую стражу, — громкий голос раздался в небе. И увидели, как небеса раскрылись и двух мужей, сошедших оттуда, излучавших сияние и приблизившихся к гробнице. Камень же тот, что был привален к двери, отвалившись сам собой, отодвинулся, и гробница открылась, и оба юноши вошли. И когда воины увидели это, они разбудили центуриона и старейшин, ибо и они находились там, охраняя (гробницу). И когда они рассказывали, что видели, снова увидели выходящих из гробницы трех человек, двоих, поддерживающих одного, и крест, следующий за ними. И головы двоих достигали неба, а у Того, кого вели за руку, голова была выше неба. И они услышали голос с небес: «Возвестил ли Ты уснувшим?» И был ответ с креста: «Да» [1927] .
1927
Евангелие от Петра 9:34–10:42. Перевод Mopepa (Hennecke 1963, 186) с вариантами Кроссана (Crossan 1995, 226).