Воскрешенные
Шрифт:
Как боги влияют на происходящее? Воздействуют мыслями или воспоминаниями, подманивая к человеку нужные им в определенный момент, моделируют будущие события, управляя тем, что людям кажется случайностью… Так можно справиться с «дикими»?
Ой, боюсь, что нет. В их мыслях сперва разобраться надо, да и логика их событий вряд ли сопоставима с человеческой. Остается противостоять им силами землян — вот мы и пришли к тому, что имеем. Королева — полудух, полубогиня, попыталась сделать это. Неужели только она?
Да и она — просчиталась. В численности армии, в сроках — точно просчиталась.
Как «дикие» смогли уничтожить Беспредел? Неужели боги не заметили подготовки к использованию оружия такой мощности?
— Это всё на самом деле? — вдруг спросил Дарх.
Он сидел на траве и смотрел на меня, словно на экран телевизора. Он видел все мои воспоминания в картинках — как-то упустила я эту его способность. Впрочем, не жалко. Ничего такого, что стоило бы от него скрывать, в них не было. Кажется.
— Нет, фантастический роман сочиняю.
Дарх дернул бровью. Он выглядел растерянным.
— Это на самом деле, — после секундного колебания утвердительно произнес он.
— Тебе-то что? — пользуясь его замешательством, поддела я. — Планетой больше, планетой меньше. Мы ведь сейчас не на той Земле, где Остров, да? Зачем переживать? У тебя много более важных дел, правда?
Он помрачнел, окончательно поверив.
— Я не знаю, будут ли существовать остальные миры, если исчезнет исходная Земля. Они с ней связаны. И я не думаю, что пришельцы ограничатся несколькими вариантами Земли. Уничтожать — так все. М-м.
Час от часу не легче. А ведь точно! Наверняка там тоже были боги! Они спаслись? А духи? Может, спаслись, они же быстрые! Духи могли что-то видеть!
Дарх, очевидно, подумавший о том же самом, ушел в себя. Иначе не сказать: его глаза остекленели, он перестал шевелиться и даже дышать. Наверное, мысленно куда-то улетел, может, к своему покровителю?
Отсутствовал он долго, и то, чем занималась его нефизическая сущность, поглотило его внимание настолько, что тело осталось совсем бесконтрольным: оно несколько раз дернулось судорогой, а из уголка рта выбежало несколько капель слюны. Совершенно беззащитно. Можно тюк! — и всё. Опасаясь чего-то подобного, меня пытались окружить его духи, они волновались и шевелили мне волосы, не в силах причинить какой-нибудь более существенный вред.
Наконец, Дарх вернулся. Это стало ясно по появлению в его глазах осмысленного выражения, а выражали они гнев.
— Тупые микробы! — гаркнул он, едва подобрав слюни. — Чего вы ждали?! Чего хотели?! Побороться?! Неужели не ясно было с самого начала — проклял вас бог, так идите и убейте себя сами, любым доступным способом, не подставляйте других!
Сказать, что этот шедевр мужской логики меня озадачил — ничего не сказать. Одно дело обвинять меня в его собственных бедах — это можно объяснить обидой, которая застлала глаза — и совсем другое — это… Наверное, специфика местного менталитета.
Выпад достиг обратного результата: чувство вины, которое всё же, как крошечная личинка, подтачивало меня изнутри, исчезло совершенно.
— Дарх, ты бы занялся собой, — пережив потрясение, набралась наглости я. — У тебя явный дефект психики — некритичность
— У меня много дефектов! — взял Дарх более высокую ноту. — И причина этого — ты!
А вот это — мое наказание за гибель людей на подводной лодке. За гибель всех, чьими жизнями я пожертвовала ради спасения других. Возможно, отбывать его придется вечно.
— Я знаю, — согласилась я.
Дарх замер, глядя на меня недоверчиво и выжидающе. Но добавить было нечего, и он в конце концов отвел глаза.
V
Галю скрутило, едва погас синтетический свет лампы диагноста. Ей неважно было, какие результаты наблюдает Герман на дисплее, да и вообще ничего не было важно. Свет погас, она оказалась во тьме. Тьма настолько резко и безжалостно погрузила ее в абсолютное одиночество, что она почувствовала себя очень маленькой и слабой. Незначительной, пустой помехой на пути каких-то важных обстоятельств, которую смели с дороги носком ботинка, и жизнь спокойно потекла дальше. Мимо. Для кого-то другого, не для нее. Она в жизни лишняя. Все самое лучшее, яркое, гармоничное и прекрасное досталось ей случайно, как кусок угощения, упавший с огромного блюда, который несли кому-то, чтобы передать с поклоном, на чужом богатом празднике.
Противная чувству самосохранения, но очевидная, идея вызвала бурный протест нервной системы, и Галя, свернувшись калачиком, безудержно рыдала, комкая и заливая слезами бледно-зеленую хрустящую простыню, ничуть не заметив, что свет снова зажегся.
Герман засек время по привинченным к столу электронным часам и достал из шкафчика ампулу. После того, что пережила Галя, было бы опасным отсутствие подобной реакции, но почему-то он был уверен, что «дикие странники» тут ни при чем.
Когда Галя затихла, он вышел из-за приборной стойки, сел на табурет рядом со столом диагноста и, навалившись на край стола, стал ждать. Открыв глаза, она встретилась с его сочувствующе-виноватым взглядом, настолько комичным у человека-глыбы, что ей пришлось улыбнуться.
— «Дикие странники» тут ни при чем, да? — тихо спросил Герман.
— Да ну их, убогих уродов, — подтвердила Галя и сама задумалась над несуразностью своих впечатлений. — То, что они делают, легко лечится подругой-волшебницей…
Это объяснение, впрочем, тоже было в чем-то несуразным, и она замолчала.
— Другое тоже лечится, — подождав, сказал Герман.
— Как? — удивилась Галя.
Она приподнялась, сев на столе, и он отстранился, опершись спиной о переборку.
— Коротким курсом инъекций.
Не веря, Галя смотрела на него во все глаза. Ага. То, что стало причиной сотен тысяч смертей и миллионов страниц романов, можно исцелить парой уколов. Простуду и то лечить сложнее!
Но это же Герман…
— Ты изобрел лекарство от любви? — на всякий случай уточнила она.
Его еле заметно передернуло.
— Ненавижу этот вопрос: «Ты изобрел?..» Я установил, какие вещества выделяются в организме при переживании таких эмоций, как они воздействуют на центральную нервную систему и синтезировал вещество, которое именно их нейтрализует. Вот и всё.