Восьмой ангел
Шрифт:
— А пророчество? Оно о чем? — тоже задумался Моду. — Понять бы, какое именно, здесь их столько… Ладно, надо идти.
— Ну, а если и вас… — Адам выразительно погладил свой висок. — Как тогда?
— Мы же не будем искать вход, — хмыкнул Моду. — Тем более нельзя найти то, чего нет.
— Как это — нет? — опешил чеченец. — Я же нашел! Каменная глыба, перекрывающая вход. Сухая и теплая.
— Огорчу тебя, друг, — качнул головой малиец. — Наверное, хогону просто надо было тебя остановить, вот он и показал фокус.
— Фокус? — Адам задохнулся от негодования.
—
— А где? — разозлился Адам. — Знаешь? Покажи!
— Я не знаю, — спокойно ответил Моду. — Никто не знает. Думаю, вход там, где ему прикажет хогон.
— Что?!
— Разве ты не помнишь из мифов, что скалы открываются там, где указано, а не там, где должно?
— Ты о чем, Моду? — насторожился Барт.
— Да о том лишь, что примерно полгода назад американцы обследовали весь утес с высокоточной техникой в руках. Тоже искали вход в пещеру. Приборы показали, что скала — монолит. Без трещин и пустот.
— Один в один! — хлопнул себя по лбу Барт. — Когда мы вернулись на Сейв-Вэр после больницы, тоже с аппаратурой, хотели отыскать ту самую пещеру, где «Туле» устраивало обряд посвящения, приборы показали, что массив однороден. Сплошная скала. Какие пещеры? Какое тайное общество? За нашими спинами люди просто крутили пальцем у виска… — Он горько и понимающе засмеялся. — Сто раз ты прав, Моду. Места разные, время другое, а приемы сохранения тайн одни и те же! Вселенский разум… Интересно, — он перевел разговор в другое русло, похоже, сегодня больше его занимавшее, — Движутся только рисунки на святилище? А те, что на других скалах?
— Да, и почему об этом не говорят сами догоны? — задумался Моду.
До вечера друзья, в которых возобладал дух ученых-исследователей, проговорили и проспорили о том, как, в принципе, возможно движение наскальных рисунков, цитировали Грийоля, вспоминали местные поверья, время от времени взглядывая на часы, чтобы не пропустить время предстоящего визита к хогону.
— Ну, — поднялся Моду, — кажется, пора. Солнце пошло вниз.
Адам, принимавший самое горячее участие в научной этнографической дискуссии, вдруг сник.
— А если заклятье продолжит действие? Значит, я не дойду?
— Ты уже сходил, — бросил Моду. — Уже все испортил. Скорее всего, хогон теперь просто не станет с нами разговаривать. Даже из хижины не выйдет.
— Ладно, — скрипнул зубами чеченец. — И не с таким справлялись. Моду, если к утесу подходить с другой стороны, сделав крюк, это насколько дольше?
— Ты что? — завопил малиец. — С ума сошел?
— Барьер поставлен на путь вперед, так? — Глаза Адама холодно и хищно блеснули. — А если я пойду с другой стороны, получится, что я двигаюсь назад, к деревне?
— Не дури, — тяжело проронил Барт.
— Я пошел, — таким же тяжелым взглядом ответил приятель. — Встретимся на утесе.
Глава 19
— Ну, вот, сейчас потрясемся немного, километров шесть, и там уже до Мурманской области рукой подать.
Отец Павел сбросил скорость сначала до сорока, потом до двадцати, и вот
— Что так? — удивилась Славина. — Дорога плохая?
— Да тут ее вообще нет, — сообщил водитель. — Несколько лет делают, сначала километр непроездной был, потом — три, в июне ехал, уже пять насчитал. Сейчас, думаю, не меньше шести. Не перестаю удивляться: никто тревогу не бьет, покорно едут, машины калечат…
Священник ошибся. Вместо шести километров по откровенному бездорожью пришлось трястись все десять.
Таких дорог Ольге в своей жизни видеть не приходилось. Конечно, журналистская судьба помотала ее и по проселкам, и по горным серпантинам, и по пескам, и по каменным россыпям. Но чтобы нормальное российское шоссе, единственная дорога, в меру разбитая, неуклюже заштопанная заплатками ямочного ремонта, в один момент превратилась в широкое совершенно непроходимое пространство, усеянное острым щебнем, частыми валунами, меж которых чернели глубокими оспинами влажные ямы… И так десять километров…
«Волга» упорно ползла вперед, вздрагивая от ударов залетающих под днище камней и грозно подвывая на каждой новой яме. Навстречу телепались такие же несчастные машины, впрочем, весьма немногочисленные. За весь чудовищно разбитый отрезок Славина насчитала четырех страдальцев. Кто-то, малопонятный в темноте, плелся сзади, то и дело вторгаясь дальним светом во внутреннее пространство салона. Сама «Волга» тоже нанизывала на свои лучи передний автомобиль, красный замызганный «опель».
Вдруг «опель» резво рванул вперед, из чего и Ольга, и отец Павел сделали вывод, что мука мученическая наконец-то закончилась. «Волга» радостно рыкнула и понеслась по ухабистому асфальту. После перенесенных тягот изрядно раздолбанное шоссе показалось едва ли не американским автобаном, зеркально зализанным и идеально ровным.
— До Лоухов — двадцать километров, — радостно оповестил отец Павел, — это последний карельский поселок, дальше уже Мурманская область. Время мы, конечно, потеряли, но все равно успеем. Даже с запасом. Дорога пустая, никто не помешает.
Священник ошибся во второй раз. Не успели они отмотать очередную десятку, как в свете фар ярко полыхнул аварийный треугольник.
— Остановимся? — сам у себя спросил отец Павел. — Может, помощь нужна?
Ольга предусмотрительно промолчала, хотя останавливаться и снова терять драгоценное время ей никак не хотелось.
Метрах в пяти от выставленного на дорогу знака горел слабенький костер, возле огня копошилась какая-то фигура.
«Волга» притормозила, фары осветили покоцанный долгими дорогами некогда белый зад старенького микроавтобуса. Фигура от костра метнулась к машине.
— Друг, — кинулся к выходящему из машины батюшке мужик в лохматой зимней шапке, — горяченького ничего нет? Кукую тут с вечера. Помощь жду. Коробка передач накрылась. Из гаража обещали приехать, отбуксировать, да, видно, решили утра дождаться. Я замерз, зуб на зуб не попадает. Ни пожрать, ни чаю — ничего нет… И ни одна собака не остановится, чтоб помочь! Ну что за люди!