Воспитание бабочек
Шрифт:
Доктор Новак пыталась объяснить этой группке «победителей в лотерее смерти», что горестное, на первый взгляд противоестественное событие сделало их в каком-то смысле «уникальными», и при этом старалась сохранять невозмутимость, словно вела речь о вещах обыденных и обыкновенных.
— Я понимаю, что вы хотите помочь нам избавиться от груза определенных слов, но это непросто, — заметил Макс, поправляя сползшие на нос очки.
— Но, возможно, именно с этого стоит начать, — возразила психолог.
— Чушь собачья, — отрезал Рик. — Некоторые слова мне больше не
— Если бы я смогла вернуть сына, он мог бы хоть по имени меня называть, какая разница, — убежденно сказала Бенедетта, самая прагматичная из них.
Серена еще не открывала рта, хотя, как правило, была самой разговорчивой. Она понимала, что эта дискуссия ни к чему не приведет, потому что на самом деле ее одногруппники не желали поступаться своей прерогативой родителей, если их еще и можно было называть таковыми. И что бы они ни говорили, они никогда не смирятся с потерей определенных привилегий.
— Я ни о чем не жалею, — заверил Рик, потирая мозоль под большим пальцем ноги.
Этих людей объединяло нечто гораздо большее, чем просто утрата. Смерть ребенка они считали неизлечимой болезнью, которая, вместо того чтобы убить их, заставляла их жить.
При таком образе мыслей трудно было поколебать их убеждение в том, что они никогда не смогут излечиться. Чтобы выдерживать боль, они тем или иным образом приспособились к болезни.
Рик, например, перестал носить обувь с тех пор, как его двухлетний сын утонул в надувном бассейне глубиной каких-то пять сантиметров. Хождение босиком не было ни бунтом, ни способом привлечь внимание к себе или к тому, что с ним произошло. Просто Рику казалось бессмысленным делать то же, что и раньше. Для него смеяться, есть, водить машину или одеваться означало притворяться, будто ничего не случилось. Сама жизнь стала невыносимой. Но поскольку он не мог перестать делать все, то выбрал это единственное эксцентричное решение.
Оно примиряло его с тем, что он все еще жив.
Так Рик нашел компромисс, который позволял ему каждое утро вставать с постели, надевать костюм и галстук и продолжать работать в офисе. Серена не сомневалась, что окружающие его люди, в том числе те, кто знает его историю, убеждены, что он сошел с ума.
Но для Рика подлинным безумием было то, что он пережил собственного ребенка.
Вероника не уставала повторять, что в среднем трех минут без дыхания достаточно, чтобы вызвать необратимые повреждения головного мозга, а еще пара минут приводит к смерти. Поэтому при удушье нет времени вызвать «скорую». Вдобавок она утверждала, что большинство медицинских работников не умеют оказывать первую помощь при обструкции дыхательных путей.
Частенько Вероника заявлялась на дни рождения незнакомых ей детей, чтобы предупредить собравшихся о том, как опасно надувать воздушные шарики ртом, потому что, если они попадут в трахею, вытащить их будет невозможно.
В одной только Италии происходит не менее пяти таких случаев в год.
Серена и
Но Вероника, потерявшая свою Камиллу именно из-за дурацкого красного шарика, говорила со знанием дела.
И она, и Рик пережили крушение браков. Обоих бросили супруги, потому что оба не смогли смириться с утратой.
Бенедетта и Макс когда-то были женаты друг на друге. Поводом для расставания стала не смерть их единственного сына Эдоардо. Истинной причиной была возникшая в результате этой потери пустота. Пустота, от которой невозможно отвести взгляд. Как ни старайся. Пустота, которую невозможно скрыть, живя вместе, — только поодиночке.
Поэтому Макс и Бенедетта продолжали любить друг друга и встречаться.
Как и дети других членов группы, их ребенок погиб из-за события, которого можно было избежать. Эдоардо шел по тротуару, держа за руки родителей, когда его сбил проклятый арендованный электросамокат. Ездить на самокате полагается одному человеку, но на этом катались двое, причем оба несовершеннолетние. В городе за самокатами особо не следили, и, поскольку «совместное использование» меньше загрязняет окружающую среду, Эдоардо заплатил жизнью за моду на экологию.
Каждый реагирует на трагедию по-своему. Макс завел привычку прохаживаться возле начальных школ в часы, когда ученики входили или выходили. Или на игровых площадках в парках. Вид детей утешал Макса, но пару раз его чуть не линчевали, приняв за педофила.
Бенедетта освоила кикбоксинг. Каждый субботний вечер она красилась, надевала красивое платье и отправлялась искать драку. Нередко она появлялась на встречах с синяками на лице, но ни у кого не хватало смелости спросить ее, где она их заработала.
Серена оказалась среди них почти случайно и присоединилась к группе последней.
Когда она вернулась из Виона, начальство уволило ее за халатность. Вскоре ее сбережения вылетели в трубу из-за высокорисковых инвестиций, сделанных в период «Плюшевого мишки». Чтобы покрыть убытки, Серене пришлось продать квартиру.
На «чистку» она потратила около года. Но после того, как она освободилась от алкоголя и наркотиков, ей пришлось в одиночку справляться с сильнейшей депрессией, которая скрывалась за всеми ее зависимостями.
Поняв, что долго она не продержится и либо попадет в психушку, либо станет бездомной, Серена решила обратиться за помощью. Она отправилась в консультационный центр, чтобы пройти программу психологической поддержки. Среди множества листовок на стенде она выбрала ту, у которой было символическое название: «Группа глюков».
На жаргоне геймеров глюк — это аномалия в программном обеспечении, которая позволяет игрокам получить неожиданную выгоду. Зачастую глюк скрывается в системе, и те, кто его находит, могут без труда проходить нужные уровни и набирать больше очков.