Воспитание бабочек
Шрифт:
Например, на мысли о том, что, раз эта деревянная шкатулка проделала такой путь, Адоне Стерли наверняка мертв.
6
— Его нашла Бьянка, сестра… Стерли был уже пару дней как мертв.
Слова Гассера не удивили Серену: все уже объяснила шкатулка. Но она недоумевала, почему Адоне нарушил их негласный договор о молчании. Зачем отягощать ее еще и печальной новостью о его смерти?
Как ни странно, в рассказе начальника вионской полиции Серену больше зацепило то, что она впервые услышала имя Бьянки Стерли. Она сознавала, что цепляться за эту деталь мелочно,
Гассер подтвердил ее худшие опасения, и Серена задавалась вопросом, почему, когда нам говорят то, чего мы не хотим слышать, наши мысли всегда сосредоточиваются на самых незначительных пустяках. «Возможно, так мы избегаем боли», — сказала она себе. Интересно, как зовут племянницу Адоне. Сколько ей сейчас лет? И рассказали ли ей наконец, что у нее был дядя?
— Во всяком случае, похороны ему устроили хорошие, — добавил мужчина в трубке.
Голос Гассера остался прежним, и Серене стало любопытно, изменился ли он внешне. Прошло чуть больше шести лет.
— Как это случилось? — спросила она, хотя и сомневалась, что хочет это знать.
— В заключении судмедэксперта написано «естественные причины», — ответил командир, как бы давая понять, что они не захотели вникать в подробности. Почти знак уважения к радикальному решению человека, который никогда не уклонялся от своей ответственности и, так или иначе, поплатился за совершенные преступления в полной мере.
Серена подумала, что, если Адоне отправил ей шкатулку с закладками, объяснений могло быть два. Либо переплетчик предчувствовал, что произойдет, либо совершил это сам.
Косвенно ее догадку подтвердил Гассер:
— Пес лежал рядом с ним, тоже мертвый.
Ей представился черный дьявол — смирное, как выяснилось, животное, чьей клички она так и не узнала.
— В руках Адоне держал книгу, — продолжал командир. — Сначала я подумал, что это Библия, но в ней говорилось о растениях, — озадаченно добавил он.
Серена поняла, что знает эту книгу. Ей вспомнился учебник ботаники и то, как друг показал ей тайное письмо, проявлявшееся на странице под воздействием тепла. Уловка с чернилами из кобальтовой соли, которую использовали двое влюбленных, чтобы скрыть свою любовную переписку. Серена сомневалась, что хочет слышать продолжение, и закрыла глаза.
— Как бы там ни было, в последнее время Адоне повредился в уме, — попытался утешить ее Гассер. — Пару раз я заходил его проведать, и он постоянно разговаривал сам с собой, а меня не замечал.
— Спасибо, — сказала Серена, надеясь его остановить.
Полицейский понял, что сказал достаточно.
— А как поживаете вы? — спросил он.
Она поняла, что Гассер задал этот вопрос от всего сердца, и решила ответить правду.
— Я жду ребенка. Мальчика. — Это откровение идеально резюмировало ее душевное состояние. Для таких, как Серена, рождение еще одного ребенка означало не только движение вперед, но и возвращение назад. В этом выборе уживались новая смелость и новые страхи.
— Очень рад это слышать, — произнес Гассер. Он тоже был искренен. — Надеюсь, когда-нибудь мы увидимся снова.
«А я нет», — подумала Серена.
Потом они попрощались.
Повесив трубку, она подумала о том, что все эти годы вспоминала об Адоне только мимоходом, избегая слишком уж зацикливаться на моментах, проведенных с
Серена вспомнила тот эпизод, который стал и их последней встречей. Она торопливо одевалась, стараясь не шуметь, чтобы уйти, пока он не проснулся, но Адоне молча смотрел на нее с постели. Его безмолвный взгляд стоил тысячи слов.
Что бы произошло, если бы хоть один из них что-то сказал?
Серена никогда не задавалась этим вопросом, но сейчас он возник очень навязчиво. Адоне понял, что ей нужно уехать и забыть все, что произошло в Вионе, даже если забвение коснется и его.
Из уважения к воле Серены он больше не искал ее.
Единственным его проступком стала отправка деревянной шкатулки. Способ не кануть в забвение полностью. Или просто вернуть себе маленькую роль в ее жизни. А может, это было посмертное признание, попытка дать ей знать о том, чего он так и не смог сказать. О том, что он ее любил.
Благодаря этому последнему соображению Серена и поняла, что время непроизнесенных слов прошло.
В соседней комнате сидел профессор Ламберти — ждал правды, в которой ему слишком долго отказывали. Серена попросила его потерпеть еще немного и позволить ей сделать один телефонный звонок, но откладывать дальше было нельзя. И она воспользуется признанием в любви от Адоне Стерли, чтобы все ему рассказать. Да, это к лучшему.
— Я готова, — сказала Серена, входя на кухню.
Профессор, скрестив руки, задумчиво сидел за обеденным столом.
— Я тоже, — улыбнулся он.
Серена села рядом. Эти места они выбрали, когда впервые зашли в дом. Никто их им не отводил, и они даже заранее не советовались друг с другом. Но с тех пор места уже не менялись. Серена подумала, что именно это и делает из людей семью: каждый знает свое место за столом, в кровати или на диване, и остальные тоже знают. С первого раза ничего больше не меняется. А когда один из членов семьи отчего-то пропадает ненадолго или навсегда, место все равно остается за ним.
Сын, которого она носила под сердцем, тоже выберет свое место в этом доме. Но было еще слишком рано.
Поэтому, прежде чем заговорить, Серена посмотрела на пустой стул напротив них. Она мысленно выдвинула его из-за стола, чтобы усадить свою дочь Аврору. Она знала, что по окончании рассказа ее девочка встанет и молча уйдет. Такова жизнь, Серена ничего не могла с этим поделать. Но сейчас Аврора вернулась и была здесь.
— То, что ты услышишь, вероятно, тебя потрясет, — начала Серена. — Ты точно этого не ожидаешь и даже не можешь вообразить. Отчасти я боюсь, что ты не поймешь, почему я не хотела рассказывать раньше. Может быть, после этого ты посмотришь на меня по-другому, почувствуешь себя странно. Но что-то мне подсказывает, что в итоге мы оба поймем, что во всем есть какой-то смысл, даже если мы не можем полностью его постигнуть… Это как эффект бабочки: если бы того, что я сейчас тебе расскажу, не произошло, мы не сидели бы сейчас здесь и внутри меня не было бы этого ребенка.