Воспитанник орков 1
Шрифт:
К некому удивлению Данута, домочадцы ни словом не обмолвились о человеке, убитом ночью напротив их собственного дома. Верно, покойника подобрали до того, как семейство проснулось, а ночная стража не сочла нужным искать свидетелей. Или же, семейному спокойствию поспособствовало вмешательство Гилберта. Все—таки, кто он такой, этот Гилберт, если к его слову прислушивается стража?
Следующий день был воскресным. Гномы, даже если они очень сильно хотели заполучить петрол и дядя, стремившийся заработать, не могли нарушить неписанное правило — по воскресным дням никто не должен работать! Не то, что это впрямую запрещалось (у кого хватит ума запретить торговлю в городе, выросшем и окрепшем благодаря торговцам?), но считалось дурным тоном. Дескать, по воскресеньям трудятся лишь неудачники и хапуги! Рыбаки в этот день не выходили в море, ремесленники отставляли в сторону инструменты, ростовщики запирали сундуки и шкафы, а
Нынешний день был воскресным, да еще и праздничным. Тангейн отмечал не то тысяча четыреста пятнадцатую, не то — тысяча четыреста шестнадцатую годовщину своего рождения. Говорят, основатель города Тан Гейн пришел в этот день на берег моря и решил, что здесь он отдохнет от сутолоки и суеты. По другой версии, более романтической, но менее правдоподобной, отца—основателя проглотил кит и тот две недели провел в желудке морского зверя. В один прекрасный день кит выплюнул Тан Гейна на сушу и тот так обрадовался обретенной свободе, что решил никуда отсюда не уходить. Но суть даже не в этом. Тангейцы очень гордились, что их город, в отличие от других, не имел в собственном основании ни эльфийских, ни гномьих, ни (тьфу—тьфу!) оркских корней. Впрочем, кое—кто из историков поговаривал, что на самом—то деле здесь было селение эльфов, куда и прибыл отряд людей, желающих основать собственную базу на северном море. А Тангейн — это не имя первопоселенца, а искаженный перевод с эльфийского слова «кайен», означающий на наречии альвов число «десять». Правда, чего там было десять — не то холмов, на которых утвердился город, не то рукавов Шейны, впадающих в Вотран, никто не знал.В доказательстве эльфийского происхождения города приводили тот самый ажурный дворец, не уступавший по высоте магистрату. Но с этим зданием были сплошные неясности. Издалека он и вправду напоминал творение, созданное чьими—то руками, но если подойти ближе, то было заметно, что это всего—навсего скала, превращенная в чудо морскими ветрами (а может, еще и течениями, если верить тем умникам, которые говорили, что некогда берега Вотрона были залиты морской водой!). Местные «эльфийцы» же возражали, что альвы строили свои дворцы так умело, что те не отличались от природных объектов.
Но жителей города, особенно молодежи, не было особого дела до древней истории. Они просто радовались очередному празднику. (Заметим, что праздников было немало. Обычай побездельничать — дело хорошее, но нужно кому—то и векши зарабатывать, чтобы вносить налоги в казну Городского магистрата.)
Глава 6. Слухи и домыслы — продолжение
Обычно Данут любил праздники. Он с удовольствием слушал гул толпы, с любопытством рассматривал механические часы, прозрачные фигурки и оружие из Скаллена, чудесные статуи, созданные скульпторами в ледяной пустыне Юдель, так похожие на ледяные фигуры, серебряные и бронзовые украшения далекого Морна. На праздниках можно заглянуть в балаган циркачей, посмотреть, как они ловко жонглируют факелами, метают ножи и ходят по проволоке под самым куполом.
Приезжали в Тангейн и бродячие артисты, показывавшие интересные представления. Что—нибудь, о похищении драконом прекрасной девы. Или о мальчике, выросшем среди орков, но в тяжелый час для людей перешедшем на сторону своих соплеменников.
Не меньше, чем гулять по окрестностям и любоваться достопримечательностями, Дануту нравилось ходить по лавкам оружейников, рассматривая причудливые доспехи, выкованные для богачей и простенькие кольчуги, сплетенные для простых воинов, поглазеть на изобилие мечей — от короткого гладиуса до огромного эспадона, потрогать кинжалы — от прямых даг до бебутов. Мастера—оружейники, первое время неодобрительно косившиеся на здорового парня, глазеющего на их сокровища, скоро привыкли к нему и даже, порой, использовали его как живой манекен. Особенно, если заказчик был крупным мужчиной и не мог явиться на очередную примерку—подгонку доспехов.
Но во время праздников на площадях Тангейна открывались совсем особые лавки и мастерские, привыкшие удивлять не только приезжих, но и самих жителей. Кого удивишь мастерской оружейника, где продают доспехи и оружие, лавкой часовщика или гончара? А вот что вы скажете о павильоне, где на ваших глазах
Но вот чего не любил Данут, так это некоторых развлечений, которые обожали жители города. Скажем, чего хорошего, пялиться на драку двух петухов? Смотреть, как они долбят друг друга шпорами, пытаются клювами выбить друг другу глаза? А зрители кричат, делают ставки и одобрительно верещат, когда один из двух красавцев превращается в кучу окровавленных перьев, а второй — еле живой, встанет над ним и, косясь уцелевшим глазом, попытается спеть торжественно—траурную песнь победителя... А бои баранов? Два рогатых, от всей дури бьют друг друга рогами, которым позавидует бывалый муж. В природе, как прекрасно знали все, драки между самцами имеют какой—то смысл. А здесь? Нет уж, нет уж... Данут не уважал и драки между людьми. Хоть единоличные, хоть те, когда сходятся стенка на стенку. Отец еще говорил, что в драке на потеху толпы ничего хорошего нет. И не надо никому ничего доказывать. Драться нужно только тогда, когда иного выхода нет. И то... Если нет выхода, лучше не драться, а убивать.
Хотя, пару раз Данут не сумел удержаться и показал—таки свою силу и мощь. В первый раз, когда нужно было залезть на высокий и гладкий столб (очень уж ему приглянулся один из призов — охотничий нож в красивых ножнах), а во второй встал вместе с парнями со склада (очень просили) на перетягивание каната. Ну, свой конец они, разумеется, перетянули, но когда кто—то из команды соперников неожиданно ослабил хватку, так все наземь и полетели. Смеху было!
Но сегодня парень был не в том настроении, чтобы отправиться гулять. Нет, дело даже не во вчерашнем происшествии и не в ноющей руке (в поселке бывало и хуже). Все было немного проще — ему нечего было на себя надеть! После недавних злоключений парадные (они же выходные) штаны приобрели такой вид, словно их владелец разгружал мешки в порту или таскал кирпичи, а куртка была разорвана в двух, а, нет — в трех местах. Самое любопытное, что Данут не мог вспомнить — как же так получилось, что его одежда пришла в негодность? Ну, ладно, была бы дырка на левом рукаве... Вроде, по земле не валялся, не дрался, а лишь помахал палкой и немного побегал. Можно, разумеется, все отстирать и заштопать, но теперь эту одежду можно носить только на работе, а для выхода в город купить новое. Векши у Данута были, но купить одежду сегодня невозможно. Стало быть, придется провести весь день в доме дяди, умирая от скуки.
Но все—таки, природная аккуратность взяла свое. К тому же, какое—никакое занятие. Как мог, парень отчистил штаны, скрепив на «живую» нитку лохмотья. По крайней мере, завтра не так стыдно идти в лавку за новой одеждой. Случись это на пару дней раньше, Данут вышел бы в город и пошел бы на праздник в той одежде, какая есть. Подумаешь. Но не сейчас. А вдруг на площадь придет Тина? Увидит его и, что подумает? Нет уж, надо покупать новое. Да, а векшей—то хватит? Подсчитав кожаные обрезки, повеселел. Должно хватить и на новые штаны, и на куртку. Пожалуй, следует купить одежды и на запас. Кто знает, не случится ли подобная ситуация в будущем?
Размышления Данута были прерваны стуком в дверь.
«Кого это там Ящер несет?» — в раздражении подумал парень, спускаясь вниз.
Данут резко распахнул дверь, едва не угодив по лбу ... Тине. Смутившись — вот был бы казус, если бы он снова ее ударил, парень замер с раскрытым ртом. А барышня, оглядывая его с ног до головы, хмыкнула:
— И чего это вы такой грубый?
— Почему грубый? — удивился Данут.
— Чуть что — Ящера поминаете, — пояснила девушка.
— Ящера? — не сразу и понял парень. Выходит, про Ящера он не про себя подумал, а сказал вслух. — Извините...
Тина, довольная его растерянностью, хихикнула, но потом стала серьезной.
— Я к вам по поручению господина Альц—Ром—Гейма, — сообщила девушка вполне деловым тоном. — Мой воспитатель просит у вас прощения за грубость.
— Это ничего, — отмахнулся юноша. — Вы сами—то как?
— А что со мной сделается? Подумаешь, шишка, — засмеялась девушка, потерев зачем—то лоб.
— Я, это, — замялся парень. — Очень, конечно, извиняюсь...
Девушка звонко расхохоталась.
— Ох, как хорошо, что вас не слышит мой учитель, — пояснила она. — Он бы вам сразу сказал, что говорить «извиняюсь» — это все равно, что сказать — извиняю себя. И что так говорят только малообразованные люди.