Воспламенение

Коллинз Сьюзен

Слишком подавленная, даже чтобы плакать, все, что я хочу, — это свернуться калачиком на своей кровати и спать, пока мы не прибудем в Капитолий завтра утром. Но у меня есть миссия. Нет, это больше чем миссия. Сохранить Пита в живых. Как ни странно, я могу достичь этого, несмотря на гнев Капитолия, главное, чтобы я была на высоте в своей игре. Это не получится, если я буду скорбеть по всем, кого люблю дома. Позволь им идти, говорю я себе. Скажи «прощай», забудь их. Я прилагаю усилия, думая о них, о каждом, один за другим, отпуская их,

как птиц из клеток внутри меня, запирая двери, чтобы они не вернулись.

К тому времени, как Эффи стучит в мою дверь, чтобы позвать меня на обед, я абсолютно пуста. Но эта легкость не совсем неприятна.

Еда нас покоряет. Так покоряет, на самом деле, что мы сидим в полной тишине, нарушаемой только удалением старых блюд и предоставлением новых. Холодный суп из протертых овощей. Рыбные котлеты с лимонной пастой. Те маленькие птицы, заполненные апельсиновым соусом с диким рисом и водяным крессом. Шоколадный десерт с заварным кремом усеян вишнями.

Пит и Эффи делают редкие попытки беседы, которые быстро угасают.

— Мне нравятся твои новые волосы, Эффи, — говорит Пит.

— Спасибо, мне специально сделали их соответствующими броши Китнисс. Думаю, мы могли бы повязать тебе на щиколотку золотую ленточку и, возможно, найти для Хеймитча золотой браслет или что-то вроде того, тогда бы мы стали выглядеть как команда.

Очевидно, Эффи не знает, что моя брошь в форме сойки-пересмешницы — теперь символ, используемый мятежниками. По крайней мере в Дистрикте-8. В Капитолии сойка-пересмешница — просто забавное напоминание об особенно захватывающих Голодных Играх. Что еще это могло бы быть? Настоящие повстанцы не могли поместить тайный символ на что-то столь же прочное, как драгоценности. Они помещали его на крекерах, которые можно тут же съесть при необходимости.

— Мне кажется, это отличная идея, — говорит Пит. — Как насчет этого, Хеймитч?

— Ага, пофиг, — отвечает Хеймитч. Он не пьян, но я вижу, что он хотел бы этого. Эффи заставила убрать свое вино, когда увидела его усилия, но он все равно в жалком состоянии. Если бы он был трибутом, он не был бы должен Питу ничего и был бы так пьян, как ему хотелось. Теперь он собирается направить все свои силы на то, чтобы сохранить Питу жизнь на арене, полной его старых друзей, и он, вероятно, потерпит неудачу.

— Возможно, мы могли бы надеть и на тебя парик, — произношу я в попытке разрядить обстановку. Он только кидает на меня взгляд, говорящий, чтобы его оставили в покое, и все мы едим наш заварной крем в тишине.

— Пойдем смотреть повтор Жатвы? — спрашивает Эффи, промокая уголки рта белой салфеткой.

Пит уходит за своим блокнотом с оставшимися победителями, а мы собираемся в купе с телевизором, чтобы увидеть, кто будет нашими соперниками на арене. Мы все на месте, когда начинает играть гимн и появляется ежегодное повторение Жатвы в двенадцати дистриктах.

За всю историю Игр в них было семьдесят пять победителей. Пятьдесят девять все еще живы. Я признаю многие лица, либо из-за того, что видела их трибутами, либо когда они были наставниками, либо из-за нашего недавнего просмотра видео победителей. Некоторые настолько стары, либо потрепаны болезнью, наркотиками или выпивкой, что я не могу узнать их. Как и следовало ожидать, фонды трибутов-профи из Первого,

Второго и Четвертого самые большие. Но каждому Дистрикту удалось наскрести хотя бы по одному победителю женщине и одному мужчине.

Жатва проходит быстро. Пит аккуратно помечает звездочками имена выбранных трибутов в своем блокноте. Хеймитч смотрит с лицом лишенным эмоций, как его друзья выходят на сцену. Эффи делает тихие обеспокоенные комментарии, вроде: «О, только не Сесилия» или «Ну, Чэф никогда не мог остаться вне борьбы», и часто вздыхает.

Что касается меня, я пытаюсь составить некоторый список трибутов у себя в голове, но, как и в прошлом году, только некоторые из них действительно остаются там. Брат и сестра из Дистрикта-1, прекрасные своей классической красотой, которые были победителями два года подряд, когда я была маленькой. Брут — доброволец из Второго, мужчина около сорока, который, очевидно, не может дождаться, когда снова возвратиться на арену. Финник — красивый парень с бронзовыми волосами из Дистрикта-4, который был коронован десять лет назад в возрасте четырнадцати лет. Истеричная молодая женщина с распущенными каштановыми волосами тоже из Четвертого, но она быстро сменяется добровольцем — восьмидесятилетней женщиной, которой требуется трость, чтобы идти на сцену. Потом Джоанна Мейсон — единственный ныне живущий победитель женского пола из Дистрикта-7, которая выиграла несколько лет назад, притворяясь слабой. Женщина из Восьмого, которую Эффи назвала Сесилией, выглядящая примерно на тридцать, вынуждена отделять от себя трех детей, которые бегут, цепляясь за нее. Чэф, которого я знаю, как одного из хороших друзей Хеймитча, тоже здесь.

Называют меня. Потом Хеймитча. Пит — доброволец. Одна из дикторов фактически пускает слезу, потому что, кажется, удача никогда не будет на нашей стороне, мы несчастные влюбленные из Дистрикта-12. Потом она берет себя в руки, чтобы сказать, что готова поспорить, «это будут лучшие Игры на все времена».

Хеймитч молча выходит из купе, Эффи после нескольких комментариев о том или ином трибуте желает нам спокойно ночи. А я просто сижу там, наблюдая, как Пит вырывает страницы победителей, которые не были выбраны.

— Почему бы тебе немного не поспать? — говорит он.

Потому что я не могу справиться с кошмарами. Не без тебя, думаю я. Они, конечно же, будут просто ужасными сегодня ночью. Но я не могу просить Пита пойти спать со мной. Мы едва касались друг друга с того вечера, когда хлестали Гейла.

— А что ты собираешься делать? — спрашиваю я.

— Просто просмотрю немного свои пометки. Получу ясную картину того, против чего мы выступаем. Но я пробегусь по этому с тобой утром. Иди спать, Китнисс, — говорит он.

Таким образом, я отправляюсь в кровать и, естественно, по прошествии нескольких часов просыпаюсь от кошмара, в котором старая женщина из Дистрикта-4 превращается в большого грызуна, поедающего мое лицо. Я знаю, что кричала, но никто не приходит. Ни Пит, ни даже один из дежурных Капитолия. Я накидываю халат, пытаясь успокоить гусиную кожу, покрывающую мое тело. Находиться в мое купе невозможно, поэтому я решаю пойти и найти кого-нибудь, кто сделает мне чай или горячий шоколад. Может, Хеймитч еще тут. Наверняка он не спит.