Воспламенение
Шрифт:
После того, как с волосами закончено, я нахожу Цинну внизу в гостиной, и просто взгляд на него обнадеживает меня. Он выглядит так же, как всегда: простая одежда, короткие каштановые волосы, легкая золотистая подводка вокруг глаз. Мы обнимаемся, и я с трудом удерживаюсь, чтобы тут же не вывалить всю информацию о моем разговоре с президентом Сноу. Нет, я же решила сначала сказать Хеймитчу. Ему лучше знать, кого можно в это втянуть. И все же с Цинной так легко разговаривать. В последнее время мы много общались по телефону, который есть у нас дома. Это что-то вроде шутки, потому что почти ни у кого из тех, кого мы знаем, нет аппарата. Есть у Пита, но, очевидно, ему я не звоню. Хеймитч сорвал свой со стены несколько лет назад. У моей подруги Мадж — дочери мэра — телефон есть, но если мы хотим
Предполагается, что он есть у каждого победителя. Талант — это та деятельность, в которой вы хорошо разбираетесь, которой будете заниматься, так как вам не придется работать ни в школе, ни в той сфере промышленности, которой известен ваш Дистрикт. Это может быть что угодно, действительно, что угодно, о чем они могут взять у вас интервью. У Пита и правда есть талант — рисование. В течение многих лет он глазировал пироги в пекарне своего отца. Но теперь, когда он богат, он может позволить себе настоящую краску и холсты. У меня таланта нет, если, конечно, не считать незаконную охоту, которую они и не считают. Или, возможно, пения, но я бы ни за что не стала петь для Капитолия. Мама пыталась меня заинтересовать хоть чем-то из списка альтернатив, присланного ей Эффи Бряк. Кулинария, икэбана, [6] игра на флейте. Ничего не подошло, хотя у Прим все это получалось с легкость. В конце концов, Цинна вызвался помочь мне развить в себе страсть к созданию одежды, которую действительно нужно было развивать, учитывая, что она полностью отсутствовала. Но я согласилась, потому что это означало, что я буду общаться с Цинной, и он пообещал взять на себя всю работу.
6
Икэбана — традиционное японское искусство аранжировки; создание композиций из срезанных цветов, побегов в специальных сосудах и размещение их в интерьере.
Теперь он раскладывает вещи в моей комнате: одежда, ткани, альбомы с рисунками эскизов. Я беру один из альбомов и рассматриваю платье, которое я, по общему мнению, создала.
— Знаешь, думаю, я подаю большие надежды, — говорю я.
— Оденься. Ты отстой, — отвечает он, кидая в меня пакет с одеждой.
У меня нет никакого интереса к созданию одежды, но я действительно люблю те вещи, которые Цинна делает для меня. Такие, как эти. Мягкие черные штаны сделаны из плотного теплого материала. Удобная белая рубашка. Свитер, связанный из зеленой, синей и серой пряжи, состоящей из мягкой шерсти котенка. Кожаные ботинки на шнуровке, которые не жмут мои пальцы.
— Я сама создавала себе одежду? — спрашиваю я.
— Нет, тебе бы хотелось создавать себе одежду и походить на меня, твоего кумира в мире моды, — говорит Цинна. Он вручает мне небольшую стопку карточек. — Прочитай это, пока они будут снимать на камеры одежду, и постарайся звучать взволнованно.
Именно тогда прибывает Эффи Бряк в парике цвета тыквы, чтобы напомнить всем: «Действуем по расписанию». Она расцеловывает меня в обе щеки, махая операторской группе, затем велит мне встать на место. Только благодаря Эффи в Капитолии мы делали все вовремя, поэтому я стараюсь ее слушаться. Я, словно марионетка, начинаю двигаться по комнате, брать в руки одежду и говорить ничего не значащие вещи, вроде: «Вам нравится?» Звуковая команда записывает мой веселый голос, читающий написанное на карточках, они вставят это в видео позже, когда я уйду из комнаты, а они смогут сделать фильм о моем (Цинны) дизайнерском мире.
По такому случаю Прим возвращается из школы раньше обычного. Теперь она стоит на кухне, а другая команда берет у нее интервью. Она выглядит прекрасно в своем небесно-голубом платье, которое подчеркивает ее глаза, в светлые волосы вплетена соответствующая ленточка. Она наклоняется немного вперед, опираясь на носки ее блестящих белых туфелек, словно она собирается побежать, словно…
Бам! Это как будто кто-то ударил меня в грудь.
Кого еще я не смогу спасти от мести Капитолия? Кто еще погибнет, если мне не удастся убедить президента Сноу?
Я осознаю, что Цинна пытается надеть на меня пальто и поднимаю руки. Я ощущаю мех, который окутывает меня с головы до пят. Это мех животного, которого я никогда не видела.
— Горностай, — говорит он мне, видя, как я поглаживаю белый рукав. Кожаные перчатки. Ярко-красный шарф. Что-то пушистое опускается мне на уши. — Ты вернешь теплые наушники в моду.
Ненавижу теплые наушники, думаю я. Они ухудшают возможность слышать. А с тех пор, как я после взрыва некоторое время была глухой на одно ухо, я ненавижу их еще сильнее. После того, как я победила, Капитолий вылечил мое ухо, но я по-прежнему ловлю себя на том, что проверяю, так ли это.
Мама торопится ко мне с чем-то зажатым в руке.
— На удачу, — говорит она.
Эта та брошь, которую дала мне Мадж перед моей поездкой на Игры. Сойка-пересмешница, касающаяся кончиками крыльев золотого кольца. Я хотела отдать ее Руте, но та не взяла ее. Она сказала, что брошь была причиной, по которой она решила мне довериться. Цинна прикрепляет ее на узел шарфа.
Стоящая рядом Эффи Бряк хлопает в ладоши:
— Все внимание! Мы собираемся сделать первый кадр на улице, на котором победители будут приветствовать друг друга в начале их чудесной поездки. Так, Китнисс, улыбайся шире, ты ведь очень взволнована, не так ли?
Я не преувеличиваю, говоря, что она буквально выпихивает меня наружу.
Мгновение я не могу ничего рассмотреть из-за снега, который теперь пошел по-настоящему. Потом мне удается разобрать Пита, выходящего из своей двери. В голове я слышу указание президента Сноу: «Убедите меня». И я знаю, что я обязана это сделать.
Мое лицо озаряет широкая улыбка, и я начинаю движение в сторону Пита. И словно я не могу ждать больше ни секунды, я начинаю бежать. Он ловит меня и кружит, а затем поскальзывается — он все еще не до конца привык к своей искусственной ноге — и мы падаем в снег, я оказываюсь сверху, и впервые за месяцы целую его. Поцелуй полон меха, снега и помады, но все, что чувствую я — уверенность, которую Пит приносит во все. И я знаю, что я не одна. Он не будет причинять мне перед камерами такую же ужасную боль, которую причинила ему я. Не будет осуждать меня за несмелый поцелуй. Он по-прежнему смотрит на меня так, как тогда — на арене. Так или иначе, эта мысль вызывает у меня желание заплакать. Вместо этого я помогаю ему подняться, беру под руку и весело тяну его в наш путь.
Остальная часть дня уходит на то, чтобы добраться до станции, со всеми попрощаться и загрузиться в поезд. В состав путешественников входит вся наша старая команда: Пит и я, Эффи и Хеймитч, Цинна и Порция, стилист Пита. Мы вкусно обедаем изумительным блюдом, название которого я не запоминаю. И вот уже я, натянув пижаму и просторный халат, сижу в своем шикарном купе и жду, пока остальные заснут. Я знаю, что Хеймитч не ляжет еще довольно долго. Он не любит спать, пока темно.
Когда в поезде становится совсем тихо, я надеваю свои тапочки и крадусь в сторону его двери. Мне приходится несколько раз постучать, прежде чем он открывает дверь, хмурясь, словно уверен, что я принесла дурные вести.
— Что надо? — спрашивает он, фактически сбивая меня с ног облаком винных паров.
— Мне нужно с тобой поговорить, — шепчу я.
— Сейчас? — говорит он. Я киваю. — Лучше бы это было чем-то хорошим. — Он ждет, но я чувствую, что каждое слово, произнесенное здесь, записывается Капитолием. — Ну?
Поезд начинает тормозить, и я даже около секунды думаю, что президент Сноу не одобряет мое доверие Хеймитчу и что он решил пойти до конца, убив меня прямо сейчас. Но мы останавливаемся всего лишь для дозаправки.