Воспоминания (1865–1904)
Шрифт:
Роста он был высокого, так что его фигура подходила к роте его величества, состоявшей из людей исключительно высокого роста. Со всех концов России направлялись в Преображенский полк самые высокие из новобранцев. В музее полка хранился манекен самого высокого преображенца Лучкина, бывшего во время царствования Николая I тамбур-мажором [170] полка. Росту в нем было 3 аршина 6 вершков. В мое время был также прислан великан по фамилии Пысяк, в нем до трех аршин недоставало полвершка. Пысяк этот представлял собой неуклюжего парня, он почти не мог маршировать вследствие одутловатости туловища, и вся его красота была в росте. Его ставили за рост почетным часовым к дверям царской гостиной, царской ложи и т. п. Это был добродушный малый, чистый ребенок, и солдаты над ним потешались. Несколько лет спустя по увольнении его в запас за окончанием службы, я его случайно встретил в одном из кафе в Берлине, где его показывали как великана «aus Russland». [171]
170
Тамбур-мажоры существовали в полках гвардии до вступления на престол Александра III. В каждом полку было по одному тамбур-мажору, он шел впереди оркестра полка с булавой, подавал ею разного рода сигналы, по которым музыканты исполняли соответствующие номера. – Примеч. автора.
171
«aus Russland» (нем.) – из России.
Во 2-й роте были менее высокие люди, но все же левофланговый был росту не менее 2-х аршин 9-ти вершков. В 3-й роте были исключительно бородачи, а в 4-й роте, в которой я служил, люди были приблизительно моего роста, от 8-ми до 9-ти вершков свыше 2-х аршин.
Но я опять несколько уклонился в сторону. В карауле в Зимнем дворце мы дружно и незаметно провели сутки, нас прекрасно кормили, в свободное время играли в домино, шахматы, ночью дремали в креслах. Я приноровился и спал прекрасно, так что на другое утро не ощущал никакой усталости.
22-го февраля я опять был в наряде, впервые дежурил по Клиническому военному госпиталю.
В апреле месяце у нас произошла крупная перемена среди высшего начальства. Наш командир корпуса генерал-адъютант граф Шувалов 2-й назначен был послом к германскому императору, а на его место командиром корпуса – принц Александр Петрович Ольденбургский. <…> [172]
8-го апреля полк представлялся своему новому корпусному командиру на Суворовской площадке. [173]
172
Выписка автора из приказа по л-гв. Преображенскому полку № 99 от 9 апреля 1885 (ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 39. Л. 22) опущена. – Примеч. ред.
173
…Суворовской площадке. – Суворовская площадь Санкт-Петербурга.
Мы были все очень рады этому назначению, так как полк наш издавна был связан со всей семьей Ольденбургских, а принц Александр Петрович в свое время командовал полком и затем дивизией, таким образом, был нам не чужой, и хотя он и был с некоторыми странностями и иногда крайне не сдержан и вспыльчив, тем не менее мы знали, что он очень предан полку и никогда его не выдаст, всегда поддержит всякого.
28-го апреля полк участвовал в выносе тела почившей княгини Марии Черногорской, скончавшейся от брюшного тифа в Смольном институте, где она воспитывалась. <…> [174]
174
Приказ о назначении в караул по л-гв. Преображенскому полку № 116 от 26 апреля 1885 (ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 39. Л. 25 об.) опущен. – Примеч. ред.
24-го мая я впервые был в карауле городка огнестрельных припасов, в 12-ти верстах от города, вернулся на другой день совершенно измученный, ночью не пришлось даже подремать, пришлось обходить посты вокруг городка, и вообще я очень волновался все время, очень уж была глухая местность вокруг городка, и я был очень нервно настроен.
Дежурным по караулам в этот день был граф фон Пфейль, командир 2-й роты. Он был германским подданным, что, конечно, было ненормальным. Но в то время еще было несколько германских подданных среди офицеров русской армии. Как это могло произойти? Такого рода вопрос невольно просился на уста. Дело в том, что император Александр II был большим другом старого Вильгельма I и сторонником немцев, благодаря чему невольно поддавался влиянию со стороны Германии вообще и в частности «железного канцлера» Бисмарка. Очевидно, в планы Вильгельма и Бисмарка входило иметь своих верных агентов среди войск императорской российской армии. Под видом особой дружбы между народами Вильгельм и предложил Александру II несколько своих «лучших» офицеров к переводу в полки русской армии, дабы теснее связать дружескими узами германскую и российскую армии.
Граф фон Пфейль и был переведен из 1-го Гвардейского германского полка [175] в 1-й гвардейский русский полк, т. е. в л. – гв. Преображенский полк тем же чином,
175
…1-го гвардейского германского полка. – 1-й полк пешей гвардии (l. Garde-Regiment zu Fuss)
Граф фон Пфейль был хорошим товарищем, и все в полку к нему относились очень хорошо; у него была очень милая жена, типичная немка, детей у них не было, они иногда давали вечеринки в чисто немецком духе. Как строевой офицер, он был образцовым, знал службу превосходно, говорил по-русски довольно хорошо, но, конечно, с акцентом, с офицерами говорить по-русски избегал, говорил больше по-французски. Ко мне он относился очень хорошо, и мы были в очень хороших, почти дружеских отношениях.
Когда он, покинув полк, уезжал в Германию, мы, офицеры полка, поднесли ему на память братину и провожали его хотя и сдержано, но безукоризненно корректно. Он же, приехав в Германию, выпустил книгу [176] с описанием своего пребывания в рядах русской армии далеко не в корректном тоне. У меня сохранился в памяти один из моментов, когда мы, все офицеры, провожали его на вокзале. В последнюю минуту он подошел ко мне и быстро опустил ко мне в карман какой-то пакет с некоторым весом, сказав: «Mon cher Djounkovsky, faites avec ca tout ce gue Vous trouv`ere n'ecessaire». [177]
176
… он… выпустил книгу – Pfeil und Klein-Ellguth R. Das Ende Kaiser Alexander II. Meine Erlebnisse in russischen Diensten 1878–1881. Berlin, 1901. / Пфейль Р. фон. Последние годы императора Александра II. Из воспоминаний русской службы 1878–1881 гг. Пер. с нем. А. М. Белов. Спб., Ф. И. Булгаков, 1908. 59 с.
177
«Мой дорогой Джунковский, сделайте с этим все, что сочтете нужным». (пер. с фр.).
Сказав это, он пожал мне руку, поцеловал меня и сел в вагон. Когда я вернулся домой и ознакомился с пакетом, то был крайне поражен – в бумаге завернуты были несколько вызолоченных художественной работы десертных ножей большого двора. Почему он именно мне передал их, я так до сих пор и недоумеваю. История же их была такова. Они были найдены на чердаке 2-й роты, которой командовал граф фон Пфейль, и были ему принесены. Очевидно, они были украдены кем-либо из нижних чинов роты, когда их отправляли на работу в Зимний дворец, в дни высочайших обедов и празднеств, для уборки посуды. Передать эти ножи в гофмаршальскую часть граф фон Пфейль не решился – это было бы сознаться, что чины его роты позволили себе заниматься воровством, находясь на работе во дворце. И потому он, не поднимая дело, оставил ножи у себя, в Германию же взять их с собой не решился и сунул их мне в последнюю минуту. Мне это было очень неприятно. Я отправился к заведующему хозяйством гофмаршальской части милейшему генералу Аничкову и показал ему ножи, рассказав, как они ко мне попали.
Аничков мне сказал, что несколько лет тому назад на одном из балов по сдаче серебра действительно оказалось недостача, но что это дело было замято, чтобы не делать неприятностей великому князю Сергею Александровичу, командовавшему 1-ым батальоном, люди которого всегда посылались на работу в Зимний дворец. От меня он отказался взять эти ножи, говоря, что они уже выписаны в расход и пришлось бы их вновь вписывать. Откуда? Что? Поднялись бы запросы контроля, и пошла бы история.
Пришлось оставить эти ножи у себя, они у меня хранились долгое время, пока я не решил от них отделаться. После одного из обедов во дворце, отличавшегося большим многолюдством, я незаметно подложил эти ножи к груде лежавшего столового серебра такой же точно чеканки. Заметили ли при сдаче излишние десертные ножи, я не знаю, но я был рад, что отделался от них.
25-го мая последовал высочайший приказ о предоставлении всем офицерам льготного проезда по железным дорогам. С этого дня генералы и командиры отдельных частей получили право ездить по железным дорогам с билетами II-го класса в I-м, а все остальные офицеры, с билетами III-го класса во II-м или с двумя билетами III класса в I-м. Такого рода льгота принята была офицерством с чувством глубокой признательности, скидка была огромная, в Петербург из Москвы билет офицеру стоил во II-м классе всего 6 руб.