Воспоминания (1865–1904)

Джунковский Владимир Федорович

Ночью дежурный офицер мог уснуть, но отнюдь не раздеваясь, не снимая амуницию. Я очень любил эти дежурства по полку и не тяготился ими. И на Миллионной, и на Кирочной на мое дежурство стекались мои друзья – товарищи по полку – Зейме, Гольтгоер, Вельяминов, Коростовец, впоследствии Озеров, Кашерининов и др. Играли в карты, в то время мы очень увлекались безиком, иногда переходили и на «chemin de fer», «макао». Время проходило быстро и незаметно, в час или два ночи ужинали. Очень часто в клубе на Миллионной можно было встретить поэта А. Н. Апухтина, [164] который приезжал по вечерам обыкновенно около 10–11-ти часов, после вечера, проведенного им у принцессы Евгении Максимилиановны Ольденбургской, где он был постоянным партнером в винт. Несмотря на свою безобразную фигуру (он был небольшого роста и необыкновенно толст, живот у него висел огромным мешком, почти покрывая колени, тройной подбородок свешивался на грудь, шеи не было видно), Апухтин был очарователен в разговоре, у него было

красивое лицо, чудные, проникнутые необыкновенной добротой глаза подкупали всякого. Это был очень талантливый остроумнейший собеседник, мы всегда рады были, когда он приезжал к нам в клуб, беседа с ним продолжалась далеко за полночь. За ужином он оживлялся, и тут его находчивости и остроумию не было предела. Он делился с нами своими стихами, которыми мы все очень увлекались. После ужина садились за рояль, кто-нибудь аккомпанировал, а Апухтин пел очень комично, с особым пафосом, мы подтягивали. Иногда подшучивали над ним, как-то раз, когда он хотел раньше уехать, с него насильно стащили ботинки и поставили их рядом с ним, сказав: «Теперь ты можешь ехать». Надеть их он не мог, так как, благодаря своему животу, он не мог дотронуться до ног руками, и он так жалостно стал просить, чтобы ему надели ботинки, что мы все расхохотались. В дни моих дежурств Апухтин почти всегда приезжал, иногда даже к обеду, и оставался весь вечер и часть ночи. Когда я бывал дежурным на Кирочной, то он и туда часто приезжал. Мы играли в винт, который всегда бывал очень оживленным, так как среди винта все время раздавались его остроумнейшие замечания.

164

…А. Н. Апухтина. – Апухтин Алексей Николаевич (1840–1893), русский поэт и литератор, сочинитель романсов.

К нему все офицеры полка так привыкли и полюбили его, что в шутку дали ему звание «ефрейтора 3-й роты», и когда входил в собрание командир этой роты, то Апухтина заставляли вставать и не позволяли сесть, пока ему это не разрешит его командир. Кроме Апухтина, таким правом в любое время бывать в офицерском собрании пользовался еще только Гадон Сергей Сергеевич, брат полкового тогда адъютанта. Это был совершенно исключительный человек по своему уму, такту и какой-то необыкновенной доброты. Весь полк его страшно любил, я думаю, не было человека, который бы не только сказал про него что-либо дурное, но даже подумал бы. Я лично его нежно любил, он был моим большим другом, и, когда я в 1913 году болел очень серьезно заграницей, он так заботился обо мне, такой лаской меня окружил, что я никогда, никогда этого не забуду.

Помимо дежурства по полку, офицеры назначались дежурными по госпиталям. Но так как на эти дежурства наряжались офицеры всех полков, не только пехоты, но и кавалерии, и артиллерии, а госпиталей было всего три: Николаевский, Семеновский и Клинический, – то дежурства эти бывали редко. В Николаевский госпиталь наряжалось два офицера (один из них в арестантское отделение госпиталя), в Семеновский и Клинический – по одному офицеру.

Смена происходила в два часа дня. В Николаевском и Семеновском госпиталях для дежурного офицера имелась отдельная комната, в Клиническом дежурный офицер помещался в одной комнате с дежурным врачом. На обязанности дежурного офицера лежало наблюдение за порядком в палатах среди больных офицеров и нижних чинов, затем он должен был присутствовать при освидетельствовании дежурным врачом мяса и других припасов, привозимых в госпиталь, присутствовать при выдаче продуктов на кухню и проверять ту выдачу по ведомости, составлявшейся ежедневно в зависимости от числа больных. При обходе палат дежурный офицер должен был удостовериться, что фельдшер и палатные надзиратели находятся на лицо. В случае, если бы больной, чувствуя приближение смерти, пожелал бы составить духовное завещание или высказать какие-либо пожелания или просьбу, то дежурный офицер обязан был все это записать и за своей подписью послать по назначению. Духовное завещание, подписанное при таких обстоятельствах дежурным офицером, приобретало этим самым юридическое значение, наравне с нотариальным. Перед раздачей пищи дежурный офицер вместе с дежурным врачом обязаны были испробовать ее качество, и только после этого пища направлялась по палатам. Дежурство по госпиталям приходилось приблизительно один раз в три месяца.

Затем бывали еще наряды в караулы. В то время Петербург делился в отношении караулов на два отделения, по одну и по другую сторону Невы. В каждом из этих отделений были старшие караулы, в 1-м отделении старшим караулом был Зимний дворец, во 2-м отделении – Петропавловская крепость. При старших караулах безотлучно должны были находиться дежурные по караулам своего отделения или рунды. [165] Дежурным караулом назначались батальонные командиры, рундами – ротные командиры.

165

…рунды. – Офицер, помощник начальника караула.

В Зимний дворец наряжалась рота в полном составе со знаменем при трех офицерах. Всех полков, заступавших в караулы, было восемь, поэтому наряд в караулы от нашего полка приходился на каждый восьмой день. <…> [166]

Караул в Зимнем дворце, можно сказать, был со всеми

удобствами. Прекрасное помещение, отлично обставленное как для офицеров, так и для нижних чинов. В офицерском помещении – мягкие диваны из ковровой материи и очень удобные кресла, в которых можно было сидя отлично спать, отдельная столовая. Все продовольствие офицерам отпускалось от двора. Утром чай и кофе с чудным разнообразным хлебом из придворной пекарни, масло, холодная закуска. В час дня завтрак из двух блюд с десертом и кофе, в шесть часов обед из четырех блюд, десерт и кофе, и вечером чай с хлебом, маслом, сыром. Кроме того, каждому полагалось на весь день четверть бутылки водки, полбутылки мадеры и по бутылке красного вина, по праздничным дням еще по полбутылки шампанского. Время проходило быстро, особенных хлопот караул не представлял, так как гауптвахта находилась во дворе, не на виду, и караул для отдания чести вызывался очень редко.

166

Приказ по л-гв. Преображенскому полку № 366 от 31 декабря 1887. (ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 41. Л.7 об.-9 об.), приложенный автором для иллюстрации распределения чинов полка по основным караулам и постам, опущен. – Примеч. ред.

Внутренний караул в Зимний дворец назначался только в торжественные дни, когда бывали высочайшие выходы. Это был очень беспокойный караул, так как находился он в одной из проходных зал дворца и надо было быть все время начеку, чтобы не пропустить кого-либо из начальствующих лиц и успеть вовремя скомандовать «на караул», отдавая честь. Спать нельзя было ни минуты, да и присесть не всегда можно было, а отойти от караула нельзя было ни на шаг.

Караул в собственном его величества дворце (Аничковом), где проживал государь, был один из беспокойных, так как требовал большего внимания при выездах их величеств и августейших детей, когда караул должен был выходить и отдавать честь. Приходилось у ворот, выходивших на Невский проспект, ставить махальных, которые давали часовому знак рукой в случае приближения кого-либо из лиц, коим надо было вызывать караул. Продовольствие офицеру, начальнику караула, шло так же, как и в Зимнем дворце, от двора по второму разряду.

В экспедиции заготовления государственных бумаг и в государственном банке караулы были тоже наружные, но менее беспокойные, вызывались они редко, так как были не на проезжей улице, а во дворе. Обед приходилось приносить из дома или посылать на Миллионную в офицерское собрание. Чай и сахар я брал с собой, самовар был всегда при каждом караульном помещении.

В комендантском управлении, где содержались арестованные, как офицеры, так и нижние чины, караул был внутренний, он не вызывался для отдания чести, и начальник караула не был обязан сидеть безвыходно в комнате, отведенной для него, а напротив, возможно чаще обходить арестованных для проверки правильности их содержания. Комендантом в то время был генерал-лейтенант Адельсон, хорошо помнивший моего отца и очень его почитавший. Квартира его была почти рядом с комнатой начальника караула. Как комендант города, он являлся главным начальником всех караулов, часто их объезжал, был очень требователен, его все очень боялись, хотя он не был придирой, а напротив, был весьма доброжелателен. Семья его состояла из жены, премилой женщины, дочки, боготворившей своего отца, и сына-неудачника, не вполне развитого. Когда я бывал в карауле комендантского управления, Адельсон меня всегда или приглашал обедать к нему, или присылал мне в дежурную комнату прекрасный обед, изысканно приготовленный.

На Сенной площади было специальное здание для гауптвахты, в которой содержались арестованные офицеры, и вот специально для окарауливания их и назначался караул. Гауптвахта эта находилась на бойкой улице Большой Садовой, рядом с обширным рынком. Караул был наружный и потому беспокойный, надо было следить, чтобы не упустить кого-либо из начальствующих лиц, коим полагалось вызывать караул для отдания чести. Кроме того, этот караул был беспокойный оттого, что содержавшиеся там офицеры не всегда держали себя с тактом и требовали от начальника караула разных поблажек, противных закону, чем ставили начальника караула в неловкое положение.

В исправительной тюрьме караул был внутренний, вполне покойный, начальник караула был ответственен только за побеги арестантов наружу, внутренний распорядок тюрьмы его не касался.

Во 2-м отделении по другую сторону Невы старший караул был в Петропавловской крепости. Против Собора и наискось от подъезда коменданта находилось небольшое одноэтажное здание, специально выстроенное для гауптвахты, караул был наружный и весьма беспокойный, часовому надо было быть все время начеку, чтобы во время дать звонок на вызов караула, так как проезжих, коим полагалось вызывать караул для отдания чести, было немало. Одному коменданту приходилось вызывать караул по несколько раз в день.

Первое время моего офицерства комендантом был генерал Ганецкий, герой Плевны, затем генерал Веревкин. С семьей последнего я был очень близок, старик Веревкин ко мне относился исключительно ласково и всегда присылал мне обед, когда я бывал в наряде в Петропавловской крепости. Затем по ту сторону Невы было еще три караула: в С.-Петербургской тюрьме – внутренний, в Новом Арсенале на Выборгской стороне и в городке огнестрельных припасов (лаборатории) – наружные. Городок огнестрельных припасов был очень неприятным караулом по своей отдаленности – от казарм полка он находился в 12-ти верстах, в глухой местности, был окружен небольшим рвом, по которому стояли часовые.