Воспоминания биржевого спекулянта
Шрифт:
Подняв курс на тридцать пунктов, я накопил только семь тысяч акций. Они пришли ко мне в среднем по 85, так что на них я имел прибыль пятнадцать пунктов. Но в целом моя прибыль была намного выше. Она пока еще оставалась бумажной, но была достаточно гарантированной, потому что у меня был рынок для всего, что я пожелал бы продать. При разумном манипулировании цена еще вырастет, а цена моих колл-опционов располагалась в диапазоне от 70 до 100.
Обстоятельства помешали осуществить мои планы по конвертации бумажной прибыли в добрые надежные денежки. Это был, позволю себе сказать, великолепный образец манипуляции, проведенной абсолютно законными методами и завершившейся заслуженным успехом. Компания представляла собой ценную собственность, и ее акции еще далеко не добрались до
Прежде чем я успел передать им мои опционы на сто тысяч акций, я узнал, что эти банкиры привлекали собственных экспертов для более тщательного изучения компании. Их отчеты и стали причиной предложения о покупке моих опционов. Несколько тысяч акций я оставил себе в качестве долговременного вложения средств. Я верю в эту компанию.
Все мои манипуляции с акциями «Империал стил» были в высшей степени нормальными и здравыми. Пока в ответ на мои покупки цена росла, я твердо знал, что все идет нормально. Акции ни разу не пытались застыть на месте, как это иногда бывает. Исчезновение адекватной реакции на покупки – это лучший признак того, что пора продавать. Всегда есть уверенность, что, если акции того стоят и условия рынка будут соответствовать, ты всегда сможешь вернуть их назад, даже если они откатились на двадцать пунктов. Но с «Империал стил» мне ни разу не пришлось проделывать ничего подобного.
Манипулируя акциями, я никогда не отступаюсь от основных принципов торговли. Хотите знать, почему я так часто и настойчиво говорю об этом и о том, что я никогда не спорю с биржевым телеграфом и что я никогда не выхожу из себя из-за поведения рынка? Многие думают, что сильные, закаленные мужчины, сделавшие миллионы в своем бизнесе и имевшие успех на Уолл-стрит, должны относиться к игре бесстрастно. Но просто поразительно, сколь часто удачливые и умные биржевики реагируют как вздорные женщины на нежелательные для них движения рынка. Они ведут себя как если бы им нанесли личную обиду, и, потеряв присутствие духа, они начинают терять деньги.
В свое время много сплетничали о ссоре между Джоном Прентиссом и мной. Предполагали, что у нас провалилась какая-то биржевая операция, либо кто-то кому-то пытался подставить подножку, что стоило мне – или ему – миллионов, или что-то в этом роде. Но ничего этого не было.
Мы годами были в дружеских отношениях. Порой он передавал мне информацию, которую я мог выгодно использовать, и я дал ему совет, которым он был волен воспользоваться. Если бы воспользовался, сохранил бы деньги.
Он был очень эффективен в ходе организации и продвижения на рынок компании «Петролеум продактс». После более или менее успешного рыночного дебюта общие рыночные условия изменились к худшему, и новые акции не давали тех результатов, на которые рассчитывали Прентисс и его союзники. Когда общие условия улучшились, Прентисс сформировал пул и начал операции с акциями «Петролеум продактс».
Ничего не могу сказать о его технике. Он не рассказывал мне о своей работе, а я и не спрашивал. Но было понятно, что при всем его бесспорном уме и несмотря на опыт работы на Уолл-стрит его действия, каковы бы они ни были, не приносили успеха, и участники пула очень скоро обнаружили, что они не в силах избавиться от акций. Должно быть, он использовал все известные ему приемы, потому что обычно управляющий пулом не просит о замене, пока не почувствует, что задача ему не по плечу, а это последнее, в чем готов сознаться средний человек. Как бы то ни было, он явился ко мне и после краткого вступления заявил,
Ситуация представлялась мне довольно сомнительной, и я, поблагодарив, отказался. Он настаивал. Он сослался на личные отношения, и мне пришлось уступить. Я по конституции не люблю связываться с предприятиями, в успех которых я не верю, но при этом считаю, что у мужчины есть обязанности перед друзьями и знакомыми. Я пообещал, что сделаю, что смогу, но прибавил при этом, что у меня есть сомнения в успехе, и перечислил неблагоприятные факторы, с которыми придется иметь дело. Прентисс ответил только, что он не просит меня о гарантиях миллионной прибыли для пула. Он лично уверен, что если я возьмусь за это дело, то добьюсь результатов, которые удовлетворят любое разумное существо.
Вот так я оказался втянутым, против моей воли, в это дело. Как я и опасался, я обнаружил, что все крайне запутано, главным образом из-за ошибок Прентисса в ходе манипуляций акциями пула. Но главным неблагоприятным фактором было время. Я был убежден, что мы быстро приближаемся к концу рыночного подъема, а значит, улучшение рыночной ситуации, которое так вдохновляло Прентисса, быстро окончится пшиком. Я опасался, что прежде, чем я смогу сделать что-либо существенное для «Петролеум продактс», рынок станет окончательно медвежьим. Но я уже дал обещание и решил сделать все, что смогу.
Я приступил к вздуванию цен. Успех был умеренным. Помнится, я поднял цену до 107 или что-то вроде, и это было вполне прилично, так что я в итоге даже сумел продать какое-то число акций. Это было не много, но я был рад уже тому, что не увеличил запасы пула. Вне пула было множество таких, кто ждал минимального роста, чтобы сбросить свои акции, и я для них оказался просто божьим даром. Если бы общие условия были получше, я также смог бы добиться большего. Чудовищно, что они не позвали меня раньше. Я чувствовал: все, что я могу, – это выпутаться из дела с наименьшими потерями для пула.
Я послал за Прентиссом и рассказал ему о моем понимании ситуации. Он начал возражать, и мне пришлось объяснить, почему я занял именно такую позицию. Я сказал:
– Прентисс, я очень отчетливо чувствую рыночный пульс. В ваших акциях нет материала для подъема. Нет ничего проще, чем понять, как публика реагирует на манипуляции. Послушай: когда ты сделаешь «Петролеум продактс» максимально привлекательной для биржевиков и обеспечишь этим акциям всю необходимую поддержку и после этого обнаружишь, что публика тобой не интересуется, тогда можешь быть уверенным, что проблема не в акциях, а в рынке. Абсолютно бесполезно пытаться изнасиловать рынок. Ты неизбежно проиграешь. Управляющий пулом должен покупать собственные акции, только когда кто-то идет за ним. Если он единственный покупатель на рынке, он окажется в полной заднице. Если я покупаю пять тысяч акций, публика должна купить столько же. И я не намерен все покупать в одиночку. Если бы я пошел на это, я бы по уши затарился акциями, а я этого не хочу. Здесь можно сделать только одно – продавать. А продавать значит продавать.
– Ты имеешь в виду, продавать за любую цену? – возмутился Прентисс.
– Верно! – ответил я. Было заметно, что он готов броситься в спор. – Если ты вообще хочешь, чтобы я распродал акции пула, ты должен быть готов, что цена упадет ниже номинала и…
– Нет! Никогда! – взревел он. Можно было подумать, что я предлагаю ему вступить в клуб самоубийц.
– Прентисс, – я пытался урезонить его, – основной принцип манипулирования акциями – это поднять цену, чтобы их распродать. Никто не может продать много акций на подъеме. Ты этого не можешь. Много продают только на откате с самого верха. Я не в силах поднять твои акции до ста двадцати пяти или ста тридцати. Я бы хотел, но это не получится. Так что тебе придется продавать от текущего уровня. По моему мнению, все акции сейчас покатятся вниз, и «Петролеум продактс» здесь не исключение. Лучше, если вы сейчас сами будете продавать и опустите цену, чем в следующем месяце вас опустит кто-то другой. В любом случае вам быть опущенными.