Воспоминания о монастыре
Шрифт:
Остудили сей пыл, хоть и весьма почтительно, Жуан-Фредерико Людовисе и доктор Леандро ди Мело, спешно вызванные из Мафры, куда недавно отбыл первый и где постоянно пребывал второй, и оба они, храня в памяти самые свежие впечатления от того, что там видели, сказали, что состояние работ не дает оснований для столь благих предположений и сие относится в равной мере как к монастырю, ибо стены второго здания еще не достроены, так и к церкви, ибо строительство оной дело весьма непростое, каменные глыбы нельзя пригонять друг к другу наспех, его величеству сие ведомо лучше, чем кому бы то ни было, ибо лишь государь достигает столь гармонического единения и равновесия меж частями, из коих складывается нация. Дон Жуан V нахмурил брови, скучная лесть ничуть не принесла ему облегчения, он собрался было ответить сухо, но передумал, снова вызвал секретарей и спросил их, когда после тысяча семьсот тридцатого года его день рождения снова падет на воскресенье, поскольку два года, как видно, срок недостаточный. Секретари снова прилежно углубились в расчеты и не вполне уверенно ответствовали, что событие сие повторится десять лет спустя, сиречь в тысяча семьсот сороковом году.
Было там человек восемь-десять, король, Людовисе, Леандро, секретари и дежурные дворяне, и все торжественно покачали головами, словно выслушали только что самого Галлея, [100] объяснившего периодичность появления комет, люди способны и на такие открытия. Однако же в голову дону Жуану V пришла весьма мрачная мысль, она сразу же отразилась у него на лице, он сделал подсчеты, в уме и на пальцах, В тысяча семьсот сороковом мне исполнится пятьдесят один год, и он прибавил сумрачно, Если еще буду жив. В течение нескольких ужасных мгновений король снова поднялся на гору Елеонскую [101]
100
Галлей (Хами), Эдмунд(1656–1742) — английский астроном и геофизик, впервые доказавший периодичность появления комет.
101
Елеонская гора (греч.Масличная) — гора к востоку от Иерусалима, на которой, согласно Евангелию, Иисус Христос молился о чаше.
Приказ сей отдается не впервые, разве что формулировался не столь выразительно, слова короля не более чем торжественное заявление, долженствующее войти в историю, подобно тому как остались в ней известные слова, Отче, в руки Твои предаю дух мой, [102] кстати, в руки, множественное число, стало быть, Бог вовсе не однорук, ничуть не бывало, зря изощрялся отец Бартоломеу Лоуренсо в кощунствах для домашнего употребления и совращал с пути истинного Балтазара Семь Солнц, мог бы справиться у Сына, Сыну лучше знать, сколько рук у Отца, но к тому, что сказал уже дон Жуан V, следует добавить то, что известно нам, сколько рук у верноподданных его сынов и на что годятся и руки сыновние, и сами сыны, Повелеваю, чтобы все коррежедоры королевства собрали и послали в Мафру столько работных людей, сколько есть оных в подведомственных им местах, будь то плотники, каменщики или люди, ремеслом не владеющие, причем следует отстранить их, при необходимости даже насильственно, от трудов, коими они заняты, и не давать им разрешения оставаться у себя дома ни под каким предлогом, будь то семейные обстоятельства, предшествующий заказ или задолженность, ибо королевская воля превыше всего, опричь лишь воли Божьей, а на оную никто не посмеет ссылаться, напрасный труд, ибо данный приказ и дается во исполнение воли Божьей, точка. Людовисе со значительным видом покивал головою, словно естествоиспытатель, только что установивший закономерности некоей химический реакции, секретари торопливо записали слова монарха, камергеры переглянулись с улыбкою, вот король так король, доктор Леандро ди Мело мог не страшиться новой обязанности, в подведомственном ему месте не было таких, кто занимался бы собственным делом и не участвовал, прямо или косвенно, в постройке монастыря.
102
…известные слова, Отче, в руки Твои предаю дух мой… — Слова, согласно Евангелию, произнесенные Иисусом Христом перед смертью (Евангелие от Луки, 23, 46).
Приказы были обнародованы, народ хлынул в Мафру. Иные по собственной воле, прельстившись посулами, в чаянии хорошего заработка, другие из любви к приключениям, третьи потому, что терять было нечего, и почти все, повинуясь силе. Глашатаи объявляли королевскую волю на площадях, и, поскольку добровольцев было мало, коррежедор в сопровождении полицейских шел по улицам, входил в дома, распахивая калитки, вторгался в сады-огороды, отправлялся в поля в поисках уклонявшихся, к концу дня набиралось десять, двадцать, тридцать человек, и, когда число их превышало число тюремщиков, приведенных связывали, причем по-разному, иногда ставили одного за другим и прикручивали к поясу впереди стоящего, иногда соединяли веревками импровизированные рогатки, впивавшиеся людям в затылки, иногда спутывали им щиколотки, как рабам и каторжникам. Повсеместно повторялось одно и то же, По приказу короля ты отправляешься строить монастырь в Мафре, и если коррежедор ревностно исполнял свои обязанности, он не обращал внимания на возраст вербуемого, будь тот хоть мужчина во цвете лет, хоть дряхлый старец, хоть неоперившийся юнец. Вначале человек отказывался, пытался увильнуть, ссылался на обстоятельства, жена на сносях, мать-старуха, орава детей, стену ставить надо, сундук чинить, земля у него под паром, бубнит свое, и конца не видно, тут хватали его полицейские, били, если сопротивлялся, многие отправлялись в путь окровавленные.
Бежали следом женщины, плакали, кричали дети, усиливая гам, было так, словно коррежедоры угоняли рекрутов для армии или для отправки в Индию. Собирали народ на площадях в Селорико-да-Бейра, или в Томаре, или в Лейрии, в Вила-Поука или Вила-Муйта, в какой-нибудь деревушке, название которой известно разве что ее жителям, в пограничных и приморских землях, на лобных местах, на церковных папертях, в Сантарене и Беже, в Фаро и Портимане, в Порталегре и Сетубале, в Эворе и Монтеморе, в горах и на равнине, в Визеу и Гуарде, в Брагансе и Вила-Реал, в Миранде, Шавесе и Амаранте, в Вианасе и Повоа, во всех местах, куда только могла добраться юрисдикция его величества, мужчины с путами на ногах, как у мулов, располагавшие свободой движений ровно настолько, чтобы не натыкаться друг на друга, глядели, как жены их и дети молят коррежедора, пытаются подкупить полицейских несколькими яйцами, курицей, жалкие взятки, какой от них прок, король португальский взимает налоги в иной форме, это золото, изумруд, алмаз, перец, корица, слоновая кость, табак, сахар и бразильское растение «сукупира», слезы в таможне не котируются. А если хватало у полицейских времени, то случалось иным из них попользоваться женами арестованных, ибо бедные женщины шли и на это, лишь бы не потерять мужа, а потом глядели в отчаянии, как мужей уводят, в то время как ловкачи полицейские смеялись над своими жертвами. Будь проклят ты и весь род твой до пятого колена, чтоб проказа тебя изъела с головы до пят, чтоб увидать тебе шлюхой собственную мать, и жену, и дочку, чтоб на кол тебя посадили, будь проклят, проклят, проклят. Вон идут караваном мужчины из Арганила, уже вышли из селения, бегут следом женщины, издают вопли, несчастные, одна, простоволосая, [103] Любимый и добрый мой супруг, другая взывает, Сын мой милый, моя утеха, сладкая опора мне в старости бессильной и унылой, сетованьям не было конца, так что и горы ближние им вторят эхом, они почти прониклись состраданьем, наконец угоняемые скрываются за поворотом, у кого-то слезы уже высохли, у наиболее чувствительных льются дождем, и тут слышится громкий голос, это голос землепашца, он уже в таких преклонных годах, что его не захотели брать, и он кричит, взобравшись на земляную насыпь, извечный амвон селянина, О алчность власти, [104] суетная слава, о злой король, о родина без права, и, когда испустил он сие восклицание, один из полицейских стукнул его дубинкой по голове так, что рухнул он замертво.
103
…одна, простоволосая… — Сарамаго вводит в повествование незакавыченные цитаты из четвертой песни «Лузиад», прославленной эпической поэмы Камоэнса, где описывается сцена прощания близких с мореплавателями, отправляющимися в Индию под командованием Васко да Гамы. К числу цитат относятся строки: «Одна, простоволосая: „Любимый/ И нежный мой супруг“» (октава 91), «Сын мой милый,/ Моя утеха, сладкая опора/ Мне в старости бессильной и унылой» (октава 90), «И горы ближние им вторят эхом,/ они почти прониклись состраданьем» (октава 92).
104
…О алчность власти…— Сарамаго снова обращается к четвертой песни «Лузиад», на этот раз парафразируя хрестоматийно известный монолог Старца из Рестело, который обращается к отплывающей флотилии со словами,
Как могуществен король. Восседает себе на троне, удовлетворяет естественные потребности, используя, в зависимости от характера оных, ночной сосуд либо черниц, и, с трона ли, с горшка или из кельи, коли требуют того интересы государства, а государство это он, [105] шлет приказы, во исполнение коих должны направиться все трудоспособные, а иногда и не очень-то, уроженцы Пенамакора в Мафру, строить мой монастырь, который возводится, ибо францисканцы требуют этого с тысяча шестьсот двадцать четвертого года, а также во исполнение моего обета, поскольку королева наконец понесла плод и родила дочь, каковая, впрочем, будет королевой даже не Португалии, а Испании, поскольку того требуют интересы и династические, и частные. И люди, которые никогда не видели короля, люди, которых король никогда не видел, вопреки собственной воле шагают под охраной солдат и полицейских, свободные от пут, если они мирного нрава или уже смирились со своей участью, связанные, как уже объяснялось, если бунтовали, связаны они и в том случае, если из простонародной хитрости сделали вид, что идут по доброй воле, а потом пытались бежать, а если кому-то удалось бежать, остальным худо придется. Бредут люди полями из края в край, по немногочисленным проезжим дорогам, именуемым королевскими, иной раз по дорогам, проложенным еще римлянами, а большей частью по пешеходным тропкам, погода изменчива, то солнце припекает, то дождь поливает, то холод прохватывает, в Лиссабоне его величество король надеется, что каждый исполнит свой долг.
105
…а государство это он… — Известное изречение «Государство — это я» («L'^etat c'est moi») принадлежит французскому королю Людовику XIV, которому стремился подражать Жуан V.
Бывают порою неожиданные встречи. Прибыли несколько человек с севера, несколько человек с востока, те из Пенелы, эти из Проэнса-а-Нова, сошлись в Порто-де-Мос, никто из них не сумел бы найти на карте эти места, никто не ведает, какой она формы, эта самая Португалия, квадратная, круглая или многоугольная, то ли она мост, что приведет тебя куда-нибудь, то ли веревка, чтоб горло тебе захлестнуть, и не знают они, что она делает, когда ее бьют, то ли кричит, то ли забивается в угол. Два каравана сгоняют в один, и, поскольку искусство лишения свободы доведено до совершенства, охранники строят цепь особым образом, человек из Проэнсы в связке с человеком из Пенелы, таким образом можно не опасаться вспышек бунта, и еще есть одно самоочевидное преимущество, португальцы получают возможность узнать Португалию, Ну и какая она, твоя земля, и покуда беседуют они об этом, ни о чем другом не помышляют. Разве что умрет кто-нибудь по дороге. Вдруг свалится, удар хватил, пена на губах, а то и просто рухнул и увлек за собой того, кто идет впереди, и того, кто идет сзади, и оба в панике обнаруживают, что привязаны к мертвецу, кто-то расхворается в открытом поле, руки-ноги отнимутся, понесут его на носилках, а там, глядь, он уже мертвый, ну и зароют его на обочине, в изголовье крест воткнут деревянный, коли повезет, соборованье ему будет в деревне, а прочие ссыльные сидят на земле, ждут, чем все это кончится, Hoc est enim corpus meum, [106] усталое тело, отшагавшее столько миль, изрезанное впившимися в кожу путами, изнуренное оттого, что еды еще меньше, чем всегда, а ее и всегда немного было. Местом для ночлега служат сеновалы, монастырские подворья, заброшенные амбары, а если Бог захочет и погода позволит, чистое поле под открытым небом, и таким образом осуществляется единенье свободы, присущей вольному воздуху, и неволи, на которую обречены люди, тут можно было бы долго философствовать, да у нас на это нету времени. На рассвете, еще до восхода солнца, да так оно и лучше, эти часы всегда самые прохладные, поднимаются работные люди его величества, намерзшиеся и голодные, еще хорошо, что охранники сняли с них путы, потому как сегодня мы войдем в Мафру, а цепочка оборванцев, связанных друг с другом, словно бразильские рабы либо мулы, произвела бы прескверное впечатление. Завидев издали белые стены базилики, никто не восклицает Иерусалим, Иерусалим, и, стало быть, солгал тот монах, что читал проповедь, когда везли камень из Перо-Пинейро в Мафру, он говорил, все эти люди, мол, крестоносцы, участники нового Крестового похода, а какие же они крестоносцы, если так мало ведают о собственной крестоносности. Охранники велят остановиться, дабы с вершины этого холма те, кого пригнали они, могли обозреть просторы, где предстоит им жить, справа море, которое бороздят наши суда, властители стихии водной, к югу достославнейшая горная цепь Синтра, предмет национальной гордости и зависти чужеземцев, там получился бы отменный земной рай, если бы господь повторил свою попытку, а то селение внизу, оно и есть Мафра, ученые люди знают, что значит это слово, [107] оно то самое и значит, но когда-нибудь его смысл уточнится, и в названии этом прочтут, буква за буквой, вот какие слова, мертвые, агонизирующие, фурункулезные, растерзанные, анонимные, и не я, простой охранник, человек подневольный, осмелюсь прочесть это слово таким образом, осмелится на то один аббат-бенедиктинец, когда придет время, по этой причине и откажется он присутствовать при освящении этой громады, но не будем торопиться, до завершения работ еще очень далеко, потому-то вас и привели сюда из дальних краев, где вы проживали, или, правильней сказать, дальних, хотя с нас какой спрос, как говорим, так и говорим, учились у отцов, повторяем их ошибки, к тому же период сейчас переходный, как потом установят историки нашего языка, а теперь, когда вы уже нагляделись на то, что вас ожидает, идите вперед, а мы, доставив вас, отправимся за другими.
106
Hoc est enim corpum meum (лат.) — Сие же есть тело мое. Слова, сказанные Христом во время Тайной вечери (Евангелие от Матфея, 26, 26).
107
…что значит это слово… — Mafra (португ.) — простонародье, чернь, сброд.
Чтобы попасть на место постройки, люди, откуда бы они ни шли, должны миновать селение, проходят в тени, отбрасываемой дворцом виконта, чуть не наступают на порог дома, принадлежащего семье Семь Солнц, и столько же знают о первом, сколько о втором, что им толку от всяческих родословных и памятных записок, вот Томас да Силва-Телес, виконт ди Вила-Нова-да-Сервейра, вот Балтазар Матеус, самолетостроитель, с течением времени увидим, какая из двух враждующих сторон одержит победу. Никто не отворит окон дворца, чтобы поглядеть на процессию голодранцев, ох, как смердят они, сеньора виконтесса. А вот в доме Семь Солнц, там оконце растворилось, Блимунда подошла, выглянула, ей не внове это зрелище, сколько таких караванов уже прошагало здесь, но когда она дома, всякий раз выходит поглядеть, надо же хоть как-то встретить вновь прибывших, а когда вечером возвращается Балтазар, она говорит, Нынче здесь прошла сотня, а то и больше, да простится ей приблизительность, ее ведь не выучили точному счету, много их было или мало, точно так же, когда заходит речь о возрасте, говорит она, мне уж за тридцать, а Балтазар ей в ответ, Я-то слышал, полтысячи новых пришло, Так много, дивится Блимунда, и ни он, ни она не знают толком, сколько же это, полтысячи, не говоря уж о том, что число самая неточная вещь на свете, говорится, пятьсот человек, пятьсот кирпичей, считается, есть разница между кирпичом и человеком, а между пятьюстами и пятьюстами нет ее, кто не поймет этого с первого раза, не заслуживает, чтобы ему объясняли вторично.
Собираются вместе вновь прибывшие, устраиваются спать где придется, завтра отберут пригодных. И с кирпичами поступают так же. Те, что в дело не годятся, сейчас о кирпичах речь, останутся здесь, в конце концов будут использованы для строений не столь грандиозных, найдем куда девать, что же касается людей, их отсылают прочь, в добрый час или в недобрый. Ты не годишься, возвращайся к себе, и уходят они по дорогам, которых не знают, сбиваются с пути, становятся бродягами, умирают на обочинах, бывает, и крадут, бывает, и убьют кого-то, бывает, и доберутся домой.
Однако же все еще встречаются на свете счастливые семейства. Одно из таких королевское семейство Испании. Другое королевское семейство Португалии. Собираются переженить дочерей и сыновей, с их стороны невеста Мариана-Витория, с нашей Мария-Барбара, женихи наш Жозе и их Фернандо, перекрестные браки, как говорится. Дело решилось не вчера, сговор существует с тысяча семьсот двадцать пятого года. Много пустопорожних переговоров, бесконечные посольства, бесконечный торг, дискуссии по всем пунктам брачных контрактов, касательно прерогатив обеих сторон и приданого обеих девиц, а поскольку союзы такого рода не заключаются наспех и под кустом да под забором, где, да простится нам грубое слово, сходятся для сожительства, то лишь теперь, по истечении почти пятилетия, свершится обмен принцессами, мою тебе, твою мне.