Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)
Шрифт:
— Какие новости? — спросил меня Негрин, пожимая руку.
Я пожал плечами:
— Пока ничего особенного, однако атмосфера предгрозовая… В любой момент можно ждать бури.
Я имел в виду сведения, пророчества, слухи о предстоящем «прыжке» Гитлера на Восток, против СССР, которыми Запад жил в течение предшествующего месяца.
Переодевшись в легкий летний костюм, я пошел бродить по саду, окружавшему дом Негрина. Посидел на скамейках, повалялся на ярко-зеленой траве, подставляя лицо лучам теплого солнца. И земля, и воздух были полны пьянящими запахами созревшего лета, и я их жадно вдыхал с радостью,
Разум говорил мне — и я об этом уже не раз давал знать в Москву, — что нападение гитлеровской Германии близко, вот-вот за углом, но сердцем как-то не хотелось в это верить. Лежа в тот памятный день на траве, я думал:
— Неужели завтра, послезавтра война?.. Неужели гитлеровские орды бросятся через нашу границу?.. Неужели фашистские бомбы обрушатся на наши города?.. Неужели десятки и сотни тысяч советских людей обречены на жестокую смерть под ударами врага?.. Ах, если бы всего этого можно было избежать!..
Вдруг меня позвали к телефону. Звонил секретарь посольства из Лондона: Стаффорд Криппс хочет меня немедленно видеть. Криппс, бывший в то время британским послом в СССР, в начале июня приехал в Англию для консультации со своим правительством. Раза два он был у меня, говорил, что его работа в Москве никак не может наладиться и что он собирается уходить со своего поста. Зачем сейчас я так экстренно понадобился ему? Это сразу насторожило меня.
Час спустя я был уже в посольстве. Криппс вошел ко мне сильно взволнованный.
— Вы помните, — начал он, — что я уже неоднократно предупреждал Советское правительство о близости германского нападения… Так вот, у нас есть заслуживающие доверия сведения, что это нападение состоится завтра, 22 июня, или в крайнем случае 29 июня… Ведь вы знаете, что Гитлер всегда нападает по воскресеньям… Я хотел информировать вас об этом.
После того как мы обменялись краткими репликами по поводу сообщения Криппса, он прибавил:
— Разумеется, если у вас начнется война, я немедленно же возвращаюсь в Москву.
Когда Криппс ушел, я сразу же отправил в Народный комиссариат иностранных дел шифровку-молнию о его сообщении. Потом опять вернулся в Бовингдон — к загородной тишине, к тенистому саду, к запахам лета, но в голове еще острее, чем раньше, стоял неотступный вопрос: «Неужели завтра война?»
Ночь я спал неспокойно, а в 8 часов утра 22 июня снова раздался звонок из посольства. Страшно взволнованный советник К.В.Новиков быстро-быстро говорил:
— Вы слышали английское радио?.. Гитлер сегодня рано утром напал на Советский Союз!.. Немцы перешли границу, бомбят наши города… Идут бои… Есть жертвы…
«Началось!.. — мелькнуло в голове. — Что-то будет?»
Негрин и все обитатели его дома были уже на ногах, полуодетые и крайне возбужденные. Тут же у телефона, вспыхнул горячий обмен мнениями по поводу сенсационной новости и открывающихся впереди перспектив. Потом мы с женой спешно переоделись и сели в машину. По дороге от Бовингдона до Лондона я обдумывал свои ближайшие практические шаги, а когда мы прибыли в посольство, секретарь рассказал, что только что звонили от Идена: министр иностранных дел желал меня видеть у себя в 12 часов дня. Около 11 часов по советскому радио было сообщено, что в полдень выступит
Когда я узнал о предстоящем выступлении, первое, что пронеслось у меня в голове, было: «Почему Молотов? Почему не Сталин? По такому случаю нужно было бы выступление главы правительства». Однако я не придал данному обстоятельству особого значения.
Речь наркома иностранных дел была коротка — не длиннее четверти часа, подчеркивала вероломство Гитлера и его ответственность за развязывание войны, делала различие между бандой фашистских главарей и германским народом и выражала уверенность, что Советские Вооруженные Силы сумеют выбросить гитлеровских захватчиков из нашей страны, как это сумели сделать наши предки в наполеоновскую эпоху. Заканчивалась речь словами: «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!».
Выступление наркома иностранных дел произвело на меня хорошее впечатление. Оно вполне соответствовало моему настроению.
Иден принял меня с большой дружественностью и долго говорил о сочувствии и симпатии Англии и ее народа ж Советскому Союзу в этот грозный для него час. Я поблагодарил министра иностранных дел за его добрые слова, но гораздо больше меня интересовало, каковы будут теперь действия британского правительства. Меня очень беспокоила мысль, что, получив сейчас волею судеб могущественного союзника на Востоке, правящая Англия, как то не раз бывало в прошлом, взвалит на его плечи главные тяготы войны, а сама постарается отойти несколько в сторону. Поэтому я в упор поставил Идену вопрос: какова будет политика британского правительства в отношении СССР и не станет ли оно несколько сворачивать свои «военные усилия» для разгрома противника? Каково будет также отношение Англии к «мирной оффензиве» Гитлера на Западе, чего, очевидно, надо будет ожидать сейчас, когда все свои основные силы он бросил на Восток, против нашей страны?
Иден твердо ответил, что говорить о мире с Гитлером сейчас можно меньше, чем когда-либо, что «военные усилия» Англии будут развертываться и дальше полным ходом и что политика британского правительства в отношении СССР будет дружественной и отзывчивой.
— Сегодня вечером, — продолжал Иден, — премьер выступит с большой речью по радио, и вы из его собственных уст сможете все это услышать.
Я выразил удовлетворение по поводу заявлений министра иностранных дел и обещал немедленно же информировать о том Советское правительство. Затем я прибавил:
— Могу я обратиться к вам с просьбой? — и когда Иден ответил полной готовностью ее исполнить, я продолжал: — Передайте премьеру, что исключительно важно было бы, если бы в своей сегодняшней речи он был максимально определенен по двум вопросам: о том, что Англия будет твердо поддерживать СССР в этой войне, и о том, что Англия ни в коем случае не пойдет на мир с Германией. Англии и СССР предстоит сейчас пройти немалый отрезок исторического пути вместе. Во избежание излишних трений и разногласий надо предупредить возможность каких-либо недоразумений между обеими сторонами.