Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)
Шрифт:
Однако повседневная жизнь бомбоубежища была довольно хлопотливой. Надо было каждое утро, после ухода ночных обитателей, его чистить, мыть, проветривать, приводить в порядок, проверять действие всех его механизмов. Надо было каждый вечер приносить и каждое утро уносить много чемоданов, мешков, баулов, папок с материалами. Надо было заботиться об исправности стоявших в бомбоубежище пишущих, счетных и всяких иных машинок. Но труднее всего было регулировать количество находящихся в бомбоубежище людей, исходя из принципа, что бомбоубежище прежде всего должно обеспечить функционирование посольства как учреждения. Эта последняя задача была очень сложна и деликатна, и разрешение ее было поручено первому секретарю М.В.Коржу. Корж был человек умный и тактичный, и ему обычно удавалось находить приемлемые выходы из возникавших затруднений.
Вспоминая период «большого блица», мне хочется сказать слово благодарности всем товарищам
«Большой блиц» над Лондоном продолжался 57 ночей подряд. С истинно немецкой аккуратностью германские бомбардировщики появлялись в воздухе каждый день в 9 часов вечера и, совершив свое черное дело, уходили в 6 часов утра следующего дня. У них был 9-часовой «рабочий день», и они строго его соблюдали. Число самолетов, участвовавших в этих воздушных набегах, от ночи к ночи колебалось, но никогда не было меньше 200. Иногда оно увеличивалось до 300–400, был случай, когда число самолетов дошло до 500. Лондон слишком велик (он имеет около 50 км в поперечнике) для того, чтобы весь его можно было забросать бомбами в одну ночь, поэтому немцы обычно выбирали для каждой своей атаки какой-либо определенный район и тут уже концентрировали всю силу своего удара. На следующую ночь они обрушивались где-нибудь в другом районе, потом брали под обстрел третий район и т. д., пока не обходили всю территорию британской столицы. Смертоносные «гостинцы», сыпавшиеся с неба, не всегда были одинаковы. Сначала это были просто фугасные бомбы, затем — примерно с середины сентября — они были дополнены бомбами замедленного действия, в октябре появились зажигательные бомбы и огромные мины, спускавшиеся на парашютах. Была ли во всем этом какая-либо система, не знаю, но в разнообразии дьявольских игрушек, которыми располагал Гитлер, сомневаться не приходилось.
Какую цель преследовал Гитлер своим воздушным наступлением на Лондон и вообще на Англию?
Черчилль в своих военных мемуарах считает, что Гитлер при этом ставил себе две задачи: уничтожить британский воздушный флот и сломить дух английского народа и принудить его к капитуляции [174] . Мне думается, что оценка Черчилля не совсем правильна. Конечно, Гитлер стремился и к разгрому английской авиации, и к запугиванию английского народа, но дело было не только в этом. Начиная «большой блиц», Гитлер лелеял гораздо более серьезные планы: он хотел завоевать Англию. Мысль о покорении «гордого Альбиона» всегда жила в его сознании. Она питалась ложной информацией об Англии, которой снабжал его Риббентроп, изображавший эту страну как загнившее болото. Риббентроп, встречавшийся в бытность свою германским послом в Лондоне почти исключительно с «кливденскими» кругами и совершенно не знавший английского народа, заверял Гитлера, что Англия вконец разложилась и не способна к серьезному сопротивлению. Надо только крепко ударить ее по голове, а там уже все само собой совершится. Гитлер охотно глотал сладкие пилюли, предлагаемые ему Риббентропом, и все больше укреплялся в надежде стать господином Англии. План «Морской лев» должен был вести к такой цели. По разным военно-техническим причинам ее пока пришлось отложить, но, если Геринг обещает с помощью воздушного оружия поставить Англию на колени, почему не попробовать? Если та же цель будет достигнута другими средствами, какая ему, Гитлеру, разница? И, наконец, если даже с помощью одной авиации не удастся завоевать Англию, то ущерб, нанесенный ей интенсивными воздушными бомбардировками, будет столь велик, что на долгое время выведет ее из строя как активный фактор в войне. Значит, стоит предоставить Герингу полную свободу показать, на что способны военно-воздушные силы нацизма, Вот каков был, на мой взгляд, ход мыслей у Гитлера, когда он давал приказ о развязывании «большого блица». Тем более что в то время в военно-политических кругах Европы широко циркулировали преувеличенные представления о могущество воздушного оружия Германии.
174
W. Churchill. The Second World War, vol. II, p. 302.
Что могла тогда Англия противопоставить германскому «блицу»? Черчилль в своих мемуарах говорит, что в начале «блица» на весь Лондон имелось только 92 зенитных орудия! Это было ничто для столь гигантской территории. Тогда я не знал приводимой Черчиллем цифры, но я хорошо видел и чувствовал полную беззащитность столицы перед германскими налетами. Сидишь, бывало, в посольстве, слышишь противное «у-у-у» в ночном небе и потом частое и громкое:
— Бах!.. Бах!.. Бах!..
Это падают бомбы.
— Бах!.. Бах!.. Бах!..
Опять где-то застрекочет одинокое орудие и вдруг остановится.
В такие минуты меня охватывало какое-то бешенство, и я проклинал и Чемберлена, и Болдуина, и многих других консервативных лидеров, которые из-за своей политической глупости не подготовили Англию к отпору нацистскому «блицу».
Сопротивление немецким атакам оказывала английская авиация. Качественно она была выше германской, а количественно мало чем уступала, но она еще только училась ночным операциям и, естественно, делала немало ошибок. Главное же, и истребителей, и пилотов у англичан тогда недоставало.
Помню такой случай. Как-то в самый разгар «большого блица» мы с женой были на обеде у Бивербрука, занимавшего в то время пост министра авиастроения. Когда подали сладкое, вдруг завыли сирены. Начался налет. Все остались за столом, но только Бивербруку стал почти непрерывно звонить секретный телефон. Он что-то слушал, что-то отрывисто говорил, но смысла таинственной беседы нельзя было уловить. Я видел только, что Бивербрук сильно взволнован и сидит за столом как на иголках. Мы хотели поскорее уехать домой, но хозяин нас не пустил и требовал, чтобы мы дождались, пока германская бомбежка хоть временно затихнет (небольшие перерывы в этих ночных представлениях иногда бывали).
Так прошло часа два. Наконец, Бивербрук бросил телефонную трубку и с глубоким облегчением воскликнул:
— Ну, слава богу, эту атаку мы отбили!
Спустя несколько минут мы с женой уехали. Много позднее, уже после нападения Германии на СССР, когда мы с Англией стали союзниками, Бивербрук мне рассказал, что в тот памятный вечер исход воздушного боя висел на волоске.
— Вы понимаете? — восклицал Бивербрук. — Немцы все наступали и наступали, а у нас в резерве было только пять истребителей… Только пять!
Но если с вооружением дело обстояло плохо, то зато дух народа был выше всяких похвал. Риббентроп ничего в этом не понимал. Дух народа, дух широчайших трудящихся масс был тверд и несгибаем. О том можно было судить на каждом шагу по многочисленным действиям и фактам.
«Большой блиц» совершенно перевернул нормальную жизнь Лондона и его населения. Полтора миллиона жителей, в первую очередь дети, были эвакуированы из столицы в провинцию и рассредоточены главным образом по сельским местностям. Перед оставшимися во всей остроте встала проблема сна. Две-три ночи в случае крайности можно перебиться без нормального отдыха, но, когда речь идет о 57 бессонных ночах, положение резко меняется. Жители Лондона решали проблему сна по-разному, кто как мог.
Более состоятельные днем, когда крупных налетов не было, работали, как обычно, в своих учреждениях, конторах, магазинах, а вечером, до начала налетов, уезжали за город и там спокойно проводили ночь. Все отели, пансионаты, меблированные комнаты, частные дома в зоне, расположенной на расстоянии 30–40 км от столицы, мгновенно заполнились временными постояльцами, которые охотно платили их хозяевам самые фантастические цены.
Менее состоятельные, которые не могли себе позволить такой роскоши, ночи проводили в бомбоубежищах и «тьюбе» (лондонская подземка). Бомбоубежищ тогда еще было мало, но в «тьюбе» еженощно располагались на ночлег сотни тысяч лондонцев. Часов в шесть-семь вечера повсюду в огромном городе можно было видеть одну и ту же картину: по улицам в мутной мгле приближающейся ночи двигаются бесконечные вереницы людей с чемоданами и мешками в руках, с рюкзаками за плечами, мужчины, женщины и дети; коляски с малышами; старики, опирающиеся на палки; рабочие, грузчики, лавочники, клерки, интеллигенты, актрисы, портье, торговые служащие — все, все, нагруженные постельными принадлежностями и небольшим запасом продовольствия, стремятся неудержимым потоком в «тьюб», чтобы скрыться там на ночь от очередного налета. Внутри, на платформах и в помещениях подземных станций, внезапно возникают пестрые и шумливые походные лагеря. Люди семьями, группами устраиваются на ночлег, едят, пьют, разговаривают, читают газеты, обмениваются новостями, проклинают наци, грозят Гитлеру. В 6 часов утра, когда кончится германский налет, все они поднимутся с каменного пола «тьюба», вернутся домой (если дом уцелел), наскоро позавтракают и побегут на работу. И так изо дня в день, в течение двух месяцев…
Однако и выезжавшие за город, и ночевавшие в бомбоубежищах и «тьюбе» составляли все-таки лишь скромное меньшинство населения Лондона… Ну, а остальные?.. Остальные, все эти пять или шесть миллионов, проводили ночи у себя дома, под гул самолетов, под грохот бомб и треск пламени, полагаясь на случай или счастье. Результат понятен: в период «большого блица» погибло около 50 тыс. человек и во много раз больше было ранено. Свыше миллиона домов и коттеджей было разрушено или серьезно повреждено.