Воспоминания советского посла. Книга 1

Майский Иван Михайлович

Моя постановка вопроса в конце концов возымела свое действие. Через 10 дней после ареста я был выпущен из тюрьмы и вновь вернулся на свою квартиру. Вместе со мной по моему категорическому требованию были освобождены и другие работники полпредства. После моего выхода из тюрьмы ко мне, правда, были приставлены агенты Скотланд Ярда^{18}, которые неотступно следовали за мной по пятам, но все-таки я был на свободе и теперь согласился передать советскому правительству предложение английского МИД. Предложение это Москвой было принято, и вопрос о моем отъезде из Англии был, таким образом, принципиально решен.

Однако при практическом проведении этого решения встретился ряд весьма серьезных трудностей.

Локкарт был в Москве, я был в Лондоне, сношения железнодорожные, телеграфные, телефонные и всякие другие между обеими столицами в то время были, если не совсем порваны, то во всяком случае крайне осложнены. Устроить при таких условиях переход советской границы Локкартом и английской границы мною в один и тот же день и час было просто невозможно. В конечном счете вся операция обмена уперлась в вопрос, кто должен первым перейти границу: я или Локкарт? В течение довольно долгого времени мы никак не могли договориться. Тогда я сделал английскому МИД такое предложение: я выеду из Англии первый, но не поеду сразу в Советскую Россию, а останусь в Христиании (ныне Осло) и буду в Норвегии дожидаться выезда Локкарта из Советской России. С тяжелым сердцем Бальфур, в конце концов, принял мое предложение.

Дело происходило в сентябре 1918 г. Сношения между Англией и Советской Россией шли в то время через Скандинавию и были чрезвычайно затруднены блокадой Англии германскими подводными лодками, а также громадным количеством мин, переполнявших Северное море. Практически мне надлежало из Лондоне проехать в Абердин, сесть там на пароход, который под охраной двух миноносцев совершал более или менее регулярные рейсы по линии Абердин — Берген, и затем уже через Христианию и Стокгольм искать доступа в Советскую Россию. Как раз в момент моего отъезда из Лондона на английских железных дорогах разразилась стачка. Тогда английское МИД предложило отправить меня моих товарищей (со мной уезжало около 40 большевиков, находившихся еще в Лондоне) на автобусах. Я согласился. Липер поехал сопровождать меня до Абердина. Кроме того, с нами был еще норвежский вице-консул в Лондоне, который тоже принимал некоторое участие в моей эвакуации из Англии. Путь от Абердина до Христиании я совершил вполне благополучно.

Прибыв в норвежскую столицу, я явился, к норвежскому Министру иностранных дел, изложил обстоятельства, при которых произошел мой отъезд из Англии, и заявил ему, что нахожусь всецело в его распоряжении. Норвежский министр иностранных дел оказался в большом затруднении. Он сказал, что мое соглашение с английским МИД его совершенно не касается и что я могу поступать дальше, как мне заблагорассудится. После норвежского министра иностранных дел я посетил британскую миссию в Христиании и сообщил ей, что во исполнение моего соглашения с МИД я остаюсь в столице Норвегии до тех пор, пока не будет получено сообщение о выезде Брюса Локкарта из Советской России.

С освобождением и эвакуацией Локкарта произошла известная задержка и только в первых числах октября он пересек, наконец, русско-финскую границу. На этом мое соглашение с английским МИД кончилось, а вместе с тем кончилась и история первого Советского полпредства в Лондоне».

Но кончилось не только это. Пришла к концу повесть эмигрантских лет М М. Литвинова. Перед ним теперь открывалась новая и самая важная страница его жизни… [42]

42

См. приложение 3.

Г. В. Чичерин

Еще раз Ооклей-сквер…

Тучи, сгущавшиеся на политическом горизонте Европы, наконец, разразились страшной грозой. Вспыхнула первая мировая война. Германские батальоны ворвались в Бельгию и Францию. Волна беженцев с континента хлынула на английский берег. С этой волной в Лондон принесло Г.

В. Чичерина. В момент нападения немцев он отдыхал у моря, на одном из маленьких бельгийских курортов. Лавина германских войск отрезала ему отступление в Париж — его постоянную резиденцию, — а жить «под немцем» он не хотел. Пришлось спешно, с последним пароходом, эвакуироваться туда, куда еще можно было попасть, — в Англию. Так Чичерин оказался в столице Великобритании. Он поселился на той же Ооклей-сквер, в доме № 12, и здесь, в маленькой мансардной комнате на четвертом этаже, прожил свыше трех лет, вплоть до своего ареста и последующего возвращения в Россию.

* * *

Г. В. Чичерин был яркий и оригинальный человек. Уже самая внешность его обращала на себя внимание: высокий, плотный шатен с рыжеватой бородой клином; умное, интеллигентное лицо с большим лбом и слегка начинающейся лысиной; во всей фигуре какая-то прирожденная выхоленность. Самым замечательным в Чичерине были его глаза: острые, беспокойные, ищущие. И движения были нервные, быстрые, неожиданные. Все вместе оставляло впечатление какого-то особого «шарма», и в то же время, глядя на Георгия Васильевича, невольно думалось: «Какой интересный человек, что-то в нем есть особенное и необычное!»

И действительно, Г. В. Чичерин был очень своеобразным человеком.

По происхождению и воспитанию Чичерин сильно отличался от всех нас, эмигрантов-плебеев — он был дворянином, даже аристократом. Георгий Васильевич никогда не говорил об этом. У меня было впечатление, что он старается забыть это. Но я сам как-то поинтересовался его родословной и, порывшись в разных справочниках и энциклопедиях, нашел там немало любопытного материала.

Когда в 1453 г. турки завоевали Константинополь, последний византийский император Константин XI пал в бою, а его семья бежала в Рим. Ватикан, стремясь вовлечь Россию в свои международные комбинации, выдвинул проект женитьбы овдовевшего Ивана III на племяннице последнего византийского императора Зое Палеолог, воспитанной в католической вере. Москва, со своей стороны, считая себя после падения Константинополя наследницей Византии, искала способов видимого установления этой преемственности. В такой обстановке Зоя Палеолог в 1472 г. в сопровождении большой свиты прибыла в Россию и стала здесь московской царицей под именем Софьи. В составе ее свиты находился итальянец Афанасий Чичерини, который и положил начало роду Чичериных.

На протяжении последующих веков из этого рода вышло немало видных представителей царской администрации: здесь были дьяки, стольники, клирики, воеводы, судьи, генералы, советники. Имена некоторых из них остались в истории. Так, сын основоположника рода Иван Афанасьевич Чичерин в начале XVI в. носил монашеский чин и оказывал большое влияние на правительство. Столетием позднее, в 1611 г., Иван Иванович Чичерин в качестве думного дьяка Поместного приказа подписался под грамотой об избрании Романовых на царство. Еще столетием позднее полковник Иван Андреевич Чичерин был комендантом Полтавы и в 1709 г. пал в знаменитой битве под Полтавой. В эпоху Наполеона и первой Отечественной войны генерал от кавалерии Петр Александрович Чичерин принимал участие во многих важных сражениях тех дней. И, наконец, во второй половине XIX столетия Борис Николаевич Чичерин, профессор государственного права в Московском университете, московский городской голова, юрист и философ, стал идеологическим вождем русского либерального дворянства.

Сам Георгий Васильевич был сыном дипломата и племянником только что упомянутого Б. Н. Чичерина. Он родился в 1872 г. в Тамбовской губернии, в богатой семье, получил прекрасное образование и с детства говорил на нескольких языках. По окончании историко-филологического факультета в Петербурге Г. В. Чичерин в 1897 г. поступил в Министерство иностранных дел, собираясь пойти по стопам отца. Изумительная память и широкая образованность должны были облегчить ему достижение успеха на этом пути. Казалось, перед ним открывалась блестящая карьера…