Воспоминания советского посла. Книга 2
Шрифт:
Когда началась испанская война и обнаружились первые противоречия в этой области между СССР и Англией, я сделал попытку сохранить, что возможно, из той концепции, которая была положена в основу советско-английского коммюнике от 1 апреля 1935 г., появившегося в результате визита Идена в Москву. Помню, в конце 1936 г. я имел серьезный разговор с Иденом, в котором между прочим сказал:
— Для меня ясно, что Советское и британское правительства по-разному подходят к испанским событиям… Здесь у нас имеются разногласия, которые в дальнейшем могут даже возрасти, но все-таки Испания — ото только одна из проблем внешней политики обеих стран. Есть много других проблем, даже более важных, чем эта, по которым у СССР и Англии нет противоречий… Давайте локализуем наши расхождения на испанском вопросе и постараемся, чтобы они возможно меньше отражались на англо-советских отношениях вообще… Было бы крайне нежелательно,
Иден на мгновение задумался и потом ответил:
— Я с вами вполне согласен и со своей стороны сделаю все возможное для того, чтобы наша политика следовала принципам, изложенным в московском коммюнике… Это очень важно не только для Англии и СССР, это важно также в интересах всеобщего мира.
Иден еще раз остановился на мгновение и затем несколько тише прибавил:
— Но вы понимаете, что не все тут зависит от меня.
Я это хорошо понимал, но все-таки должен констатировать, что зимой 1936/37 г., когда премьером был Болдуин, а министром иностранных дел Иден, советско-английские разногласия в общем и целом ограничивались испанским вопросом.
Однако 28 мая 1937 г. Болдуин ушел на покой и вместо него главой правительства стал Невиль Чемберлен.
Узнав об этой новости, я невольно подумал: «Черчилль ошибся в своем прогнозе — не он, а Чемберлен оказался у руля. Теперь впереди сговор Чемберлена с Гитлерам, а дальше?…».
Невиль Чемберлен был, несомненно, самой зловещей фигурой на политическом горизонте Англии в тот период. Зловещей по глубоко органической реакционности своих воззрений, зловещей по тому влиянию, которым он пользовался в консервативной партии. Тот факт, что Невиль Чемберлен был человеком ограниченных взглядов и малых способностей, что его политический кругозор,по выражению Ллойд-Джорджа, не возвышался над кругозором «провинциального фабриканта железных кроватей», только усугублял опасность от его пребывания у власти. Отец Невиля знаменитый Джозеф Чемберлен считал этого своего сына (в отличие от другого сына, Остина) непригодным для политики и с молодости готовил его к торговой деятельности [212] . Однако и на коммерческом поприще Невиль не стяжал особых лавров. Тогда его двинули но «муниципальной линии». Здесь, пройдя ряд промежуточных ступеней, он стал в конце концов мэром Бирмингема. В 1917 г. как консерватор знатного происхождения Невиль Чемберлен получил пост министра рекрутирования армии в коалиционном кабинете Ллойд-Джорджа, но позорно провалился и был изгнан премьером из правительства. И вот теперь этот самый Невиль Чемберлен стал главой британского кабинета, да еще в такой сложной и трудной мировой обстановке! Поневоле в голову приходила мысль: «Вот до какого глубокого разложения докатился английский господствующий класс!»
212
Иден в своих мемуарах рассказывает, что за несколько месяцев до назначения Невиля Чемберлена премьером он как-то был у него на обеде, где присутствовал также Остин Чемберлен, только что вернувшийся из поездки в Австрию и Чехословакию. Остин много рассказывал о сложившейся там ситуации, и Невиль в связи с этим высказал несколько суждений по затронутому вопросу. В ответ Остин заметил: «Невиль, ты должен помнить, что ты ничего не понимаешь в делах внешней политики».
Для меня как посла Советского Союза приход к власти Невиля Чемберлена имел совсем особенное значение. Я не забыл своего разговора с ним в ноябре 1932 г. Последующие пять лет полностью подтвердили на многочисленных фактах и примерах, что Невиль Чемберлен является последовательным врагом нашей страны. Такой премьер мог только обострить англо-советские отношения. Такой премьер именно из за своей вражды к советскому государству мог только усилить политику «умиротворения» агрессоров. Ничего хорошего нам от него ждать не приходилось!
Как ни мрачны были мои чувства, я решил все-таки повидаться с новым премьером И прощупать его настроения. Он принял меня в споем парламентском кабинете 29 июля. На этот раз Чемберлен был спокойнее и сдержаннее, чем во время нашей первой встречи, пять лег назад. Я спросил его об общих линиях той и о линии, которую намеревалось проводить британское правительство в области международных отношений. Чемберлен долго и старательно объяснял мне, что основной проблемой момента, по его мнению, является Германия. Надо прежде всего урегулировать этот вопрос, а тогда все остальное уже не представит особых трудностей. Но как урегулировать германскую проблему? Премьеру это казалось вполне возможным, если применить правильный метод урегулирования.
— Если бы мы могли, — говорил он, — сесть с немцами за один стол и с карандашом в руках пройтись по всем их жалобам и претензиям,
Итак, все дело было лишь в том, чтобы сесть за один стол с карандашом в руках! Как просто! Мне невольно вспомнились слова Ллойд-Джорджа — «провинциальный фабрикант железных кроватей». Действительно, Гитлера и себя он, видимо, представлял как двух купцов, которые поспорят, пошумят, поторгуются и затем в конце концов ударят по рукам. Вот как примитивны были политические понятия премьера!
Из всего, что Чемберлен сказал мне 29 июля, с несомненностью вытекало, что целью его стремлений является пакт четырех, а путь к нему — всемерное «умиротворение» Гитлера и Муссолини.
Этот пессимистический прогноз становился еще более вероятным благодаря тому, что как раз к этому времени в Лондоне окончательно сложилась так навиваемая «кливденская клика», сыгравшая столь зловещую роль а годы, предшествовавшие второй мировой войне. Леди Ненси Астор, та самая леди Ненси Астор, которая в 1932-1933 гг., кокетничала своей «дружбой» с советской страной, в течение последующих лет обнаружила свое настоящее лицо и в конце концов стала «хозяйкой» политического салона, в котором собирались самые махровые представители консервативной партии. Обычно в ее роскошном имении Кливден, под Лондоном, где она пыталась имитировать Версаль, встречались такие люди, как Невиль Чемберлен, лорд Галифакс, Самуэль Хор, Саймон, Кингсли Вуд, Лотиан, Том Джонс, Эрнст Браун и др. Особенно крупную роль играл здесь редактор «Таймс» Джефри Доусон, являвшийся чем-то вроде идеологического вождя всей этой клики. Человек крайне реакционный, религиозно настроенный, не имевший реального представления ни об Европе, ни, в частности, о Германии, Доусон преклонялся перед силой и, считая гитлеровскую Германию решающей силой на континенте Европы, проповедовал самое беззастенчивое «умиротворение» нацистского диктатора. Влияние Доусона было настолько велико, что премьер-министры того времени — Макдональд, Болдуин, Чемберлен — обсуждали с редактором «Таймс» министерские назначения.
Все эти печальной памяти герои недавнего прошлого регулярно встречались в салоне леди Астор, пили, ели, развлекались, обменивались мнениями и намечали планы ближайших действий. Нередко между двумя партиями гольфа решались важнейшие государственные вопросы. Чем ближе надвигалась война, тем активнее становился Кливден. Салон леди Астор превратился в главную цитадель врагов Советского Союза и друзей англо-германского сближения. Отсюда шла наиболее энергичная пропаганда концепции «западной безопасности»; здесь смаковались картины советско-германского взаимоистребления, на осуществление которого делали ставку завсегдатаи Кливдена. Салон леди Астор имел сильнейшее влияние на назначение министров, на формирование правительств и на определение политической линии этих правительств. Приход к власти Невиля Чемберлена знаменовал собой усиление «кливденской клики», что рождало в руководящих кругах Советского Союза лишь самые тревожные опасения. Ждать пришлось недолго.
Основной целью Чемберлена являлось «умиротворение» фашистских диктаторов в расчете на установление «западной безопасности». Это был, конечно, как выражался Черчилль, идиотизм, но классовая ненависть к государству социализма была в Чемберлене (да и не только в Чемберлене) столь велика, что она совершенно помрачала их рассудок. Черчилль в своих военных мемуарах, говоря о Чемберлене и его отношении к Гитлеру, иронически замечает: «Он вдохновлялся надеждой умиротворить и реформировать его, а потом привести к полному смирению» [213] . Здесь Черчилль соблюдает приличные литературные манеры. В частных разговорах он выражался гораздо крепче. Помню, однажды он мне сказал:
213
W. Churchill. Second World War, 5-th Edition, vol. 1, London, 1955, p. 322.
— Невиль — дурак… Он думает, что можно ехать верхом на тигре.
К сожалению, Чемберлен именно так и думал и потому стал последовательным апостолом политики «умиротворения» агрессоров. Чтобы проводить такую политику на практике, ему нужен был созвучный этой идее состав правительства, и прежде всего «подходящий» министр иностранных дел. Иден для данной цели не годился, тем более что он бы крайне непопулярен в Риме и в Берлине.
Избранником Чемберлена на этот ключевой пост стал лорд Галифакс, однако, учитывал тогдашние общественные настроения в Англии, премьер не решился сразу расстаться с Иденом. Надо было предварительно подготовить почву, а лучше всего заставить Идена самого подать в отставку. Поэтому Чемберлен «пока» назначил лорда Галифакса на почетный, по чисто декоративный пост заместителя премьера, т. е. министра без портфеля, которому время от времени дают специальные поручения. И, как увидим ниже, самое важное специальное поручение, которое получил Галифакс, носило внешнеполитический характер.