Воспоминания. (1916-1920)
Шрифт:
Я вызвал некоторых из них, именовавших себя представителями крестьянских союзов, к себе. Долго и подробно говорил с ними сам, поручив сенатору Глинке записать и формулировать их соображения и желания и, поскольку они не противоречат моим взглядам, принять все это во внимание при последующей работе.
Крестьяне говорили, что население тех местностей, откуда они прибыли, за исключением лишь голытьбы и отбросов, крайне тяготится советской властью и коммуной. Крестьяне желают водворения в деревне мира, порядка и государственности, они ждут закона о земле и земском управлении, но хотят сами взять в свои руки заведывание земским хозяйством и распоряжение землей; они уверяли, что поведут дело разумно, хозяйственно и справедливо, без всякой обиды и разрушения сохранившихся хозяйств частных
Эти беседы окончательно укрепили меня в моем решении идти навстречу настроениям армии и населения. Я тут же поручил сенатору Г.В. Глинке приготовить в самый кратчайший срок земельный законопроект, определенно уже указав ему те главные основания, на которых этот законопроект должен быть составлен.
Чтобы оценить необходимость и правильность этого решения, надо уяснить себе общую обстановку в областях, занимавшихся около года Добровольческой армией, так как и в тех, которые оставались вне действия законов правительства генерала Деникина. Условия сельского хозяйства, в связи с полной необеспеченностью его и с отсутствием правового порядка в землепользовании, привели к полной хозяйственной разрухе.
«Захваченная» крестьянами в Северной Таврии помещичья и хуторская земля, равно и часть крестьянской надельной, не признаваемая советским правительством собственностью ее давних хозяев – состоятельных крестьян-земледельцев, и в значительной мере предоставленная так называемой «деревенской бедноте», обрабатывалась далеко не полностью. Так называемые «совхозы», бывшие крупные именья, оставленные советской властью за собой и долженствовавшие служить для насаждения коммунальных хозяйств, дали столь жалкие результаты, что с начала 1920 года советская власть сама начала издавать спешно законы об уничтожении коммунальных хозяйств и создании, с ведома самих крестьян, из небольших участков этих имений опытных станций. Впоследствии, по проведении в Крыму земельного приказа, в распоряжение правительства юга России было принято свыше пятнадцати крупных имений, бывших «совхозов». Имения эти были приведены советской властью в полное разорение. Живой и мертвый инвентарь сохранился в очень ограниченном количестве; постройки частью сожжены, частью растасканы [79] .
79
Например, в имении Фальн-Фейна «Аскания-Нова» из 400 лошадей осталась 1, из 120 верблюдов – 72, из 1000 волов – 60, из 300 коров – 3, из 200 свиней – 67, из 45 000 овен – 5000. Посевная площадь повсюду сократилась чрезвычайно, так, в указанном имении из 4370 десятин экономической сельскохозяйственной земли было засеяно 415 десятин, в имении Кудрявцева из 980 десятин – 40 десятин, в имении Карабона из 2550 десятин – 180 десятин, в имении Желябина из 1945 десятин – 120 и т. д., т. е. в общем засеяно менее 8 %.
В южных уездах Таврической губернии, которые около года полностью находились в пределах управления Вооруженных сил на Юге России, утвержденное генералом Деникиным положение о волостных земских учреждениях все еще введено в действие не было. Старые губернские и уездные земские управы, полномочия которых, за невозможностью созыва земских собраний, потеряли свою силу, не отвечали современным условиям и не пользовались авторитетом среди широких слоев крестьянского населения. Землепользование и землевладение были везде непрочны. При этом повсеместно имелось большое количество совершенно неиспользованных земель.
Таким образом, революционная волна, разрушившая дворянское землевладение, уничтожила прежние основы, составлявшие дореволюционный фундамент земельной России.
Но вместе с помещиками эта волна смыла с их родной земли и мелких крестьянских собственников, хуторян, расшатала арендаторские хозяйства и вынесла на своем гребне те темные силы, которые, под названием деревенской бедноты, осели в деревнях, терроризируя все хозяйственное трудовое население и служа главным
Восстановить прежние условия жизни, помимо отвлеченных соображений, было, конечно, нельзя и практически: имения были расстроены, инвентарь уничтожен, условия найма рабочих другие; арендные ставки не могли быть нормированы; наконец, личное пребывание владельцев в пределах своих имений – небезопасно.
Нужно было прежде всего поднять, поставить на ноги трудовое, но крепкое земле крестьянство, сорганизовать, сплотить и привлечь его к охране порядка и государственности.
А главное – необходимо было использовать возможность психологического воздействия на крестьянские массы, вырвать из рук наших врагов главное орудие пропаганды против белой армии и белого движения: всякое подозрение в том, будто бы цель нашей борьбы с красными – восстановление помещичьих прав на землю и месть за их нарушение.
И я остановился на мысли издать «п р и к а з о з е м л е», положив в основу земельного порядка прежде всего требования жизни, указанные мною еще 8 апреля, а именно:
1. Использовать все земли, годные к обработке, в каких бы условиях они ни находились, для наделения ими возможно большего количества действительно трудящихся на земле хозяев.
2. Все наделяемые землей землепашцы должны получить ее в собственность, за выкуп и в законном порядке.
3. Создать для осуществления реформы на местах органы земского самоуправления и привлечь к участию в них самих крестьян.
Но чтобы крестьянство знало, что несет ему освобождающая его от большевицкого бесправия Русская армия, приказ о земле и земских учреждениях должен был быть не только разработан и объявлен немедленно, но и введен в силу на деле. Необходимо было наглядно показать отношение к земельному вопросу белого движения и твердые намерения национальной власти.
Позднее эти основные положения выразились в следующих кратких словах последующих моих приказов: «Н а р о д у з е м л я и в о л я в у с т р о е н и и г о с у д а р с т в а» [80] и «К о м у з е м л я, т о м у и р а с п о р я ж е н и е з е м с к и м д е л о м, н а т о м и о т в е т з а э т о д е л о и з а п о р я д о к е г о в е д е н и я» [81] .
80
Приказ от 20 мая № 3226.
81
Приказ от 15 июня № 94.
Имея теперь мои решительные требования и указания, сенатор Глинка исполнил быстро возложенную на него задачу. К середине мая проекты закона о земле и о новом волостном земстве были им изготовлены и мною были одобрены. Они позднее были рассмотрены под личным моим председательством в состоявшем при мне совете. 18 мая Г.В. Глинка ознакомил участвовавших с обоими проектами, после чего я предложил членам совета высказаться по существу. Мнения и здесь разделились, большинство страшилось огромности поставленной задачи, опасалось того противодействия, которое она встретит при своем осуществлении. Лишь военные члены совета, наиболее близко стоявшие к армии, опираясь на мнения командиров частей на фронте, учитывали в полной мере психологическое значение как для самой армии, так и для населения немедленного разрешения этого вопроса.
За оба проекта высказались, кроме их составителя, лишь я, генерал Шатилов и и. д. начальника военного управления генерал Никольский. К постатейному обсуждению, которым я лично внимательно занялся ранее, не переходили, и по закрытии заседания совета я утвердил оба проекта по существу.
Прибывший через два дня А.В. Кривошеин понял все психологическое значение принятого мною решения, проявив свойственную ему удивительную политическую чуткость и исключительную гибкость ума.
– Проект этот не совершенен, – говорил Александр Васильевич, – но раз он может облегчить армии ее успех, привлечь к ней доверие крестьянства, раз сама армия ждет слова о земле, то времени терять нельзя, сама жизнь позднее внесет необходимые в дело поправки.