Воспоминания. Стихи. Переводы
Шрифт:
книжки моих стихов, уважал во мне поэта. Тут же бросился в глаза знакомый
силуэт Ильи Эренбурга. Он представил меня своей жене — Любови
Михайловне, и другой даме — кажется это была Эльза Триоле. Илья
Григорьевич тотчас спросил, привез ли я французского табаку, хотя бы на одну
трубку. С удовольствием я дал ему нераспечатанную пачку. С первой же
затяжкой он, казалось, вдохнул в себя воздух любимой Франции. Узнав, что я
собираюсь вернуться в Россию, Эренбург живо откликнулся:
что вы возвращаетесь. Культурных людей там мало, в них очень нуждаются».
В Берлине я познакомился и часто общался с итальянским Футуристом
Вазари — другом Маринетти, его представителем в Берлине. Ему нравилась
моя проза.
Здесь следует разъяснить возникшие передо мной в Берлине трудности. До
нас, живших во Франции русских дореволюционных эмигрантов, не доходили
постановления, издававшиеся
63
в РСФСР. Поэтому мы не знали, что 1 июня 1922 года истекает срок, до
которого следовало явиться в Советскую миссию. После этой даты мы
потеряли все права на гражданство: въезд в Советскую Россию нам был закрыт.
То, что фактически мы не могли воспользоваться правом подачи заявлений о
гражданстве из-за отсутствия во Франции полпредства, не принималось в
расчет.
В консульство я ходил, как на службу. Коридоры были заполнены
жаждущими возвращения на родину. Когда же я наконец добрался до консула,
он уже ничем не мог мне помочь. Анкету мою он принял и посоветовал
набраться терпения: ответ придет не раньше, чем через полгода. А я не мог
столько ждать, срок моего паспорта истекал и, что гораздо хуже, деньги мои
ощутимо таяли. Нависла угроза нищеты, голода. Деньги были на исходе, я
зажал их в кулак. Перестал посещать литературные кафе, не встречался больше
ни с Парнахом, ни с Эренбургом. Подумал, что помочь мне мог бы Антонов-
Овсеенко*. Адреса его я не знал, однако письмо отправил, надписав его так:
«РСФСР. Москва. Товарищу Антонову-Овсеенко». Ответа я так и не
дождался29.
В Берлине я подружился с Алексеем Михайловичем Ремизовым, был у него
частым гостем. Переписываться мы начали, когда я жил еще в Париже. У
Ремизова я познакомился с Андреем Белым, с Соколовым-Микитовым**.
Алексей Михайлович часто расспрашивал меня о путях, ведущих в
католическую церковь, о тех «камушках», по которым я в нее пришел. Он хотел
принять католичество30.
Отчаявшись из-за того, что застрял в Берлине, я поделился своим горем с
Алексеем Михайловичем. Он посоветовал обратиться к Максиму Горькому,
который жил в это время в Германии, в курортном местечке Свинемюнде.
Сердобольный Ремизов дал мне
«Горький вам непременно поможет». По правде говоря, я не надеялся, что
Горький мне ответит, но тем не менее обратился к нему с письмом31. Какова же
* М. Т. несомненно знал, что Антонов-Овсеенко руководил арестом
Временного правительства, занимал в РСФСР высокие посты.
** Через тридцать с лишним лет, встретившись в Москве, М. Т и Соколов-Ми-
китов очень обрадовались друг другу. Но так и не припомнили, где они раньше
виделись.
64
была моя радость, когда уже на третий день хозяйка, у которой я снимал
комнату протянула мне письмо со штампом Swinemunde. Вот это письмо и
записка к нему:
г. Марку Талову
Прилагаемую записку отнесите в миссию т. Лутовинову и, вероятно, он Вам
поможет уехать в Россию
Всего доброго
А. Пешков
Тов. Лутовинов!
Не поможете-ли Вы Марку Талову, поэту, перебраться в Россию?
Если можно — будьте добры сделайте это!
Жму руку.
М. Горький
6.VII.22
На радостях я стал объяснять хозяйке, что письмо это пришло от Максима
Горького. Позже мне пришлось слышать, как она делилась с кем-то:
«Представьте, наш жилец переписывается с самим Максимом Горьким!» Меня
даже пригласили на свадьбу хозяйской дочери.
Дорога на родину. Москва—Одесса—Москва.
Я — советский служащий
Лутовинов, к которому адресовался Горький, был в отъезде, моим делом
занимался консул Фомин. Он отнесся ко мне с человеческой симпатией,
спросил, есть ли у меня деньги. Денег оставалось совсем немного,
продержаться я мог бы только, если отъезд не затянется. Фомин обещал меня
отправить через семь-восемь дней. «Не на ваш счет... Но само собою
разумеется, и не на наш... Мы вас внесем в списки военнопленных. На вопросы
немецких властей отвечайте, что вас взяли в плен в Луцке. Между
правительствами РСФСР и Германии заключено соглашение о порядке обмена
военнопленными. Вы сможете беспошлинно перевезти все свое имущество».
Мое имущество состояло из чемоданчика с бельем и огромной корзины,
набитой книгами.
65