Воспоминания. Стихи. Переводы
Шрифт:
виртуозной «форме», которую рецензенты не заметили, потому что она
целиком служебна и лишена привычных арабесок современной эстрадной
поэзии. Она у Вас очень тонка и сильна своей необходимой, подвластной всем
поворотам темы, жизненностью.
Быть может, в том виде, как Вы представили ее издательству, книга могла
показаться ему пестрой, «несобранной». Но тогда вместо того, чтобы
предложить Вам сочувственно настроенного по отношению к Вам редактора-
составителя,
Ваши переводы так органично входят в сборник, что их, конечно, изымать
из него не следует. Верно, дело в том, что переводы не из того ведомства, где
оригинальные стихи (две редакции: переводной и оригинальной поэзии). Но
для многих поэтов перевод — оригинальное стихотворение: например, «На
севере диком» или «Горные вершины» Лермонтова.
Без лучших Ваших стихотворений читателю не обойтись, они принадлежат к
особому роду русской поэзии (без украшений!), особенно трудному и, быть
может, наиболее живучему. В этом смысле Ваши стихотворения заслуживают
всяческого внимания.
Читатель без Вашей книги должен чувствовать себя лишенным чего-то
очень ему потребного. Странно и стыдно видеть
232
Ваши лучшие стихотворения неизданными. Они могли бы научить и многих
молодых поэтов тому, чего они попросту не знают, т. к. эти произведения
поэзии — вне их измерений. Они расширили бы не один мир, не одному
«личному» миру читателя и поэта придали бы новые черты. Они нужны именно
в напечатанном виде.
Декабрь 1965.
Искренно уважающий Вас
А. Тарковский»
Но и это письмо не помогло, как не помогли и ходатайства М. Лисянского и
П. Антокольского. Несмотря на просьбы автора вернуть рукопись, она
оставалась в издательстве — «над ней работали».
44. Из выступления Арс. Тарковского: «Содержание, форма и мысль у Талова
соответствуют друг другу. Это натурализм, доходящий до галлюцинаций.
Это визионерский реализм, это путь, который русская поэзия совершенно
забыла. Поэзия Марка Талова совершенно самостоятельна».
45. Не следует думать, что образы в этом стихотворении заимствованы у А.
Блока, поскольку «Скифы» и «Двенадцать» написаны в 1918 г., т. е. на три
года позже.
46. Впервые — в кн. «Любовь и голод», П. 1920.
47. Впервые — в кн. «Любовь и голод», П. 1920. В феврале 1920-го в авторском
переводе в Le Monde Nouveau.
48. В июне 1921-го опубликовано в переводе в Le Monde Nouveau.
49. В книгу, вышедшую в Париже, не вошло. Включено в рукописный том
«Любовь и
газете «Буревестник» № 1, Петроград, 4 ноября 1917 г., затем в «Известиях
одесского губиспол- кома» № 840, 1922 г.
50. В книгу, вышедшую в Париже, не вошло. Включено в рукописный том
«Любовь и голод».
51. Впервые опубликовано в газете «Вечерние Известия». М., 1923 г.
52. Цикл: «Свобода» (опубл. в кн. «Избранные стихотворения», М., МИК, 1995,
далее «ИС»); «Равенство», «Братство» — публикуются в настоящем
издании.
53. Впервые — в «ИС».
233
54. Весь цикл опубликован впервые в «ИС».
55. Впервые — в альманахе «День поэзии». М., 1964.
56. На допросах следователи требовали от «врагов народа» назвать не менее
двадцати сообщников. Рассказывали, что Тициан Табидзе двадцатым назвал
имя грузинского полководца Георгия Саакадзе (1580—1629).
С Тицианом Табидзе М. Т познакомился у Паоло Яшвили, на его московской
квартире.
57. Впервые опубл. в «ИС». Известный стиховед А. П. Квятков- ский
утверждал, что, переложив на русский язык это стихотворение Г. Табидзе,
М. Т создал, сам того не заметив, стихотворный размер, до того не
встречавшийся в русском стихосложении.
234
ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
Бо льшая часть воспоминаний поэта Марка Талова (1892—1969) публикуется
впервые.
Детство и отрочество на окраине Одессы, первые поэтические опыты. Без
малого девять лет в самом центре нарождающегося нового искусства — в
парижской богеме 1913—1922 годов, на «блистательном» Монпарнасе.
Нищета, голод, бездомье и интенсивная внутренняя жизнь — религиозные и
философские искания, обретение своего поэтического голоса. Пришедшая к
поэту известность в русской и французской литературно-художественной
среде. Но тоска по родине, не оставлявшая его с самого первого дня на
чужбине, разлука с невестой доводили до отчаяния. На гребне известности —
возвращение на родину, где поэт надеется обрести широкую аудиторию,
участвовать в строительстве новой России. Затем 47 лет трудной жизни,
«мытарств», как напишет он впоследствии, в Советском Союзе. Свободы и
справедливости, о которых он мечтал, не было ни в царской России, ни в
республиканской Франции, ни тем более в СССР. Но очень скоро Талов понял,
что здесь вообще нет места для поэзии.
Книгу воспоминаний М. Талов задумал вскоре после возвращения на