Воспоминания
Шрифт:
27 марта сэр Джордж Бьюкенен вручил мне меморандум, составленный им на основании инструкций из Лондона, в котором подтверждалось согласие английского правительства на присоединение Россией проливов и Константинополя под условием, что война будет доведена до победоносного конца и что Великобритания и Франция осуществят свои пожелания за счет Оттоманской империи и «некоторых областей, лежащих вне ее». Условие «доведение войны до победоносного конца» было упомянуто в меморандуме, хотя было вполне очевидно, что без этого условия нельзя было говорить о приобретении каких бы то ни было частей турецкой территории. Моя вера в победу Тройственного согласия над центральными державами и в их твердую волю довести борьбу до конца была с самого начала войны непоколебима, но я не предвидел, что единственной из держав Согласия, не удовлетворившей этому основному условию, будет моя родина, выведенная из строя революцией в ту пору, когда ей наконец удалось завершить своё вооружение и оставалось сделать последнее усилие, чтобы пожать плоды трёхлетней тяжелой борьбы. Поэтому включение в английский меморандум этого условия не имело, на мой взгляд, практического значения. Русской революции была суждена незавидная доля вложить в эту оговорку реальное содержание, которое ещё сокрыто от глаз большинства наших соотечественников
Во что обошлись русскому народу навязанные ему интернационалом отказ от долга чести и отречение от заветов истории, станет ясно лишь будущим поколениям.
В числе упомянутых в английском меморандуме пожеланий были ещё следующие: устройство в Константинополе вольного порта для склада и провоза товаров, имевших назначение в страны Малой Азии и Юго-Восточной Европы, кроме России; оставление Аравии и мусульманских святых мест под независимой мусульманской властью; подчинение нейтральной зоны в Персии английскому влиянию путем пересмотра русско-английского соглашения 1907 года. На все эти пожелания лондонского кабинета, как и на те, которые были нам выражены г-ном Палеологом относительно уступки Франции Сирии и Киликии, русское правительство выразило своё согласие. Дальнейшая разработка и уточнение территориальных приобретений наших союзников за счет Оттоманской империи были произведены позже, в личных переговорах между мной и их особыми уполномоченными, сэром Марком Сайксом и г-ном Пико. В апреле 1916 года, по окончании этих переговоров и выяснении пожеланий каждого из членов Тройственного согласия, я сообщил в письме к союзным представителям в Петрограде о согласии императорского правительства на предъявленные ими требования о присоединении Англией Месопотамии и Францией – Сирии и Киликии, под условием приобретения Россией в Малой Азии Эрзерума, Трапезунда, Вана и Битлиса вплоть до пункта на Черноморском побережье, который должен был быть определен при проведении новых границ. Часть Курдистана, лежащая на юг от Вана и Битлиса, должна была равным образом отойти к России, взамен чего Франция приобретала в Малой Азии значительную территорию с городом Харпутом. Вот в общих чертах соглашение, к которому пришло русское правительство с уполномоченными Англии и Франции в 1916 году. Россия из-за постигшего её внутреннего катаклизма, не только не сделала новых территориальных приобретений, но потеряла немало старых. Нашим союзникам пришлось тоже отказаться от некоторых из намеченных ими турецких областей. Над другими ими был установлен протекторат более или менее призрачного характера, принесший им до сих пор сомнительные выгоды.
Я возвращаюсь к событиям весны 1915 года. Ход Галлипольской кампании наших союзников не обещал удачного исхода. Кабинеты Согласия, тем не менее, вели переговоры о временном устройстве Константинополя после его падения, рассчитывая, что оно совершится в недалеком будущем. Окончательная судьба турецкой столицы уже была предрешена соглашением между русским и союзными правительствами, но на время продолжения войны вопрос о таком временном устройстве требовал разрешения. С этой целью был совместно составлен проект городского управления Константинополем, в котором наряду с военным командованием предвиделось гражданское устройство города. Мы отстаивали ту точку зрения, что контроль главнокомандующего союзными силами над верховными комиссарами держав как представителями гражданской власти не должен был быть допущен. Имелось в виду учреждение шести отделов, которые должны были ведать всеми отраслями гражданского управления, причём каждому из союзных правительств предоставлялось назначение двух начальников отделов. Из этих отделов Россия оставляла за собой управление внутренними делами и юстицией. Заведование вакуфами, т. е. мусульманскими духовными имуществами, поручалось мусульманину.
Я не касаюсь здесь проекта местной юрисдикции как наиболее специального из всей системы временного устройства Константинополя, которому не суждено было вследствие полной неудачи Галлипольской экспедиции, увидеть даже начала осуществления. Англо-французские контингенты были спешно отозваны во избежание непоправимой катастрофы. Этот эпизод союзной борьбы принёс делу согласия значительный нравственный и материальный ущерб и соответственно тому повысил самонадеянность его врагов. Турки, начавшие войну не по своему свободному выбору, а под принуждением германского посла Вангенгейма, не только укрепились в своей вере в непобедимость Германии, но начали не сомневаться в своей собственной. Вообще же балканские клиенты Германии сплотились ещё теснее вокруг своей покровительницы, служа её интересам с самоотвержением, за которое им пришлось впоследствии заплатить дорогую цену. Удары, наносимые туркам русской армией в далекой Малой Азии, не производили желанного впечатления на Константинополь, находившийся в крепких германских руках. Картина изменилась только гораздо позже, после балканских побед маршала Франшэ д'Эсперэ. Они раскрыли туркам и болгарам глаза на безнадежность их положения и этим приблизили момент германского поражения на Западном фронте.
Событие это, важность которого нельзя достаточно подчеркнуть, не застало уже России в рядах победителей. Революция была в ту пору занята устройством своей пролетарской республики, основанной на костях лучших сынов прежней России. Русский марксизм сам себя изверг из среды цивилизованных государств, совершив над народом акт произвольного самоотравления в то время, когда все силы страны, как духовные, так и материальные, были ей нужнее, чем когда-либо за все её существование. Я говорю о самоотравлении, а не самоубийстве, так как, к счастью, нет яда, которого не мог бы преодолеть молодой и сильный организм русского народа.
Глава XI Политические переговоры с Италией и Румынией. Выступление Италии совместно с Тройственным согласием. Последствия выступления Румынии. Присоединение Бессарабии к Румынии в 1918 году. Политическое возрождение Чехословакии
Война 1914 года застигла врасплох не только противников Австро-Венгрии и Германии, что, очевидно, было в порядке вещей, но и самих их союзников, что не могло быть выгодно ни Австрии, ни Германии. Это обстоятельство тем более непонятно, что ни в Берлине, ни в Вене не предавались самообольщению насчёт крепости союзов, связавших центральные кабинеты с Италией и Румынией, заинтересованных как та, так и другая в ослаблении Австро-Венгрии. Остается предположить, что уверенность в громадном превосходстве военной подготовки и боевых сил Германии заставила австро-венгров пренебречь всякими другими соображениями в надежде втянуть в свою орбиту колеблющихся союзников
Как бы ни были эти государства заинтересованы в выступлении против своих недавних союзников, им было нужно, прежде чем перейти Рубикон, сговориться с новыми союзниками относительно тех выгод, которые их выступление должно было принести. Как Италия, так и Румыния преследовали цель возможно полного включения в свои границы соплеменников, находившихся под властью монархии Габсбургов. Если бы венский кабинет обнаружил некоторое желание удовлетворить хотя бы частично эти желания, возможно, что сознание огромности риска и жертв, сопряженных с войной, удержало бы Италию и Румынию от вступления на путь, который должен был ускорить гибель Австро-Венгрии и побудил бы их удовольствоваться временным компромиссом. Такого рода решение было бы не только в интересах самой Австро-Венгрии, но и Германии. Однако и в этом случае из Берлина не было своевременно принято серьезных мер воздействия на Вену, и её упорству был предоставлен полный простор. Боялась ли Германия лишиться в самую нужную минуту поддержки своей союзницы или она была убеждена, что время для дипломатического торга было уже пропущено, но как в Риме, так и в Бухаресте вскоре увидели, что всякое соглашение с Веной, и ещё более – с Будапештом, совершенно безнадежно и что ожидать чего-либо можно было только от держав Согласия.
Это течение взяло верх, и тотчас после объявления войны между кабинетами Согласия, Римом и Бухарестом открылись переговоры относительно тех территориальных уступок, которые Согласие было готово сделать Италии и Румынии за счет Австро-Венгрии в случае победы над центральными державами.
Императорское правительство поставило себе за правило не препятствовать видам своих союзников в вопросах, касавшихся изменения карты Западной Европы, имевшего для нас второстепенное значение, предоставляя себе решающий голос там, т. е. в Восточной и Юго-Восточной Европе, где были ближайшим образом затронуты интересы России. Ввиду того, что территориальные притязания Италии простирались не только на южные склоны Альп и на Истрию, но также и на некоторые части восточного побережья Адриатического моря, а требования Румынии касались юго-восточных областей Габсбургской империи, на долю петроградского кабинета выпала трудная задача договориться с обеими державами, не теряя из виду интересов наших югославянских союзников. Насколько сложна была эта задача, я увидел с первого же дня, когда итальянское и румынское правительства заявили о своей готовности вступить в переговоры по вопросу об их национальном объединении. Я должен признаться, что требования их показались мне преувеличенными. Насколько я считал законным желание Италии получить на севере стратегическую границу, которая обезопасила бы её навсегда от угрозы вторжения через альпийские проходы, бывшие в руках Австрии, настолько же не оправдывались, в моих глазах, итальянские притязания на большую часть Далматинского побережья с прилегающими к нему островами, заселенного сплошным славянским населением, за исключением некоторых городов. Итальянцы, предъявляя свои требования, объясняли их необходимостью владеть ради безопасности обоими берегами Адриатики. Я прилагал все усилия, чтобы убедить итальянского посла, что имея в своих руках Таранто, Анкону, Венецию, Триест, Полу и Валлону, обладанием которой они в то время ещё очень дорожили, они могли бы считать своё положение в Адриатике вполне обеспеченным, тем более что даже при переходе Далматии во владение Сербии превращение последней в сильную морскую державу было едва ли вероятно. Тем не менее Италия настаивала на своих требованиях присоединения намеченной части побережья и на нейтрализации той, которая должна была отойти к Сербии.
Тройственному согласию важно было заручиться участием Италии в войне, и поэтому наши союзники побуждали русское правительство к возможно большей уступчивости в адриатическом вопросе. Я сознавал всю цену союза с Италией не только с точки зрения общего его значения для Согласия, но и с нашей собственной, ввиду помощи, которую она могла оказать нам в борьбе с Австрией, вынуждавшей нас держать значительные силы на Юго-Западном фронте, которые были бы нам полезнее на севере против Германии. Мне стоило большого усилия над собой, чтобы ради выгод итальянского союза пожертвовать интересами сербского народа, желания которого могли получить осуществление только в связи с великой войной. Выход к морю был, во всяком случае, обеспечен Сербии, но значительная часть сербского населения лишалась возможности присоединиться к объединенной родине. Помимо этой стороны дела меня озабочивала ещё и другая, которая хотя и не представляла немедленной опасности, угрожала в будущем серьезными политическими осложнениями. Размежевание итальянских и сербских владений по Адриатическому побережью, согласно проекту римского кабинета, должно было через некоторое время неминуемо привести к столкновению между Италией и Сербией, опасному для европейского мира. Создание на Адриатике ещё одного лишнего очага международных конфликтов вдобавок к тем, которые должны были естественно возникнуть после окончания войны, было крайне нежелательно. К счастью заинтересованных сторон и всей Европы и к чести итальянских государственных людей, опасность эта теперь устранена. Установление дружественных отношений между Италией и Югославией путем взаимных уступок служит некоторым ручательством дальнейшего мирного сожительства двух сопредельных народов, из которых один уже достиг своего расцвета, а другой стоит на верном пути развития своих материальных и духовных сил. Остается только желать, чтобы этот благой пример разрешения международных споров посредством полюбовного соглашения нашёл себе подражателей у других европейских народов. Это тем более желательно теперь, пока громоздкий аппарат Лиги Наций, медлительный и сложный, не приобрел ещё должного авторитета, и решения его оставляются в некоторых случаях без внимания.
Переговоры о выступлении Италии совместно с Тройственным согласием продолжались до мая 1915 года, когда она объявила Австро-Венгрии войну. За это время Италия, боевая подготовка которой была недостаточна, успела значительно подвинуть её вперёд и организовать, сообразно нуждам войны, свои многочисленные и хорошо оборудованные металлургические заводы. Эти десять месяцев дипломатической и технической подготовительной работы не прошли для Италии без пользы как в политическом, так и в военном отношениях.