Воспоминания
Шрифт:
«Всемилостивейший Государь! Провидение даровало нам счастие видеть Ваше Императорское Величество, нашего Всемилостивейшего Государя и отца, вторично посреди нас. Под Твоим милосердным правлением, под Твоим покровом и защитою, мы живем здесь счастливо и покойно. Прими, Всепресветлейший Монарх, излияние чувств благодарности, преданности и любви; прими удостоверение нашей сердечной и всегдашней мольбы ко Всевышнему: да Господь увенчает тебя, весь твой Августейший дом и все Твои великие и благодетельные предначинания благословением
Подписано духовными и светскими старшинами менонистского общества.
Государь вошел в комнаты, призвал хозяина и хозяйку и милостиво приветствовал их. Я удостоился приглашением к обеденному столу. Когда я вошел в столовую комнату, Государь уже сидел за столом. Пригласив меня сесть русским изречением: «милости просим садиться», Его Величество, обращаясь ко мне, начал следующий разговор: [30]
— Чем болен Контениус?
— Грудною болезнью, Ваше Величество, — ответил я.
30
Разговоры с Государем Андрей Михайлович записывал в тот же день в свою памятную книжку.
— А я думаю старостью. Сколько ему лет?
— Семьдесят шесть.
— Кланяйся ему, братец, от меня и скажи, что я очень жалею, что не мог его видеть и особенно о причине, по которой он не мог сюда приехать. Скажи ему, что я душевно желал бы снять ему лет двадцать, но это свыше моей власти.
Сделав затем несколько вопросов о генерале Инзове и других начальниках колоний, Государь сказал:
— В этой колонии только два дома?
— Это не колония, В. В., — отвечал я, — но хутор, основанный при земле, пожалованной Вашим Величеством бывшему менонистскому старшине Винцу, за его усердное общественное служение и за основание первой в здешних местах лесной плантации. Теперешний хозяин дома — зять его.
Государь, указывая в окно, спросил меня:
— А чьи это маленькие малороссийские домики?
— В них живут работники хозяина.
— А менонисты, кажется, не строят домов на этот манер?
— Никак нет, Ваше Величество.
— Сколько вышло менонистов из Пруссии сюда в прошлом году?
— Пять семей.
— В чем состоят главные упражнения менонистов?
— В улучшенном скотоводстве, хлебопашестве, в разных ремеслах.
— Какой у них рогатый скот?
— Большею частью смесь немецкого с малороссийским.
— А лошади?
— Также, потому что первоначально вышедшие менонисты приводили с собою рогатый скот и лошадей из Пруссии.
— Какой они высевают наиболее хлеб?
— Пшеницу.
— Много ли они потеряли в прошлую зиму от падежа скота?
— Пятую часть.
— Была ли у них так же, как и у прочих здешних жителей в то время, снята с крыш солома на прокорм скота?
— У некоторых.
— Бывают
— Весьма редко.
— Есть ли фабрики?
— Одна небольшая, суконная, которую В.В. в 1818 году изволили удостоить посещением.
— А! Помню.
Лейб-медик Виллие, сопровождавший Государя и находившийся за столом, заметил:
— Кажется, что в 1818 году мы здесь не ехали.
— Нет, — подтвердил Государь, — мы проехали из духоборческой деревни, где ночевали, на село Токмак и оттуда прямо в Мариуполь. — Затем обратился снова ко мне. — Бывают ли между менонистами важные уголовные преступления?
— В продолжении восьмилетнего управления моего случилось одно только.
— Какое?
— Один менонист в нетрезвом виде, задавил ребенка, переехав его повозкою на дороге.
Государь, сделав знак головою, сказал:
— Это неумышленно! Но разве бывают между ними наклонные к пьянству?
— Весьма редко.
— Это хорошие люди. — И потом Государь шуточно спросил у Виллие — N’est ce pas que vous ^etes ici chez vos confr`eres, en fait de religion?
— Non, sire, — отвечал Виллие, — je suis de l''eglise 'episcopale.
— Et dans quelle 'eglise allez-vous `a P'etersbourg?
— Dans la chapelle anglicane.
Государь продолжал, обращаясь ко мне:
— Мирно ли они живут с ногайцами?
— Ногайцы иногда несколько беспокоят их, но местное начальство старается всемерно прекращать своевольство ногайцев.
Все окна были усеяны менонистками из ближних колоний, в их праздничных платьях. Началась сильная буря и дождь. Государь, посмотрев в окно, сказал: — Шквал! Шквал! pauvres femmes, elles seront toutes mouill'ees! — И потом спросил меня: — Всегда ли здесь в октябре бывает такая погода?
— Напротив, Ваше Величество, ветры и дожди здесь гораздо чаще бывают в сентябре, прежде и после равноденствия; а в октябре, большею частью, дни ясные, теплые и тихие и только по утрам и по вечерам случаются туманы».
Государь обратился с вопросом к Виллие и генералу Соломке, у кого они ночевали в Ногайске, и хорошие ли у них были квартиры. В это время повар Государя, Миллер, подал блюдо с зеленью. Государь спросил: — Ces l'egumes sout ils d'ici? — Non, sire, — отвечал Миллер: mais je les ai trouv'ees ici.
Государь увидел костяной нож, которым Виллие резал хлеб, поданный ему Миллером из другой комнаты и, взяв его в руки, посмотрел на надпись и сказал: «Написано «Москва» латинскими буквами! Наши фабриканты имеют страсть или писать на своих произведениях «Лондон» и «Париж», или хотя Москву и Петербург, но всегда и непременно латинскими буквами!
Виллие меня спросил, не здесь ли сделан нож? Я отвечал отрицательно.
— Знаете ли вы, — обратился Государь ко мне. — швейцарца, поселившегося между ногайцами?