Воспоминания

Бахрушин Ю. А.

На святках заботою моей младшей тетки сооружалась огромная елка и накупалась масса сладостей и подарков для всего молодого поколения. Масленичная трапеза длилась часами, блины подавались на всякие вкусы: и тонкие, и пышные, и с ветчиной, и со снетками, и с яйцами. Лососина как-то особенно промораживалась, изготовлялось носовское speciality de la maison 5* — маринованные рыбьи хрящи и еще какие-то своеобразные яства. На столе рядом с водкой стояла обязательная старка и красное вино принятой дедом марки. Чай подавался уже не в официальной столовой, а в апартаментах моей тетки, наверху. Самовары были красной меди, именные и должны были сменяться молниеносно.

Наверху

царили полная непринужденность и веселье. Во время наших экзаменов (говорю наших, так как кроме меня об эту пору обычно в доме деда находился и еще кто-нибудь из его учащихся внуков) вечернее чаепитие у тетки было особенно приятным. Она всегда заботливо приготавливала нам кучу всяких вкусных вещей, которую мы неизменно поглощали. Взрослея, мы стали все немного приволакиваться за молодой теткой, которая была меньше чем на десять лет нас старше. По окончании наших экзаменов жизнь в носовском доме замирала. Тетка уезжала гостить в имение к кому-либо из своих сестер, а дед ехал в Крым или куда-нибудь на охоту. Это бывало в тех случаях, когда они- не снимали дачи где-либо поблизости от нас. В последнем случае тетка жила на даче, а дед ежедневно вечером приезжал к ней обязательно на тройке или в коляске с пристяжкой. Тяги к усадь-бенной жизни у деда никогда не было — видимо, призвания быть сельским хозяином он в себе не чувствовал, а быть помещиком он не хотел. В этом отношении он опять-таки отличался от моего деда Бахрушина. Впрочем, дед Бахрушин жил в своем имении скорее как вельможа, нежели как помещик.

1* Знак вопроса поставлен Ю. А. Бахрушиным.

2* Опоек — телячья кожа.

3* Здесь заканчиваются воспоминания Владимира Александровича Бахрушина.

4* Бест — место, дающее преследуемому человеку право временной неприкосновенности.

5* Фирменное блюдо (фр.).

Глава десятая

Как-то в 70-х годах на фабрике шла стройка. Выкладывали новый корпус. Наверху на лесах стоял дед Василий Алексеевич в затрапезном костюме, забрызганный цементом, выпачканный известкой, присматривая за работой каменщиков. В это время к воротам фабрики подкатила лихая коляска с пристяжкой, с которой соскочил франтоватый военный.

— Я адъютант московского генерал-губернатора, — сказал он сторожу, — мне немедленно надо видеть кого-либо из хозяев. Кто из них на заводе?

Сторож ответил, что налицо Василий Алексеевич, но что видеть их неудобно, так как они заняты на стройке.

— Пустяки, — сказал адъютант, — веди к нему.

Через несколько минут адъютант уже стоял наверху, на лесах рядом с дедом.

— Я к вам от князя Владимира Андреевича, — доложил он, — князь просит вас немедленно пожаловать к нему. Мне поручено вас привезти.

— Разрешите хоть домой пройти, — взмолился дед, — приодеться, умыться.

— К сожалению, должен отказать, — последовал ответ, — князь особенно наказывал привести вас, не нарушая порядка вашего дня — таким, каким я вас найду на работе.

Ослушаться зятя Государя было немыслимо, и вот дед грязный, в рваном пиджачишке, в замусоленной шляпе катит по Москве в губернаторской коляске в сопровождении блестящего адъютанта.

Прибыв на Тверскую, он был немедленно препровожден в личные апартаменты генерал-губернатора, в столовую, где его попросили обождать. Степенный старик лакей накрывал на стол, расставлял тарелки, раскладывал серебро. Уходя из комнаты, ин неодобрительно взглянул на деда и строго заметил:

— Ты смотри насчет серебра-то —

ни того, — он сделал многозначительный жест в свой карман, — оно у меня все считанное. Мигом выведем, и оглянуться не успеешь!

Хлопнула дверь, и в комнату вошел затянутый в корсет, завитый, напомаженный, нарумяненный и надушенный князь Владимир Андреевич. Протягивая обе руки, он направился к деду.

— Василий Алексеевич, я в отчаянии, что оторвал вас от дела, но ничего не поделаешь, дамские поручения, а они, как всегда, самые хлопотливые и неотвязные. К вам огромная просьба — я взялся быть ходатаем. Не откажите! У вас имеются векселя графини Келлер под обеспечение ее усадьбы Ивановское Подольского уезда. Сделайте милость — отсрочьте еще платежи.

— Охотно бы, ваше сиятельство, — ответил дед, — но дело в том, что мы уже два раза откладывали эти платежи, а графиня не только что денег, а и процентов не вносит!

— Знаю, знаю, — перебил князь, — все знаю — не хорошее это дело, но в личное мне одолжение — отсрочьте. Я прошу вас!

— Уж, право, не знаю, как и быть, — нерешительно отозвался дед, — разрешите, ваше сиятельство, с братьями посоветоваться!

— Ведь я прошу вас! — с холодным удивлением заметил князь.

— Так-то оно так, — заметил Василий Алексеевич, — но у нас уж порядок такой в семье — все дела решать сообща, так что вы уж извините и не ссорьте меня с братьями!

— Что вы?! что вы?! — вновь заулыбавшись, перебил князь. — Семейные традиции! Я их очень понимаю и уважаю. Прошу вас!

Естественно, что «совет» братьев на этот раз имел весьма краткий и чисто формальный характер. Отказ князю мог обойтись куда дороже, чем все векселя всех должников фирмы, взятых вместе. Добрые губернаторские кони быстро слетали в Замоскворечье и обратно, и Долгорукову не долго пришлось ждать желаемого ответа. С приветливой улыбкой он жал руку Василия Алексеевича и говорил:

— Искренне благодарствую. Даю вам честное слово, что это последняя отсрочка: если графиня в срок не уплатит, я уже буду защищать не ее, а ваши интересы. Я не забуду ваше одолжение. Очень прошу, если вам когда-либо что-нибудь понадобится от меня — никаких записей на прием, прямо ко мне. Ваша фамилия откроет вам все двери моего дома… Может, откушаете вместе со мной — у меня только свои?!

Дед многозначительно взглянул на свой костюм и откланялся. Старик лакей проводил его с низким поклоном и получил рубль на чай.

Шли годы. Братья успешно завершали одно из многочисленных дел, составлявших мечту их жизни. На голом пустыре в Сокольниках вырастала огромная, по тому времени, больница для больных-хроников. От забот и наблюдений строителей не ускользала ни одна мелочь. В середине главного корпуса отделывалась больничная церковь, а двумя этажами ниже, в подвале, сооружался склеп, в котором братья в будущем хотели найти вечное упокоение. В разгаре работ архитектор сокрушенно объявил им, что только что вышел новый закон, запрещающий захоронение покойников где-либо, кроме кладбищ. Положение создавалось безвыходное — приходилось отказаться от желанного проектируемого склепа. Тут еще, как на грех, кто-то из них серьезно заболел. Доктора озабоченно покачивали головами и говорили, что надо быть готовым ко всему. Да и на самом деле, в животе и смерти Бог волен — не приведи Господь, помрет, где хоронить? Рядом с родителями на Даниловском? Места нет. Придется кладбище новое облюбовать — вот бы склеп-то под больницей был, как бы все ладно устроилось. Во время этих рассуждений и вспомнили о князе Владимире Андреевиче. Порешили обратиться к нему и отправили на Тверскую вновь Василия Алексеевича. Он был принят немедленно. Князь вышел к нему с приветливой улыбкой и внимательно выслушал его дело.