Воспомтнания старца Нектария. Часть 1. Японский период жизни старца Нектария. Воспоминания об отце Павле Савабе
Шрифт:
Тут на ум мне пришли еще и другие слова апостола Павла: «Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает». Я спросил батюшку об этих словах. Батюшка сказал:
– Наказывать означает вразумлять, разъяснять на примере, что случается в том или другом обстоятельстве. Ты когда дорогу для паровозов строил, наверно видел, что случается, если насыпь не укрепить? Она остается кучей песка и ее легко дожди размывают. Вот так же и господь наказует, то есть вразумляет, учит нас неразумных. А бьет он по делам нашим страстным, дурным. Не карает нас Милосердный Господь, не истребляет.
Придя однажды в мастерские, где я работал, я застал своих товарищей по работе столпившимися вокруг чего то, лежащего на полу. Я подошел к ним и увидел, что посреди них лежит убиравший у нас в мастерских мальчишка-сирота Киёши. Курточка его на груди пропиталась чем то бурым. Поняв, что случилось что-то не ладное, я спросил у своих товарищей - что с ним такое. Они объяснили мне, что Киёши убирался, когда у одного вагона в мастерских выбился из под колеса башмак и вагон качнулся, да так, что его буфер прижал бедного Киёши к буферу другого вагона и у него пошла кровь. Механик мой был сер, как туча, он понимал, что надо звать полицию, начнется расследование и ничего хорошего не будет. Мне было жаль его, он всегда был добр с нами – рабочими, чинящими и паровозы и вагоны. Но еще больше мне было жаль мальчишку, круглого сироту двенадцати лет, живущего при мастерских. Он был задорным огольцом и очень добрым, не озлобившимся на мир из-за своего положения. Сердце мое сжалось, а на глаза навернулись слезы.
Тут меня что то подтолкнуло, я нагнулся, сгреб Киёши как в охапку, и побежал с ним на улицу. Мои товарищи вослед мне закричали, подумав, что я повредился умом, и побежали за мной. Я выбежал на площадь, где в ожидании стояли понские извозчики - дзинрикиси. Там меня нагнали мои товарищи и механик с ними. Он положил мне руку на плечо и сказал, что Киёши уже не помочь, что надо смириться и вернуться в мастерские.
Я резко ответил, что попробую ему помочь, пускай только они прежде помогут нанять мне извозчика. Но это оказалось трудным делом, никто из извозчиков не брался везти меня с окровавленным мальчиком на руках. Наконец мои товарищи сторговались с одним из этих извозчиков за двойную плату, назвав адрес отца Павла.
По дороге я слушал, стучит ли у Киёши сердце, но так и не услышал стука. Подъехав к дому отца Павла, я понесся к нему, думая лишь об одном: хоть бы он был дома. Отец Павел был дома, но народ, бывший у него, отшатнулся от меня с моей страшной поклажей.
Мы с батюшкой, не говоря ни слова, прошли к нему, батюшка все понял, мы стащили с Киёши всю одежду и положили на пол. Отец Павел осмотрел мальчика и всего ощупал, потом проговорил:
– Плохие его дела.
– Он умер? – спросил я.
Отец Павел очень медленно ответил мне, я понял, что он все время молится за Киёши:
– Сердце у него не бьется, но Господь даже апостолам своим сказал: «не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти». Помолимся, Вася, о его выздоровлении, а я немного подавлю на него пальчиками.
– Какое выздоровление,
– Повременим с отходной, - спокойно сказал батюшка - ты пока, Вася, молись, а я его легонько пощупаю.
И начал батюшка куда то там, по телу мальчика пальчиками тыкать. Я на это уже не смотрел, а по слову батюшки только молился о Киёши.
Вдруг Киёши дернулся, и батюшка сел рядом со мной и сказал:
– Ну, вот и все плохое позади, Господь не забирает его душу, видно, надобно ему еще пожить. Видно молитва твоя до Бога дошла.
Батюшка был серьезен, а я остолбенел. Пришедши в себя, я выпалил:
– Батюшка, так это ты воскресил его!
– Нет, Вася, - промолвил батюшка – это Господь не стал забирать жизнь мальчика по молитвам его Ангела Хранителя и по твоим молитвам, а я так просто – косточки его щупал.
Верую, конечно Сам Господь воскресил Киёши, но не по моим молитвам, а по молитвам отца Павла. После этого Киёши крестился с именем Иоанн, а через два года поступил в какое то училище. Мнится мне, после этого он должен стать хорошим христианином.
Мой сосед Харуто, парень лет двадцати пяти, работавший со мной в одной мастерской и живший в комнатенке рядом с моей, раз спросил меня:
– Куда ты каждый день ходишь? Ты постоянно трезв, неужто к блудницам бегаешь?
– Нет, - ответил я ему, - я к священнику хожу, духовному наставнику моему, а тебя догадка твоя обманула.
Вспомнил я как сказал мне отец Павел слово от святых отец (кажется, Аввы Дорофея): «Не надо доверять своим догадкам, потому как внешние якобы греховные поступки могут скрывать под собой великую святость». Вспомнил в тот раз батюшка житие Василия Блаженного: «Сей святой Василий ходил по городу совсем нагой, не прикрывая ничем свой срам. Это было весьма греховно на Руси той поры. Многие осуждали его и смеялись. Но святой Василий без затруднений проникал в души людей и видел все их помыслы и наклонности. Так под греховной внешностью скрывался великий святой» Батюшка тогда отметил: «Не о мнении святой отец говорит, а о догадке, которая рождается от пустого думанья»
– Хорошие слова, наверное, какого-нибудь буддистского мастера, да и сам ты к такому мастеру ходишь?
– Нет, - ответил я, - я хожу к христианскому священнику.
– Расскажи мне про эту веру – попросил Харуто.
Стал я ему рассказывать, а все больше из Евангелия читать, вместе с ним. Евангелие уже было переведено на японский владыкой Николаем, а потому затруднений с переводом у меня не было. Особенно его заповеди Блаженства тронули. А однажды Харуто сказал мне:
– Ты как монах живешь – один.
Слова его запали мне в душу, и я рассказал о них отцу Павлу, присовокупив, что имею желание принять постриг.
Отец Павел помолчал и сказал медленно:
– Да, уже пора. Я поговорю с владыкой Николаем о тебе.
Отец Павел говорил с владыкой обо мне, и владыка дал свое благословение на мой постриг.
Вскоре Харуто уехал в свою деревню, а потом написал мне в письме, что принял святое крещение, где то в Киото, с именем Петр и стал христианином. Так дороги наши разошлись и мы с рабом Божиим Петром более никогда не свиделись.