Восстание рыбаков в Санкт-Барбаре. Транзит. Через океан
Шрифт:
Ее рука, которая все еще лежала на моей, похолодела от волнения. «Я должен немедленно пойти к Надин, — быстро соображал я в отчаянии. — Пусть она сегодня же сходит к своей подруге. Ведь она говорила мне той ночью, что у нее есть подруга, которая работает в префектуре. До завтрашнего утра это необходимо уладить».
— Я все думаю, — сказала вдруг Мари, — как им там? Так же, как здесь? Или совсем иначе?
— Где там, Мари? Что Ты хочешь сказать?
Она уронила на стол транзитную визу и вытянула руку прямо перед собой.
— Там, там…
— Но где же там, Мари?
— Там… когда все кончится. В самом ли деле наступит тогда свобода, как
— Дорогая моя Мари, в этом городе мне удалось уладить то, что, казалось, невозможно уладить. Я знаю здесь все ходы и выходы. Я неплохо разбираюсь в механике земных дел, хотя они и весьма путаные. Здесь у меня немало знакомств. Но там… про то я ничего не знаю.
— Он, наверно, уже там… Он, наверно, думал про меня так же, как и я про него. Он наверняка считал, что я уехала раньше его. Может ли он знать, когда я приеду? Каким пароходом? Будет ли он меня ждать? Сейчас мне кажется, что, когда мы приедем, он будет стоять на пристани и встречать меня.
— Ах, ты вот о чем! Ты имеешь в виду страну, куда тебе выдали визу? Об этом я тоже еще мало думал, но мне кажется, что там все должно быть иным, чем здесь, — другой воздух, другие фрукты, другой язык. И несмотря на это, все останется таким же. Живые будут живыми, как и до сих пор, а мертвые будут мертвыми.
— Ты думаешь, его не будет на пристани? — медленно проговорила она и взглянула на меня с недоверием. — Он не будет ждать меня с каждым пароходом?
— Там, Мари? Нет, не думаю.
И вдруг я увидел в дверях кафе Аксельрота. Вместе с ним были Паульхен, подруга Паульхена, подруга Аксельрота, толстяк с женой, вернувшиеся с Кубы. Я схватил Мари за руку, в которой она сжимала свою визу, и потащил ее через другую дверь на улицу. Мы забежали в первое попавшееся кафе.
— В «Сен-Фереоль» вошел человек, — объяснил я ей, — с которым я не хочу встречаться. Он и тебя не должен видеть. Я его не выношу.
Мари рассмеялась и спросила:
— Кто же он? В чем он провинился?
— Скверный парень. Предатель.
— Предатель? — переспросила Мари, все еще смеясь. — Кого же он предал? Тебя? Или твоего друга? Или еще кого-нибудь?
Вдруг она перестала смеяться и посмотрела на меня в упор.
— Что с тобой? — спросила она. — Скажи, что с тобой? Кого он предал? Когда? Почему?
— Перестань же наконец! — крикнул я. — Неужели ты не можешь ради меня перейти из одного кафе в другое, не спрашивая при этом сто раз «почему»?
Она опустила голову и замолчала. Я почти с отчаянием ждал, что она снова начнет спрашивать, пристанет ко мне, замучает своими вопросами и заставит сказать ей всю правду.
VII
Я отправился в «Дам де Пари» и нашел секцию, где работала Надин. Мое появление очень удивило ее. В двух шагах от нас стояла заведующая секцией. Еле заметным жестом Надин попросила меня подождать. Она как раз показывала шляпку одной даме.
Как приятно было находиться здесь, в этом месте, столь непохожем на все те места, где я обычно проводил время. Заведующая секцией хотела сама обслужить меня, но я сказал, что подожду Надин, потому что моя жена — ее постоянная клиентка. Когда Надин снимала с полки очередную шляпку и сама
— Я тоже хочу купить шляпу, — сказал я Надин, потому что заведующая не уходила.
Надин стала показывать шляпы.
— Ты должна, — сказал я, как только заведующая немножко отошла в сторону, — пожертвовать мне свой обеденный перерыв. Ты должна пойти в префектуру. Я надеюсь, что там еще работает твоя подруга, о которой ты говорила мне тогда ночью…
— Ах, Розали! Она мне даже кузина. Зачем она тебе понадобилась? Ты хочешь уехать?..
Я молчал.
— Она тебе нужна, чтобы помочь этой женщине, которая причиняет тебе одни огорчения? — В ее голосе звучало легкое пренебрежение. — Хорошо, я все сделаю, чтобы она поскорее уехала.
Надин отошла к своим полкам, крутя на указательном пальце круглую детскую шапочку, очень похожую, насколько я помню, на ту старую, помятую шляпку, которую Мари никогда не надевала, а только таскала в руках.
— Ты дашь мне сейчас адрес этой Розали. Я сам пойду к ней домой и переговорю с ней.
Заведующая секцией снова приблизилась к нам. Я взял шляпку и заплатил. На чеке Надин написала мне адрес Розали.
Я застал ее за завтраком. От запаха ухи с чесноком и петрушкой у меня слюнки потекли. Розали сидела за столом со своей матерью, толстой тупой женщиной, — такой, видно, станет и Розали через десяток лет. Розали была довольно полная девица; ее блестящие, черные, навыкате глаза казались огромными, потому что были подведены синей тушью. Своим видом она напоминала ту собаку из сказки, у которой глаза были как мельничные колеса. К сожалению, она угостила меня не ухой, а только стаканом вина. Она ела быстро, с явным удовольствием. Мать подавала ей. Они закончили завтрак крохотной чашечкой настоящего кофе.
Я рассказал ей суть моего дела и разложил на столе все документы. Она вытерла рот и, опершись грудью о стол, принялась перебирать бумаги своими короткими, толстыми пальцами.
— Вы можете трижды быть другом Надин, но ради вас я не стану рисковать своим местом.
— Вы же видите, все мои документы в порядке, есть и виза, и транзитная виза. Мне только нужно, во что бы то ни стало нужно получить завтра разрешение на выезд. Я отблагодарю вас за труды.
— Вы напрасно думаете, что я такая же, как Надин. Вознаграждением за мои труды может быть только сознание, что я помогла человеку, которому угрожала опасность.
Я с удивлением посмотрел на нее. Значит, природа надела на нее маску пучеглазой толстухи, скрывавшую ее истинное лицо — строгое, доброе и мужественное. Мне стало стыдно, что я собирался ее подкупить и думал только о том, как бы это половчее сделать.
— Почему вам это необходимо именно завтра утром? — спросила она.
— Завтра утром прекращается запись на пароход, а без разрешения на выезд меня не запишут в окончательный список.
— Вы ведь все равно еще не внесли налоговый сбор.