Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]
Шрифт:
Что заставляет их сохранять образ жизни таким, каков он есть? Ведь ими, несомненно, движет более сильное чувство, нежели простое желание сохранить материальное благополучие для своих потомков, особенно если оно их самих не удовлетворяет. Многие из них заинтересованы в развитии торговли, другие хотели бы ее сократить, некоторые хотели бы иметь больше огнестрельного оружия, чтобы легче было охотиться, другие боялись попасть в зависимость от его поставщиков… и так далее… и каждый из них, он или она, свободны в своем выборе, хотя и не в состоянии спровоцировать достаточное количество своих собратьев на нарушение существующих отношений.
Такое едва ли когда-нибудь произойдет.
Они не святые, эти люди. Они надменны, алчны, они бесстыдно лгут при заключении сделок; за пределами своего Братства они далеко не доброжелательны, у них отсутствует какая-либо вера; существует, правда, некое подобие этики, да и та весьма прагматична. Более того, они распахнуты навстречу чужеземным идеям, но остаются верны себе век за веком. Каким же образом им это удается?
Это выше человеческого понимания».
Сондр Кэттл возник на фоне ровной безлесной равнины, покрытой золотисто-зеленой, волнующейся травой. Земля эта напоминала ту, на которую ступили Джоссерек и Дония, сбежав с корабля Сидира — кажется, прошло уже столько лет! — только эта местность была немного суше. Ближайшая стоянка была по размерам меньше обычной. Она выглядела уединенной, притаившейся среди возведенных человеком стен из пирамидальных тополей, защищавших ее от ветра, дождя, снега, засухи, града, пылающего багрового лета и морозной белой зимы. Пристанище было слабо освещено, весь вид его от края до края внушал неопределенный страх.
Он и раньше встречал нечто подобное — селения, разбросанные вокруг Оренстейна, в восточном Ованге и западной Андалине. Вследствие каких-то явлений в земле образовались кратеры диаметром три-четыре мили. Копая провалившуюся почву, люди обнаружили спрессованные, треснувшие от морозов и поврежденные корнями деревьев обломки, еще сохранившие какое-то подобие формы, приданной когда-то людьми. Еще глубже, случалось, находили остатки древних городов; их можно было найти и на лежащих по краям провалов холмах. Это натолкнуло ученых Киллимарейча на мысль, что когда с полюсов надвигался ледник, цивилизация уничтожила себя в борьбе за обладание истощающимися природными ресурсами, при этом была высвобождена какая-то неведомая энергия.
Их оппоненты отвергали эту теорию. Как правило, раскопки показывали, что катастрофы случались в густонаселенных районах. Не было оснований утверждать, что энергии, способные сокрушить мир, находились в руках человека. Теория о периодических значительных наступлениях и отступлениях ледника была нова, зыбка и спорна. Ее доказательства опирались в основном на пример прибрежных районов, которые первоначально были покрыты водой. И куда же еще могла исчезнуть вода, кроме как превратиться в лед? Что же, оспаривая консервативные учения, можно допустить, что одни материки вздыбились под воздействием земных сил, а другие были затоплены океаном. И случилось это, скорее всего, тысячи, а не миллионы лет назад. Видимо, эти же силы образовали и кратеры. А может быть, в этом виноваты метеориты. С тех пор, как Виклис Балалох доказал, что стреляющие звезды — это не что иное, как падающие с неба камни, многие из этих камней были обнаружены, причем некоторые из них были очень большими. Дождь из огромного количества камней мог смести всю мировую цивилизацию, оставив лишь жалкие кучки невежественных
Джоссерек увлекся этой проблемой после того, как Мулвен Роа дал ему книги и журналы. Чтение оказалось захватывающим. Как здорово было жить в эпоху, когда знания выплескивались на поверхность. Но по мере того, как они приближались к Сондр Кэттл, открывающееся перед ним зрелище все больше нагоняла на него тоску. Неисчислимые эпохи, неизмеримые глубины — все это было обречено, не осталось ничего, кроме черепков и костей… Один раз он видел череп гигантской рептилии, вмурованный в осыпающуюся скалу, сквозь его пустые глазницы сквозили ветры вечности. Безжизненность, которую время превратило в камень, не могла ни слышать, ни чувствовать. Он посмотрел на скачущую рядом Донию и невольно подумал о ее черепе.
«О, я пытаюсь их собрать и вразумить. Что я еще могу сделать? Только попытаться, прежде чем уеду домой».
Кратер был усеян лагерными постройками, расположенными, как всегда, на порядочном расстоянии друг от друга. Народ Гервара поселился здесь задолго до того, как начал кочевать по равнине. Не взирая на повод для собрания, атмосфера была благодушной. Люди расхаживали туда-сюда по зеленым впадинам, болтали, пели, пили, веселились; люди встречались и уходили по двое-трое — старые друзья, юноши и девушки, неженатые женщины и холостые мужчины, просто знакомые и те, кому было что обсудить. Джоссерек предпочел бы остаться один, но многие из тех, кто был наслышан о нем, искали его общества, и вежливость требовала, чтобы он с ними поговорил. Однако потом, когда стемнело, и ему понадобилось общество, его оставили в одиночестве. Никкитэй нашла себе кого-то еще.
Ночью его преследовали кошмары.
К утру всех оповестили, и собрание началось. Его целью было не столько организовать людей, сколько познакомить их с планами завоевателей. Дония и Джоссерек притащили фургон на дно кратера и уселись на его подножку. Она мало говорила, а его занимал лишь ее профиль, тепло, исходящее от ее тела, сложный аромат ее кожи — дым, плоть, солнечные волосы, высушенный ветром пот, но все эти запахи заглушало нечто, чему не было названия, ибо это исходило лишь от кожи рогавикьянских женщин… и походило то ли на полынь, то ли на розовый куст. К полудню она решила, что настала пора обратиться к собравшимся.
Аудитория была небольшой. Собралось около пятидесяти человек из разных семей, в основном жены. Они сидели или стояли так, чтобы можно было слышать. Остальные разместились небольшими группками в самой низкой ложбине. Стратегические места заняли люди с сильными легкими, их зычные голоса помогали передавать речь. Никто их не назначал и никто не платил этим людям, они наслаждались своим занятием, это придавало им вес в собственных глазах.
— У нас плохие вести, — начала Дония.
Ее речь не была торжественной — на подобных сборищах рогавикьянцы говорят по существу. Более эмоциональный язык они используют при личных разговорах, и в этих случаях их речь близка к поэзии.
«О, неуемная страсть весенних табунов, приди со ржаньем, высеки молнии из камня, оседлай неоседланное, вспаши невспаханное», — шептала она ему в тот час, когда они оставались под луной одни, это и многое другое, вместо того, чтобы просто сказать: «Я люблю тебя».
Опасаясь непредсказуемой реакции, курьеры Донии не рассказали им о том, что планируется превращение их страны в развалины, а только предупредили, что это вторжение будет не таким, как раньше, и необходимо разработать новый план ответных действий. А сегодня она прямо говорила обо всем, что знала.