Восток в огне
Шрифт:
«Он хорош», - подумал Баллиста. Он не Мамурра – земля ему пухом, – но он хорош. Когда Баллиста очертила условную линию, его поразила ее абсолютная неуместность.
– Мы можем их остановить?
Не задумываясь, Кастриций ответил:
– Нет, на это нет времени. Они могут обрушить свой подкоп в любой момент. Когда горох и вода перестанут двигаться, это будет означать, что час настал. Я пошлю весточку.
На деле Баллиста и его окружение едва достигли Пальмирских ворот, когда
Ничто не двигалось на поверхности воды. Сушеный горох остался на месте. Персы перестали копать. Ничего не оставалось, как ждать. Башня и прилегающий участок стены были эвакуированы. Двое добровольцев остались на зубчатых стенах башни. Условия были такими же, как для добровольцев штурмовой колонны. Если они выживут, то получат большую сумму денег. В противном случае деньги получат их наследники. Баллиста вызвал обе резервные центурии легионеров, Антонина Первого из караван-сарая и Антонина Крайнего с марсова поля. Людей выстроили на открытом пространстве за башней. Они были вооружены. Они также несли шанцевый инструмент. Под рукой были груды бревен и глинобитных кирпичей. Это было все, что удалось придумать за столь короткое время.
Турпион, теперь исполняющий обязанности префекта инженерии в дополнение к командованию XX Пальмирской, стоял по одну сторону от Баллисты. Рядом с Турпионом был Кастриций, теперь заместитель нового префекта инженерии. С другой стороны Баллисты, как всегда, были Максим и Деметрий. Белый драко безвольно висел позади них. Они ждали.
Через час появился неутомимый Калгак, сопровождаемый вереницей рабов, несущих воду и вино. Дукс Реки и его спутники жадно пили в молчании. Говорить было не о чем. Даже Максиму, который был не в духе в течение двух дней после подземной катастрофы, нечего было сказать.
Когда это произошло, поначалу почти ничто не предвещало. Вдруг раздался громкий треск. Стена рядом с башней задрожала. Казалось, по ней пробежала рябь. Удерживаемая на месте огромными земляными валами, неспособная упасть наружу на равнину или внутрь города, она ушла вертикально примерно на два шага в землю. Она содрогнулась, по ее фасу зигзагами пошли трещины, но она осталась стоять. Ошеломленная тишина. Еще один громкий треск. Юго-восточная башня пьяно накренилась вперед. Ее наклон был остановлен наружной земляной насыпью. Часть импровизированного парапета оторвалась, посыпались кирпичи. Башня осталась стоять.
Баллисте показалось, что двое добровольцев на башне кричат. Но нет, цепляясь за то, что осталось от зубчатых стен, они выли, выли, как волки. Вой эхом разнесся по всей стене, когда к нему присоединились один солдат за другим. Они кричали: "Бал-лис-та! Бал-лис-та!".
Высокий северянин рассмеялся. Мужчины хлопали его по спине. Оборона Арета все еще держалась.
Глава 16
Баллиста лежал в бассейне фригидария. Прохладная вода благоухала гвоздикой. Он был один; и Максим, и Деметрий попросили отгул на вечер. Для любого, кто их знал, это не было неожиданностью после такого дня. Они будут искать релаксации по-разному. Максим найдет себе женщину; Деметрий наверняка предпочтёт менее осязаемые утешения, предлагаемые предсказателем снов, астрологом или еще каким-нибудь
Засунув большие пальцы в уши и заткнув ноздри указательными пальцами, он погрузился в воду. Неподвижный под водой, с закрытыми глазами, он слушал биение своего сердца, плеск, плеск капающей воды. Это был хороший день. В башне и на стене все шло хорошо. Но каждая преодоленная опасность влекла за собой новые.
Баллиста вынырнул на поверхность, вытряхивая воду из волос и вытирая ее с глаз. У нее тоже был привкус гвоздики. Он лениво гадал, откуда у Калгака этот новый, непривычный запах. Он лежал неподвижно. Рябь в бассейне утихла. Баллиста посмотрел на свое тело: предплечья, обожженные солнцем, были темно-коричневыми, остальные - бледно-белыми, два длинных шрама слева от грудной клетки были еще более бледно-белыми. Он согнул левую лодыжку, почувствовал, как хрустнула кость. Он широко зевнул, правая сторона его челюсти сморщилась в том месте, где она была сломана. Ему было тридцать четыре. Иногда он чувствовал себя намного старше. Его тело сильно пострадало за те тридцать четыре зимы, что он бродил по Мидгарду между богами наверху и Хель внизу.
Баллиста начал думать об осаде. Он отогнал эти мысли, стремясь удержать мимолетное ощущение покоя, которое принесла ванна. Он подумал о своем сыне. Прошло больше года – тринадцать месяцев – с тех пор, как он покинул Исангрима в Риме. В марте мальчику исполнилось четыре года. Он будет быстро расти, быстро меняться. Всеотец, не дай ему забыть меня. Глубокий Капюшон, Исполнитель Желаний, позволь мне увидеть его снова. Баллиста чувствовал себя раздавленной тоской, печалью. Не желая давать волю слезам, он снова нырнул под воду.
Резко поднявшись, вода стекала с его мускулистого, крепко сбитого тела. Выйдя из бассейна, он отжал воду со своих длинных светлых волос. Из ниоткуда появился Калгак и протянул ему полотенце. Северянин начал вытираться. Почему-то он так и не привык к римской привычке заставлять других вытирать тебя полотенцем.
– Тебе понравились духи?
– спросил Калгак, его интонация показывала, что он о них думает.
– Все в порядке.
– Это был подарок. От твоего жеманного маленького трибуна-латиклавия. Видя, как вы с Ацилием Глабрионом любите друг друга, я проверил это на одном из домашних рабов. Он не умер, так что это должно быть безопасно.
– Оба мужчины улыбнулись.
– А вот и халат, который ты просил, из тончайшего индийского хлопка - ты, чувствительный маленький цветочек, - прохрипел Калгак.
– Да, я знаменит этим
– Что?
– Ничего.
Несмотря на то, что он говорил на той же громкости, Калгак, как всегда, притворялся, что смена тона делает замечания, которые он произносил, когда они оставались наедине, совершенно неслышными.
– Я приготовил для тебя еду и питье на террасе. Он находится в тени портика. На нем есть крышка, чтобы отгонять мух.
– Спасибо
– Я тебе еще понадоблюсь сегодня вечером?