Восток. Запад. Цивилизация
Шрифт:
Но… там запах был хоть и сильным, но не таким.
А здесь…
Что-то гнилое.
Едкое.
Отвратительное настолько, что, будь Эва настоящей, ее бы вывернуло.
Тонкие руки. Белоснежные перчатки. И человек гладит левой рукой правую. Сквозь перчатку проступает что-то… кольцо? Перстень?
В петлице бутоньерка. Незабудки и… и еще какой-то цветок. Эва не знает, но запомнит. Как запомнит и трость, которую он оставил распорядителю. Трость из темного дерева, с виду простая и даже непримечательная, но свет
Нет, не змей, хоть и похож.
Но у змей нет ни лап, ни крыльев. Дракон? Это…
– Да что с ним не так?! – Тори требовательно дернула за рукав, и Эва упустила мгновенье. Вот человек оборачивается, кланяется кому-то. – Надо же, какой…
– Какой?
– Притягательный.
– От него воняет.
– Нет, что ты. – Тори прикрыла глаза. – Какой удивительный аромат.
– Ты в своем уме?
– А кто из нас вообще в своем уме?
– Это… это же вонь!
– Как та музыка. Ты ведь слышала ее иначе, а меня и вправду стошнило.
Человек идет мимо Эвы. А за ним бледной тенью следует девушка. Ее лицо не скрывает маска, но само лицо на нее похоже. Белый фарфор, легчайший румянец. Тонкие черты…
– Красивая. – Тори втянула запах. – И тоже пахнет… им. Надо его найти.
– Надо, – согласилась Эва. – Найти и убить.
А в дверь входит еще один человек. И его Эва узнала. По усам. Сейчас они кажутся смешными, наклеенными.
– Это еще что за шлюха…
– Тори!
На плече человека повисла девушка той своеобразной наружности, которая свидетельствовала, что образ жизни ее далек от приличного. Хорошенькая. Круглолицая. Синеглазая. Ее волосы слегка вьются и, прихваченные бантиками у висков, водопадом ложатся на плечи.
Девушка что-то говорила…
А ведь Эва должна понимать, что они говорят. Или… или дом не понимает? Он видит, но не слышит?
– Спасибо, – шепнула Эва, прижавшись щекой к стене. – Спасибо, что ты принял нас.
И услышала эхо, далекое, полное боли.
– Я… я что-нибудь придумаю. Или это все? Нам уходить?
Мгновенье.
И все снова меняется. Столь стремительно, что Эва не успела заметить, как и куда исчез холл и люди в нем. Просто вдруг она оказалась в месте, где темно.
Тесно.
И страшно.
– Тори!
– Я тут. – Пальцы из темноты коснулись руки. – Здесь… жутковато.
Ее фигура шла рябью, но вот все посветлело.
Подвал.
И факелы на стенах. Мужчины спускаются. Впереди тот, в серой маске. За ним две девушки. Одна – бледная и… неживая.
Вот что в ней неправильно.
Она неживая!
То есть Эва была не совсем уверена, она все-таки пульс не прощупывала, но испытывала странную убежденность, что так оно и есть. Ведь здесь Эва видит чуть больше, чем там.
Вторая выглядела живой.
Та, с бантиками в волосах и синими глазами.
С губами слишком яркими, чтобы поверить в отсутствие
В подвал.
И дальше.
За ними идти?
Кэти… Кэти и двое мужчин тянут третьего.
– Они его убили! – прошипела Тори.
– Он же живой. Значит, не убили. Не до конца.
А из двери снова появилась та, светловолосая, с бантиками. И что-то сказала Кэти. А потом кивнула на мужчин. В следующее мгновенье она продемонстрировала пуговку, зажатую в руке. И…
Мир замерцал.
– У меня голова сейчас заболит от этой суеты, – проворчала Тори. – Давай помедленнее.
Изменилось немногое.
Девушка переступила через тела. Кэти… Кэти теперь лежала на полу, а девушка наклонилась и обшарила ее, вытащила из вороха юбок кошелек, который отправила в вырез платья.
Подошла к тому мужчине, с усиками, и обыскала уже его.
Отвесила несколько пощечин.
И когда тот открыл глаза, о чем-то спросила. И повторила вопрос… но голова мужчины запрокинулась.
И девушка этим недовольна. Она кричит, судя по тому, как широко открывается ее рот. И из двери вышла вторая девушка.
Мужчину подхватывают.
Тащат. Им тяжело. Той, которая жива, точно. А вот та, другая, с безумною улыбкой и широко распахнутыми глазами, держит мужчину с легкостью.
Она бы и сама справилась.
Картинка пошла рябью, становясь все более и более прозрачной. И Эва почувствовала, что еще немного, и она вовсе исчезнет.
– Нет! – Крик Тори почти разорвал хрупкую ткань иного мира. – Сделай хоть что-то!
Что?
Или… кровь, если кровь… нет, для этого надо вернуться, а Эва не уверена, что снова отыщет дорогу. Тогда что?
У нее есть перо.
И…
И Эва решительно вытащила его из волос. Она ведь, в конце концов, не для себя. И не для Тори. А потому… потому что, что бы ни происходило в этом доме, оно по-настоящему важно.
Именно так.
И Эва сжала перо в руке.
– Что ты…
– Замолчи, – попросила Эва, и сестра в кои-то веки подчинилась. А теперь надо позвать, но… как правильно звать того, кто должен услышать?
Эдди.
У него есть имя.
И еще тысяча обличий, потому что он шаман.
Особенный.
И когда тень от крыльев легла на мир, Эва улыбнулась. Услышал. Он ее услышал.
Эдди почувствовал тот момент, когда сон, в общем-то совершенно обыкновенный, полный полуразмытых образов и столь же неясных ощущений, изменился.
Стал плотнее воздух. И в нем прорезался характерный запах дыма. Едкая горечь его резала глаза. А жар опалил перья.