Vox Humana: Собрание стихотворений

Аверьянова Лидия Ивановна

<11>. «…И снова затворилась дверь…»

…И снова затворилась дверь Твоей тоски, твоей свободы. Терпенье, улицы и годы Шагами медленными мерь… Но не безумствуй, не кляни – Когда-нибудь из темной дали Придет и он, твоих сандалий Достойный развязать ремни. Начало 1920-х гг.

ВТОРАЯ МОСКВА

Товарищу, назвавшему себя АЛЕКСАНДРОМ ФОКИНЫМ на пути Ростов/Дон – Москва, 2 сентября 1924 года

СЕДЬМОЕ НОЯБРЯ

Червонным золотом горит Москва. И – крылья алой лебединой стаи – Знамена плещут и шуршат слова, Всемирной

новью пьяно зацветая. Когда б он встать, когда б он видеть мог, Едва раздвинув стены мавзолея, Как с каждым годом неизбежней срок Земным плодам, что он с любовью сеял. Не призрак по Европе – плоть идет Широкоплечей силой, злой и голой. – Звени, звени сквозь вычурный фокстрот, Ближайших лет простая Карманьола! 1924

ДЖОН РИД

Хорошо в свинцовой колыбели Отдыхать под Красною стеной: Не пришлец ты был здесь на неделе, А товарищ сильный и родной. Полюбил наш бурный скифский берег И в тифозном, медленном бреду Ты уже, над картой двух Америк, Смутно видел красную звезду. Ничего, что мнем твои страницы, В заскорузлых пальцах теребя: В крепком сердце самой вещей птицы Наша память пестует тебя. Золотой ордою комсомолья Снова повесть будет прочтена, Как терзалась родовою болью Десять дней огромная страна. С этой книгой станут наши дети, Обновленной верные земле, Под тяжелой славою столетий – Третьей стражей в мировом Кремле. 1924

ТРИ УЗЛА

В память лучших, три узла тугие Завяжи на нити золотой, Вот какою стала ты, Россия: Самой крепкой, стройной и простой. Оглянись на путь большой и странный Ни одной не выпавший стране: К воле плыл он, первенец желанный, Стенька Разин в расписном челне. И еще не отзвенело слово И не стихла волжская вода, Как мужицкой славе Пугачева Поклонились в пояс города. А недавний, разве он – не сын твой, Тот, кто встал над омутом Москвы, Кто тебе кровавую косынку Повязал вкруг буйной головы. Так греми же праведной Европе Комсомольским хохотом в лицо: Слишком трудно стаей ржавых копий Пошатнуть кремлевское крыльцо. 1924

МОЯ СТРАНА

Что мне посох, если насмерть ранен Бредом я, и песнь моя хмельна: Ведь кругом от грани и до грани – Алым маком зацвела страна. Широки поля твои, Россия, Колокольни тонкие остры — И горят, горят в глаза сухие Неуемным пламенем костры. Ах, зови, звени, пылай – доколе Не придет орда сыновних рук Медный голос этих колоколен Перелить в густой машинный стук? И пока любовь моя, скитаясь, Горько чует верную тропу – Стой, тихонько на ветру качаясь, Лучший колос в мировом снопу. 1924

СПАССКИЕ ЧАСЫ

Не глухое былье и не лобное место под теми, Что когда-то певали – и божий нам славили страх. Слушай, стоило жить, чтоб узнать наше бурное время, Наше острое время на старых кремлевских часах. Здесь у царских саней, надрываясь, скрипели полозья И на башенный голос послушно вставала заря. Но проходят года – и тяжелые зреют колосья Сквозь суровые зимы, и весны, и дни Октября. А Европа в петле, а Америка – в пытке, и гулко По издерганным нервам ударил Московский набат. — Да, желанною целью – за сетью кривых переулков – Пилигримом свободы когда-нибудь станет Арбат. Пять лучей не сочтем, как нагнется

над миром комета, Заметая обломки в костер, а часы на Кремле Широко пропоют в наступившее красное лето Колокольною песней торжественный полдень земле. 1924

«Неровный ветер, смутный свет…»

Неровный ветер, смутный свет, Знамен внезапное веселье – И стойкий город на Неве Качнулся красной колыбелью. Тогда невиданной зарей Над золотыми куполами, – Москва, в тяжелый полдень твой Вошло ликующее пламя. И над тревогою Кремля, Над мертвым сном Замоскворечья, В просторы, в просеки, в поля Мелькнул и канул вольный кречет. Нам мнилось, пули счет сведут — И пулями была расплата. Горсть неприкрашенных минут Рвалась столетьем циферблата… ………………………………………….. Не голосом печальных книг Расторгнутые трогать цепи: Мы соты – солнечные дни – На творческом досуге лепим. Но поступь – тверже, глаз – острей, И, за вожатыми словами, Ступени медных Октябрей Хранит размашистая память. И город, пестовавший весть, Еще хранит следы глухие, Как билась судорожно здесь В капкане времени Россия. 1925

НАБАТ

Не раскольница в огненном стонет плену – Красный ветер качает большую страну; Красный ветер метет озаренную пыль, – В самых дальних степях полыхает ковыль. Нам дремучей любви не дано превозмочь, Любо кинуться вместе в мохнатую ночь – И летим, наклоняясь в скрипящем седле, По изодранной, пламенной, гулкой земле. Я не знаю, зачем, и не знаю, куда, — Только слово «товарищ» мне хлеб и вода, Только зарево пляшущим дразнит кольцом, Только дым пеленает и нежит лицо. Много верных встает в опаленной траве, Но не каждый знамена крепил на Москве, И не каждому выпал обугленный клад – Слышать ленинский клич сквозь московский набат. 1925

ДАТА

Еще мы помним четкий взмах руки, Вожатый голос с пламенной трибуны…. Вот почему заводские гудки – В мохнатой мгле натянутые струны. Еще горят заветные слова, Как и при жизни лучшие горели, Но леденеет медленно Нева В своей большой гранитной колыбели: Но мерной дробью не стучит станок, И темногрудые котлы не дышат: Так самый первый, самый горький срок, На пленном Западе острее слышен. И дата смерти, как тугая нить, Связует страны с неостывшим делом: Нам бьют в глаза московские огни, Нам красный флаг захлестывает тело. 1925

РАБФАКОВЦАМ

1. «Оттого ты упорно заносишь науку в тетрадь…»

Оттого ты упорно заносишь науку в тетрадь, Оттого ты сумел перелистывать плотные книги, Что когда-то ходил города, словно ягоды, брать, Что когда-то усталость в подхваченном плавилась крике. Ты качался в седле, измеряя винтовкой страну, Знаешь запах земли и смертельную речь пулемета, А из жизни запомнил веселую повесть одну: Как малиновый флаг был иглою рабочею сметан. Ты стрелой отозвался на бурный Кремлевский набат, Ты широкою памятью предан железным страницам. – Если сорваны нити с гудящего вестью столба, Эту весть разнесут красногрудые легкие птицы. Будем только вперед неуклонно и просто смотреть: Нарастают, звенят напоенные славою годы, И тускнеет, дрожа, колокольная в воздухе медь, И стальное весло рассекает зацветшую воду. 1925