Войку, сын Тудора
Шрифт:
Через некоторое время феодориты и бойцы Чербула достигли пространства, перекрываемого огнем со стен; теперь задние ряды турок редели от стрел и ядер, пускаемых в них из стеновых камнеметов и пищалей, передние — от сабель и копий обороняющихся. Натиск стал ослабевать, и защитники еврейского квартала смогли без больших потерь уйти за калитку в главной стене, которую тут же закрыли тяжелой дверью и завалили обломками скал.
— Измена, сотник! — сказал Иосиф, еще тяжело дыша после рубки. — Бесермен провели потайным ходом сквозь восточный мыс.
— Кто?
— Это базилей уже знает, — усмехнулся оруженосец. — У предателя в городе есть дружки,
Когда же на Крым пала ночь, на улицах Мангупа, освещаемая факелами, появилась мрачная процессия. Под пение заупокойных молитв вооруженные монахи вели два с половиной десятка людей с черными покрывалами смертников на головах, в тяжелых деревянных колодках на руках и ногах. Узники, измученные пытками и стреноженные дубовыми кандалами, еле брели.
В молчании феодоритов шествие проследовало по городу и приблизилось к лобному месту, где ждал уже мастер Даниил со своими помощниками.
22
Назавтра опять был штурм. Целый день, невзирая на потери, османы наседали со всех сторон на укрепления Мангупа, но феодориты неизменно отбивали их от своих стен.
И утром следующего дня османы, помолясь аллаху, приступили к новому предприятию.
После намаза саинджи начали сколачивать из бревен и толстенных досок странное сооружение, похожее на половину огромной бочки, разрезанной по своей продольной оси. Сверху все покрыли толстым слоем рогож, обильно смоченных водой. В передней торцовой стенке полубочки зияли рядом два круглых отверстия.
Отряд плечистых салагоров вошел в этот странный дом, и он стал медленно продвигаться вперед. Полубочка подошла к двум большим пушкам, накрыла их собой, и вскоре жерла обоих орудий показались в ее передних отверстиях-амбразурах.
— Улисс придумал троянского коня, — сказал в тишине Гастон де ла Брюйер. — Гедик-Мехмед измыслил мангупскую черепаху.
Деревянное чудище начало влезать по косогору вверх, медленно и упорно, пока не достигло дороги, поднимавшейся к воротам крепости. На его выгнутую спину падали огромные камни, в него стреляли пушки, но крепкие ребра могли выдержать любой удар: орудия Мангупа были слишком малы, чтобы пробить такой панцирь, ядра упруго отскакивали от покрытия, а стрелы с горящей паклей тут же с шипением гасли. Дубовая черепаха упрямо ползла к воротам. В сорока саженях она остановилась и, окутавшись белым дымом, выплюнула два ядра, попавшие почти в одну точку и вырвавшие в правой створке огромную круглую дыру. Затем с зловещей медлительностью стала подползать ближе.
Но тут в расселине скалы открылась дотоле спрятанная узкая дверца. И оттуда под предводительством молодого воина в золотистом кожаном шлеме выскочили молодцы с саблями и короткими копьями. Небольшой отряд с яростным боевым кличем устремился к чудовищу. Войку первым ворвался под деревянный свод черепахи и выбил ятаган из рук встретившего его янычара. Остальные турки, захваченные в расплох, почти не оказали сопротивления и были переколоты ножами феодоритов. Заклинив обе пушки, молодые охотники также стремительно отступили обратно, в свое подземное убежище. Дождь пуль и стрел, которым провожало их оттоманское войско, не нанес храбрецам урона.
Турки подняли со всех сторон яростную пальбу. К командующему поскакали нетерпеливые беки, требуя приказа к немедленному штурму. Гедик-Мехмед слушал их спокойно, не меняя выражения окаменевшего лица.
— Ступайте, мои львы, по своим местам, — невозмутимо проронил он наконец. — Кяфирам все равно не уйти от кары.
Беспорядочная
Около трех часов в долине перед Мангупом царила тишина, как вдруг раздались два слитных пушечных выстрела, и новые ядра ударили в уже залатанные ворота твердыни, из которых во все стороны брызнули щепки. Черепаха ожила: искусные оружейники-джебеджи расклинили оба орудия. Движение диковинного зверя возобновилось.
— Дозволь еще, мой базилей, — попросил Войку, стоявший рядом с князем и мессером ди Негроне на выступе городской стены близ ворот. — На этот раз…
— На этот раз вас ждут и перебьют, как воронят, — усмехнулся Палеолог. Нет, теперь мы используем другое средство.
Панцирная черепаха подходила к месту, где дорога теснее всего прижималась к крепостной скале. Князь Александр дал знак, и двое воинов поднесли к зубчатому парапету массивный запечатанный кувшин, вмещавший, неверно, не менее ведра жидкости. Многие на стенах недоумевали: уж не хочет ли базилей угостить бесерменов вином из своих подвалов. Но то был нектар совсем иного сорта, чем знаменитые красные вина Мангупа.
Дюжие мастера-кожевники, примерившись, раскачали кувшин и с силой бросили его вниз, на выпуклый горб турецкой черепахи. И все невольно отпрянули от зубцов: над ущельем, выше стен и башен крепости взметнулся столб белого огня. Потом пламя упало, и бросившиеся к бойницам воины увидели устрашающую картину. Над местом, где распласталось грозное осадное сооружение осман, клубился жаркими языками и рассыпал тучи искр бешеный костер. Люди, один за другим, пытались выбежать из злополучной черепахи, но тут же падали, охваченные пламенем, с воплями катаясь по земле.
За несколько минут все было кончено. На глазах у десятков тысяч воинов дубовое чудовище оттоманского войска взорвалось и превратилось в груду пылающих углей, из которых сиротливо торчали почерневшие стволы двух осадных пушек Гедик-Мехмеда.
— Греческий огонь, — прошептал Христофоро ди Негроне. — Кто бы подумал, что его еще умеют приготовлять? — Войку понял: князь Александр вовремя применил оружие, завещанное ему византийскими предками.
И тут, как оно ни было вымуштровано, оттоманское войско, не слушая своих беков, с ревом ярости бросилось на приступ. Только теперь стало видно, как много осман привел Гедик-Мехмед под Мангуп. Окутанные дымом выстрелов, штурмовые колонны со всех сторон взметались на кручи и стены города, словно волны моря при шторме — на одинокую скалу. Воины-дервиши, самые фанатичные среди газиев ислама, с пением молитв, с открытой грудью карабкались по лестнице впереди единоверцев. Ни разу еще двадцати тысячам защитников столицы не приходилось так трудно, никогда они не были так близки к гибели.
Турки в нескольких местах сумели ворваться на гребни укреплений, и только спокойствие и бдительность князя предотвратили несчастье. Смелый базилей, обычно сражавшийся рядом со своими бойцами, вовремя осознал, какая грозная опасность нависла над его столицей. Князь Александр поднялся на самую высокую, недоступную для пуль башню цитадели и оттуда руководил сражением, вовремя посылал в места наибольшей угрозы подмогу — сотню молдавских витязей, которых предусмотрительно снял со стен и поставил у башни, под своей рукой.