Войлочный век (сборник)
Шрифт:
На прямой вопрос про мостки железнодорожные люди отвечают: мостки есть, но только для инвалидов, в шестом вагоне. – Ну так настелите их. – Нет, они только для инвалидов! То есть пока вы не провалились в харибду, не ободрали нежные части себя, не сломали что-нибудь и не получили инвалидность, вас ничего хорошего не ждет. Вот вам текел, и вот вам фарес.
Десять вагонов по шестьдесят человек, это шестьсот. Восемь рейсов в день. Есть двойные составы, но мы округлим. Пять тысяч прыжков в одном только Питере, на одних только «Сапсанах», пять тысяч антраша – трепещи, балет «Жизель», мы город культурный!
Умножим на два: тот же прыжок
Обернитесь, покидая теплый сияющий зал с лифтами, пандусами и воздушными галереями! Крепко, конечно, придерживайте сумочку и два чемодана, но обернитесь! Помашите, – а, нет, руки заняты, – помотайте подбородком, что ли – деревцам в кадках. Верхняя половина аллегории осталась позади; вас ждет нижняя.
Сначала холодный предбанник, тяжелые двери и несколько ступеней вниз, где еще одни тяжелые двери. У вас два чемодана! Архитектор Тон, строивший вокзал, думал, что вы, такая вся душистая, в вуальке и с турнюром, прошелестите вниз, чуть приподняв подол, а ваши дорожные сундуки подхватит и не украдет носильщик. В белом фартуке и с бляхой. Но это Тон так думал. А в наше время думают иначе. Поверх ступеней приварены две металлических полосы разной ширины. Обе – слева по ходу, если вам вниз. Что можно поставить на эти страшные рельсы, какой прибор, с какой конфигурацией колес – неведомо. Никто ими и не пользуется.
Хорошо, вы справились. У вас всего лишь два чемодана, вы, слава богу, без детей, потому что они выросли! А если бы не выросли? Не надо думать о страшном. Вон там, в двадцати метрах, приветливые огни павильона метро! Скорее туда! Ха-ха-ха.
Ха-ха-ха-ха-ха. Щас прямо. Так она в метро и вошла, корова понаехавшая! Не-е-ет, текел тебе на роду написан и фарес. И упарсин, упарсин! И еще раз упарсин! Тут закрыто! Ага! Навеки заколочено! Иди в обход! На разъезжающихся ногах, с двумя внезапно потяжелевшими чемоданами, придерживая сумочку зубами, вы спускаетесь к остановке такси (дюжина ступеней). Вам радостно сообщают цены, у вас темнеет в глазах; нет, как-нибудь доберусь на метро, думаете вы, ведь всего две остановки.
Еще двадцать две ступени вниз, с чемоданами, в смрадный подземный проход. Сумочку вы уже повесили себе на шею, так, чтобы она болталась спереди, так как спина и бока у вас не защищены. В подземном проходе воняет мочой, блевотиной, пивом и смертью. Группа граждан с синими или малиновыми отеками на лицах живописно расположилась вдоль стены, в лужах вышеперечисленного. Вы вспоминаете санитарно-гигиенические нравоучительные плакаты на тему скорости и дальности распространения микробов при кашле. Вы задаетесь научными вопросами о том, путешествуют ли вирусы с той же скоростью, что и бактерии? А вот палочка Коха, она как? На крыльях ветра?
Сто метров клоаки; ваши сапожки на каблуках процокали по чужой гепатитной моче, колеса ваших чемоданов прокатились по туберкулезным лужам, шубка пропиталась тяжкой вонью сложного органического
Печальными коровьими глазами вы оглядываете подземные окрестности. Силы ваши на исходе. Му-у… мужчины!.. Дж… джентльмены!.. Ау!.. Но мужчины тут тоже подземные, тертые и темные, с непростыми судьбами, и доверить их ручищам свои чугунные чемоданы, тоже, знаете ли… Они на вокзал приехали не парфюм нюхать, не модели машинок выбирать, не азалию в горшке покупать. Не было у них такого порыва: а брошусь-ка я на вокзал и куплю азалию!..
Я вас оставлю там, под землей, постойте минут десять. А потом давайте вместе, вскладчину, напишем челобитную в московскую мэрию: дорогой господин градоначальник, дайте указание нарисовать Аллегорию, чтобы от пупка, значит, вверх всё розы, кудри, диадемы, два лифта и шесть эскалаторов в блеске и яблоневом дыме, а от пупка вниз чтоб инферно с аспидами, василисками и бурлением говн. И чтоб установить в центре Храма.
Должна ведь в бюджете быть статья расхода на Аллегорию, не может не быть.
Папуа
Не всех гостей «Школы злословия» мы приглашали в свою программу с целью приобщиться к Прекрасному (поэты-писатели), или к Знанию (историки, социологи, экономисты), или к Мировой Закулисе (политики и все такое). Не всех.
Иногда мотивы, руководившие нами, – как минимум, мной – были совершенно другого порядка. Просто, скажем так, низменные были мотивы. Например, сенатора Петренко, Валентину Александровну, я зазвала в «ШЗ» с мотивами самыми безобразными.
Мне совершенно не интересно было, как сенатор Петренко руководит страной и населяющими ее народами со своего высокого поста, и руководит ли вообще, какие доступные рычаги она приводит в действие, насколько эффективно поворачивает кормило, у которого она вроде как стоит наряду с другими олимпийскими богами, крупными и мелкими. На моей повседневной жизни это кормило не так чтобы сказывалось, да и вообще я верю в то, что тайные пути, по которым движется Родина, свистя, дымя и раскачиваясь, никак не от Совета Федерации зависят.
Не интересны мне были и обвинения, предъявлявшиеся сенатору Петренко, Валентине Александровне, в том, что свою докторскую диссертацию она частично скоммуниздила из других каких-то трудов. Ну, скоммуниздила. И что? Кому нужна эта труха, диссертация ее? Я вам назову тему этой диссертации, и вы сами скажете, куда их нужно засунуть, бумажки эти. «Теоретические и организационно-педагогические основы системы социализации учащейся молодежи» – вот какая тема.
И?
Обхохочешься. Писала бы про что-нибудь конкретное, нужное – например, «Вредители рапсовых культур: крестоцветные клопы, рапсовый пилильщик, скрытнохоботник и др. Проблемы борьбы». У них же там, в Ростовской области, этих пилильщиков и скрытнохоботников – мамаевы полчища.