Война Цветов
Шрифт:
– Он писал письма кому-то?
– Мы все их писали. Тогда считалось невежливым использовать более быстрые способы связи, чтобы, например, ответить на приглашение. Я в то время был юн и обращал мало внимания на некоторые вещи, но помню, что одна наша кухарка, боясь, что не успеет купить к званому обеду что-то особенное, по-настоящему летала на рынок! Поднималась, махала крыльями и летела. Матушку это, конечно, приводило в ужас – у нас в семье такого не случалось со времен Зимней Династии. И все мы писали письма и записки, которые порой доставлялись слугами.
– Он вам нравился?
–
– Судя по его записям, нет.
– Простите?
– У меня хранится его тетрадь – сейчас она вообще-то у Кумбера. О Новом Эревоне – так он назвал этот город – он пишет почти всегда с восхищением. Записки, правда, охватывают не все время, что он здесь пробыл...
Примула подался вперед, весь дрожа, как пойнтер, почуявший дичь.
– Что он там пишет о нас? О моей сестре?
От этого внезапного интереса Тео занервничал.
– Да ничего, собственно. Я перечитал тетрадь после того, как... после нашей встречи. О вашей сестре, если она тоже Примула, ничего не сказано, а вы упоминаетесь мельком —он вспоминает, как вы, накушавшись лунника, вышли с какими-то кобо...
– С кобольдами, – вставил Кумбер.
– Да. Клин и Янтарь, – произнес Караденус, подняв глаза к потолку палатки.
– Что-что?
– Те двое кобольдов. Я помню только имена, без фамилий. Мы дружили в Годы Расцвета. – Тео впервые увидел, как эльф улыбается по-настоящему. – Эти двое были любовниками. И художниками. Теперь уже их, наверное, никто не помнит – разве что ценители искусства, не одобряемого цветочной элитой. Они были в моде у богемной публики, но после начала Цветочной войны я потерял их след. Где-то они теперь? Прошу прощения, – спохватился, выйдя из задумчивости, Караденус. – О чем мы говорили?
– О записках Эйемона Дауда. Обрываются они как-то неожиданно, и в последних строках чувствуется отчаяние. Возможно, из-за того, что случилось с вашей сестрой.
– Не могу ли и я ознакомиться с ними? Возможно, мне как очевидцу откроется то, что ускользнет от внимания мастера Осоки.
– Конечно. Можете поработать над текстом вместе с Кумбером. Знаете, я не хотел бы бередить раны и все такое, но что же все-таки стряслось с вашей сестрой?
Лицо эльфа потемнело, сделавшись бледно-золотым, почти как его волосы.
– История самая банальная. Мы, Примулы, всегда гордились широтой своих взглядов, но Эрефина, моя сестра, была настоящей бунтаркой. Родители проявляют терпимость к смертным? Прекрасно – она возьмет смертного себе в любовники и посмотрит, что они скажут тогда. Это само по себе было достаточно плохо – родители вовсе не желали, чтобы их принципы испытывались до такой степени, – но затем Эйемон Дауд перешел все границы. Он обесчестил сестру и всю нашу
– Что же он сотворил такое? Она... забеременела?
В первый момент Примула смешался, потом у него вырвался лающий смех.
– Тень и ручей, нет! Мы живем долго, и даже смертный любовник – скорее скандальный эпизод, чем позор, а ребенок-полукровка... достаточно будет сказать, что в старину, по преданию, около десятой доли эльфийских младенцев рождались наполовину смертными. Вырастившая вас раса возмещает короткую жизнь плодовитостью. Нет, он уговорил ее выйти за него замуж.
– Замуж? Вот, значит, в чем позор заключался!
– Одно дело заниматься со смертным любовью, даже родить от него ребенка – женщина за свою жизнь может иметь много детей от разных мужчин, – и совсем другое, если смертный пытается втереться в один из старейших кланов. Женясь на дочери дома Примулы, ваш дед приобщался к чему-то не менее древнему и бесценному, чем сама Эльфландия. На такое бесчестье родители закрывать глаза уже не могли.
– Вы, возможно, меня не поймете, – сказал Тео, – но мне это не кажется таким уж страшным оскорблением.
– Для того, кто вырос у смертных, как вы, такая позиция объяснима – но поверьте, для знатной семьи это тягчайшее оскорбление. Более того – опасность. Чистая кровь и наследование власти имеют для нас значение, возможно, непонятное вам...
– Пусть так, но почему во всем надо винить одного Дауда? Разве она не была виновата в такой же степени?
Примула нахмурился, но учтивость не изменила ему.
– Она согласилась на это только под его нажимом. В нашей истории о таком упоминается всего два или три раза, хотя в мире смертных подобных случаев было гораздо больше, – но дочь одной из Семи Семей? Неслыханно! С тем же успехом он мог бы поджечь самый дом Примулы. Нет, еще хуже, ибо дом можно отстроить, а пятно с чести не смоешь ничем. – Караденуса затрясло. – Простите мне мой гнев – я все еще принимаю эти события близко к сердцу.
– Это я понял – извините, что не совсем понимаю суть дела. Я не то чтобы заступаюсь за моего... за Эйемона Дауда – но, может быть, он тоже не до конца понимал ваши правила.
Примула сделал усилие, чтобы овладеть собой.
– Возможно, теперь, став более зрелым и опытным, я соглашусь с вами в том, что первую часть своего преступления он совершил по незнанию, хотя и долго жил среди нас. Но вы еще не слышали о второй части.
– Мы подали в парламент прошение о признании брака недействительным. Придание гласности этому союзу было тяжким ударом по семейной чести, но другого способа разлучить их в согласии со Старым Законом просто не существовало. Сестра вначале не желала расставаться с Даудом и дошла до того, что переехала в его жалкий домишко в районе День, усугубив тем свой и наш позор. Парламент, надо воздать ему должное, расторг брак без проволочек. Дауд был изгнан из Эльфландии, а сестра вернулась под опеку семьи. Она сильно гневалась, но, думаю, уже сожалела о своем необдуманном решении выйти замуж за смертного. Она восставала против вмешательства родителей в ее жизнь, но я ни разу не слышал, чтобы разлука с Даудом разбила ей сердце.