Война Цветов
Шрифт:
– Но если тебя беспокоит не это...
– А что, по-твоему, меня беспокоит? Ты возвращаешься в мир смертных – я это слышала своими ушами. Приключения закончились, и ты прыгаешь в первую попавшуюся обратную дверь. Вот и чудесно. Ты имеешь на это полное право, ты перенес много страданий, не будучи ни в чем виноват, в мире, который не был твоим. Не жди только, что я буду ликовать по этому поводу. – Она поднялась, гневная, с сухими глазами. – Мне пора. Я провела тут весь день, а у меня есть и другие дела.
Она почти уже ушла, когда у Тео прорезался
– Поппи, Поппи, постой!
– Что еще?
– Вернись, пожалуйста. – Он похлопал по койке рядом с собой. – Сядь.
Она села – настороженно, как кошка со взъерошенной шерсткой.
– Во-первых, возьми вот это. Он твой. – Руки поднимать было больно, но он снял с шеи цепочку и отдал ей. – Лунный камень твоей матери, правильно?
– Я его тебе подарила.
– И он придал мне сил, когда все стало совсем уж плохо. И все-таки он твой, Поппи, – памятка от другого любившего тебя сердца. Возьми. – Он вложил камень ей в руку.
– Хорошо. Ну, я пойду.
Он взял Поппи за руку, но был еще слишком слаб, чтобы ее удержать.
– Слушай. Может, я и захочу вернуться домой – но разве я говорил, что вернусь без тебя?
– Это еще что за новости?
– Все точно. Ты злишься, потому что думаешь, что я хочу вернуться туда, где я вырос. Может, ты и права, но с чего ты взяла, что я не попрошу тебя отправиться туда вместе со мной?
Она нахмурилась – в основном для того, чтобы скрыть растерянность и внезапный проблеск надежды.
– Почему ты так уверен, что я еще не использовала свой лимит по эффекту Клевера, – что я там уже не побывала?
– А ты побывала?
– Вообще-то нет. Но зачем мне это нужно? Чтобы состариться и умереть, да еще и в одиночестве, когда ты меня бросишь? Притом в мире смертных полным-полно взрослых женщин, которые лучше тебе подойдут, которые хорошо знают вашу жизнь и поют те же песни.
– Взрослые? – засмеялся он. – Да знаешь ли ты, что по возрасту годишься мне в прабабушки?
– Вечно ты со своими шуточками.
– Это как посмотреть. Слушай, Поппи: я очнулся и увидел, что мир, с которым я и так еле-еле освоился, стал совершенно другим. Я пытаюсь во всем этом разобраться. Я даже представить себе не могу, что произошло здесь с тех пор, как... все рухнуло, так дай же мне шанс. – Он протянул руку. Поппи приняла ее и позволила усадить себя обратно. – Я знаю точно, что хочу быть с тобой где бы то ни было. Хочу как-то продолжить то, что у нас началось. Не буду притворяться, что хоть что-нибудь смыслю в любви и тем более в отношениях между смертным и бессмертной – ну, скажем, бессмертным, который привык считать себя смертным, и другой бессмертной, считающей, что она слишком молода для него, – но давай попробуем осмыслить это вдвоем, ладно?
– Ты правду говоришь, Тео? Ненавижу, когда меня жалеют. Я бы раньше убила тебя, чем позволила себя пожалеть. – Маска Дурманов вернулась на место, как будто она говорила это на полном серьезе.
– Чистую правду.
Она посмотрела на него пристально – уже не как
– И насколько же ты слаб? – спросила она. – До безнадежности? Или все обойдется, если ты потом поспишь как следует?
Его разбудило деликатное покашливание Кумбера у палатки. Голова еще немного кружилась, но более или менее функционировала. При свете болотного фонарика Тео переоделся в чистую, приготовленную для него одежду – комплект из белых штанов и рубашки, смахивающий на костюм для карате.
Потом надел легкие ботинки и поцеловал в щеку спящую Поппи.
– Долго же ты возился, – сказала Кочерыжка, восседавшая на плече Кумбера.
Тео испытал настоящую ревность, видя, что ее любимое место перешло теперь к другому.
– Я пока еще плохо поворачиваюсь. – Он оглядел освещенный кострами лагерь. – Мы идем к Пуговице?
– Только ты. – Кумбер казался подавленным, хотя настроение феришера не так легко разгадать. – Это большая честь. В эту ночь Пуговица принимает лишь очень немногих.
– Тогда пошли – я порядком проголодался. Может, расскажете мне, что у вас тут творилось, пока я болтался на дне? – Тео сказал это небрежно, но зеленая тишина еще жила в нем, как сон, от которого никак не пробудишься. – Начиная с битвы – я ведь до сих пор не все понимаю. Я сообразил, как мы помогли Пуговице провести гримов в Город, и догадываюсь, что драконов они перебили, но все-таки... – Тео вздрогнул, когда сидевшие у костра гномообразные существа окликнули его по имени и пожелали доброго вечера. Другие встречные тоже явно узнавали его, улыбались застенчиво и даже здоровались. – Что это с ними? Что ты им наплел, Кумбер?
– Только правду, Тео, – без тебя у нас ничего бы не вышло. Цирус Жонкиль пришел слишком поздно, да он и не смог бы остановить Чемерицу. Лорд и его страшный выкормыш вот-вот должны были завладеть энергией, не уступающей той, которой владели король с королевой, – а может быть, и превышающей ее.
– Ну ладно, пусть гримы – но ведь в распоряжении Чемерицы и остальных была целая армия. Даже при условии, что драконов посбивали, почему все прочие парламентские заправилы не смогли победить?
Кумбер некоторое время шагал молча.
– Однажды я присутствовал на совещании в доме Нарцисса, как секретарь леди Амилии. Ты ведь помнишь лорда Штокрозу, Тео? Хороший был эльф и большого ума. Так вот, он сказал тогда, что цветочные лорды сидят на спине у народа и думают, что под ними послушная лошадь, но на самом деле они оседлали дракона. Если лорды не пересмотрят свою политику, сказал он, зверь, везущий их, когда-нибудь поймет свою силу, скинет их с себя и растопчет. Так все и вышло. Революция Пуговицы, будем называть ее так, всем раскрыла глаза. Не одни гоблины в этой стране испытывали недовольство.