Война Григория Васина
Шрифт:
– А кто правит Великой Арией?
– Император усея Арии - царь Иван, - в разговор вмешался Микола, или Никола, я плохо разобрал его имя, - а шо за ховор у тибя не наш, и рубаха с портами не наша? Ти чай не шпиен?
– Если бы я был шпиен, Микола, то говорил, по-вашему, лучше вас с вами, и одет был бы так же. Включай элементарную логику.
Микола по всей видимости слова мои не понял, но суть ухватил верно, поэтому заговорщицки мне подмигнул. Мутный тип, к гадалке не ходи, нужно держать ухо с ним востро.
– А откуда я, к сожалению, не помню. Шел по лесу, упал, потерял сознание, очнулся,
– Сладко хутаришь, - продолжил допрос Микола, - ну, ни чехо в бою узрим хто ти есь.
3.
Слава Богу, до предполагаемого боя было еще время, и это время кхан рубежного гридня Гореслав сын Михайлов пытался использовать с максимальной отдачей.
– Вои мои, идяху ми на свяхо дело, оборонить нашу Велику Арию, за храды наши Мохул и Тартар, - взял слово перед боевыми учениями кхан, - сеходь учим колоть копьем и плотняше держаху строй. Десятни приступаху.
Тактика, которой намеревался Гореслав разбить вражью сичь, была проста и не замысловата, артиллерия обстреливает противника картечью вначале битвы, потом пушки укатывают за спины пехоты, которая начинает, сдерживает наскоки бандитов с помощью длинных копий. В это время пушки перезаряжают. Затем копьеносцы делают быстро несколько шагов назад и дают сделать еще один залп пушкарям, и вновь смыкаются. Само собой этот маневр был самым сложным и ему было посвящено почти девять часов. Естественно про восьмичасовой рабочий день здесь никто и слыхом не слыхивал.
– У землю упираха копье, У землю - кричал десятник, Тарас, - сомкнуха ближаха десятна, плотняха стояша, плотняха! У пирум бою уси - покойняха, уси я казал!
Если первые пару часов махания копьем я еще как-то воспринимал осознано, то дальше я ловил себя на мысли, что действую автоматически. Руки гудели, мозоли на руках вздулись. Перед маневрами мне выдали шаровары, кожаную кирасу и кожаный же шлем. Под шлем мне дали головной убор, который был похож на шапку с манишкой. Штаны и этот головной убор, скорее всего, были прошиты в несколько слоев грубой тканью и набиты овечьей шерстью. Петька мне пояснил, что такой вид брони, то есть шаровары, позволяет погасить выстрел из лука с пятидесяти метров, а так же при определённом стечении обстоятельств сможет отразить рубящий удар саблей. Когда был сделан небольшой перерыв между первой "тренировкой" и второй, я рассмотрел пушки. Это было нечто, на лафеты были посажены огромных размеров мушкеты.
– Петр, это что за пушки? Как будто мушкеты великанов, - спросил я своего соратника по десятку, с которым мы плечом к плечу постигали непростую науку побеждать.
– Ну, ти и тэмэнь, шо не бачив, великханы похибли усе увек назат. Ми диду их ише застав. Великханы управляху усем миром, - добавил шёпотом Петруха, - а ща остоваху оди кханы.
На нас покосился Микола, и Петька сделал вид, что просто очень внимательно рассматривает что-то на дне своего котелка. Это нам выдали между второй и третьей тренировкой очень сытные, но абсолютно не вкусные похлебки. Если кому-то доводилось, есть протеин, смешанный с молоком, то эта похлебка была точно такой же. Из амаранта пояснил мне Петр.
Потом упражнения с оружием продолжились, нам выдали небольшие круглые деревянные щиты, которые были оббиты железом по окружности,
– Шибче подняху щит, шибче - орал на нас десятник Тарас, - В пирвом бою уси - покойняха...
Кроме моего "лучшего" друга Петрухи и подозрительного Миколы, в моем десятке были два брата близнеца Сергуня и Андрюня, которых описать можно было одним словом из двух частей: раз и долбаи. Еще был нелюдимый молчун Никодим, который выделялся ростом и шириной плеч. А так же три родных разновозрастных брательника: Серафим, Митрофан и Иван. Правда, кто из них кто, я пока не запомнил.
– Шибче подняху щит, шибче - вновь выкрикнул Тарас.
Однако я зазевался, и мне прилетела прямо в шлем тяжелая тупая стрела. В голове на время раздался колокольный звон, вмиг, куда-то исчезла в руках усталость, и дальнейшие упражнения я делал с большой сноровкой.
Вечером, около каждого походного шатра развели по костру. Бойцы немного приободрились, послышались смех и разговоры. На глаз я примерно прикинул, что наше войско насчитывало почти три сотни. Маловато для войны против пяти сотен хорошо обученных разбойников. Однако когда нам наложили амарантовой каши, да налили по пятилитровому котелку на десяток душистого чая, жизнь показалась, что налаживается. За соседним костром кто-то достал струнный инструмент, чем то внешне напоминающий мандолину, а по звуку обычную гитару, и запел частушки. К народному певцу рубежного гридня кхана Гореслава потянулись люди, наш десяток тоже перекочевал поближе. Молодой парень весело распевал нехитрые куплеты.
– На суку висит веряху, любо дорохо смотряху, как разбойник Улухбех, буде добре та висяху! Опа, опа, буде добре та висяха. Опа, опа...
Америка-европа, - пропел я про себя...
– Скоро милый мой вертаху, миня жинкой называху, после свадьбы убохато, мы построим сибе хату! Опа, опа, ми построим сибе хату.
После еще восьми таких же простых куплетов, певец решил немного передохнуть и выпить чаю, - эх, суды бы чешо покрепше!
На певца тут же зацыкали, - прознаху кхан быть плетьми биваху!
– Даваха ище, може опоследний рас утак усидяша, - высказался какой-то грустный мужичок.
– А ну заткни молотилку, пока у хлаз не сунул, - осадил паникера певец, - може хто ище писни спивати умее?
– обратился парень к соратникам.
– Дайка мне бандуру, - сказал я, - как инструмент, то называется?
– Бандура и назывху, - ответил певец.
– Шо памяти вернуха?
– влез заинтересованный Петька.
– Питро, дай челувеху спивати, - заступился за меня болезного десятник.