Война HAARP?2
Шрифт:
– Правда? – подозрительно спросил он.
Дуня распахнула глаза, увидела его косую физиономию, нашла губы…
Дышать стало трудней… и легче.
– Как поговорила с соседками?
– Да всё о похоронах говорили, – смутилась Дуня. – Бабушка Митрохина умерла, ей девяносто стукнуло.
– Пожила бабушка.
– Тётя Катя в семьдесят девять умерла, Александр Павлович в шестьдесят шесть.
– Ну, это неизбежный процесс, старые уходят.
– Молодые тоже. Витя Монахов молодой был совсем, умер в сорок с хвостиком.
– Болел?
– Спился.
Афанасий
– Что-то тебя не в ту сторону повернуло. Мы же приехали отдыхать, все печали побоку! Больше не отпущу тебя одну в компанию старух, а то так и будешь потом местных бабок вспоминать. Улыбнись.
Дуня улыбнулась.
– Веселей! – Он затормошил её, не обращая внимания на жару в парилке, поцеловал, добавил ароматной берёзово-мятной водички на камни, и вскоре они забыли о местных горестях, равно как и о приезде Олега.
Правда, он снова о себе напомнил, возбудив у Афанасия подозрительные мысли; Семёнов утверждал на полном серьёзе, что майор заболел и находится в лазарете. А чтобы через пару дней заявиться в Судиславль, ему надо было как минимум выздороветь, а как максимум отпроситься у того же Семёнова. После возвращения из-под Питера Афанасий с Дохлым дошли до лазарета на территории базы, но Щедрина в палате не обнаружили. Не отвечал Олег и на звонки. Он на процедурах, сказали им. Ждать не было времени, оставили фрукты и соки, разошлись. И всё-таки… почему Олег здесь?
Дома разберёшься, пришла оригинальная мысль. Нечего себе отпуск портить.
Олега в доме Вавиных уже не оказалось.
Вздохнули свободней. Снова подсели к столу, умиротворённые, расслабленные, чистые, как солнечный свет. Соседка Людмила не спускала с Афанасия восхищённых глаз, что заметил даже Александр Васильевич, и, когда все гости разошлись, он подсунулся к молодожёнам, окосевший, естественно от местной самогоночки:
– Людка на тебя глаз положила, служивый, ты с ней поосторожней.
– Да она же страшная, как жизнь президента Украины! – ответил Афанасий, краем глаза поймав улыбку Дуни: она услышала его слова.
– Да не, я с другого боку, – осклабился Вавин. – Её бабка Агриппина была ворожеей, и она, говорят, тоже колдует, приворожить может.
– На каждую колдунью у нас найдётся убедительный аргумент, – заверил его Афанасий.
– Кулак?
– Зачем же сразу кулак, всегда можно превратить себя в зеркало.
– Это как?
– Тебя гипнотизируют, а ты мысленно превращаешься в зеркало, и заклинания отскакивают от него. У меня есть знакомый омбудсмен…
– Кто?! – вытаращил глаза Вавин.
– Спец по правам человека, он как раз с колдунами разбирается, лохов защищает.
– Омбудь…
– …смен.
– Тьфу! – сплюнул Александр Николаевич. – Поганое слово! Неужто нельзя было по-русски назвать?
– Можно, к примеру –
– Убицца веником!
– Не надо, – засмеялась Дуня.
Они уже собрались домой, когда к Вавиным наконец заявились дед и дядя Миша. Пришлось посидеть ещё и с ними полчаса ради приличия, обсудить цены на нефть и газ, геев-политиков и «гниение Европы», после чего молодые отправились к себе, то есть в дом Геннадия Терентьевича, где им была выделена самая большая спальня; сколько помнил Афанасий, там спали и по большей части жили его родители.
– Я засыпаю, – сунулась лицом в подушку Дуня.
– Спи, – погладил он её по спине, – пойду побеседую со Степаном, что-то я его не вижу.
– А где дедуля будет спать?
– В сундуке, – пошутил Афанасий. – На диване в светлице ляжет. Соку принести? Или молочка?
Дуня не ответила, она уже спала.
Он накинул на голый торс старенькую телогрейку: похолодало, с неба посыпалась морось, – вышел из дома и буквально нос к носу столкнулся с Олегом.
– Ох! – отпрянул майор, узнал друга, заулыбался. – Афоня… а я к вам.
Афанасий увидел в его руке бутылку, принюхался: от Олега несло перегаром, и был он пьян почти в стельку.
– Майор?! – больше изумился, чем расстроился Афанасий; на его памяти друг детства не пил и ни разу не был замечен пьяным. – Глазам не верю! Ты пил?!
– Сам ты тыпил… имею право, я не на базе… глоточек всего… – Олег попытался его обнять, Афанасий увернулся. – Вискарика Дуняше принёс… хороший лейбл…
– Дуня спит.
– Разбуди.
– Не сходи с ума.
– Ну что тебе стоит? Может, я завтра с дуба рухну… с инфарктом миокарда… и вообще – любви хочется, тепла, нежности… тебе не понять. – Олег всхлипнул и снова полез обниматься.
Афанасий развернул его на сто восемьдесят градусов, ловко отобрал бутылку.
– Иди домой.
– Мой дом – тюрьма… – Олег икнул и в самом деле засмеялся. – Зря ты меня так… бортуешь…
– Как?
– Я же вижу, что вы начали меня избегать.
– Чушь из головы выбрось! (Совесть поёжилась: это была правда, Олег учуял изменение отношения к нему.) Просто ты не всегда находишь правильные моменты для встреч.
– Ага… зверем смотришь…
Волна злости затуманила сознание, остановить язык удалось с трудом.
– Ты бы так же смотрел.
Олега повело, он схватился за штакетник, покачал пальцем с пьяной ухмылкой.
– У меня другие взгляды… и всё-таки зря ты не дал мне поговорить с Дуняшей.
– Сказал же – спит она, умаялась. Давай провожу.
– Я с-сам с усам… береги её, а то украду. – Олег хихикнул. – И дедулю береги, он у тебя… – Он осекся, оттолкнулся от забора и, раскачиваясь как моряк на суше, засеменил вдоль улицы туда, где стоял дом родственников, у которых останавливался раньше.