Война, которая спасла мне жизнь

Брубэйкер Брэдли Кимберли

Пришлось украсть. Других у нас в доме не было, не считая братовых тряпичных тапочек, которые были малы даже на мою калечную ногу. Туфли мне оказались великоваты, но я напихала в носки бумаги. Кривую ступню обернула тряпкой, шнурки потуже завязала. Чувствовать на себе обувь было так странно. Но я подумала, главное, чтоб не свалились.

Джейми стоит, смотрит на меня во все глаза.

– Нету у меня другого выбора, придётся, – говорю ему шёпотом. – Иначе люди мою ногу увидят.

А он шепчет:

– Ты стоишь. Ты ходишь!

Вот

он, момент триумфа, а мне вообще не до этого. Впереди столько всего.

– Ага, – говорю, – хожу.

Взглянула на маму – та лежит себе на кровати к нам спиной, похрапывает. Что, гордится дочерью? Чёрта с два.

Вниз по ступенькам я сползла на заднице. Внизу Джейми помог подняться, и мы отправились в путь по пустым утренним улицам. Иду и думаю себе: потихоньку, полегоньку. Шажок за шажком.

Ходить там внизу, на уровне земли, было в новинку. Свет необычный, с розовым оттенком, от зданий точно голубоватая дымка… Всё в этом утреннем сиянии казалось мне тогда красивее, чем потом стало днём. Впереди лежала совсем пустая улица. Только раз за угол шмыгнула кошка – наверно, в погоне за крысой.

Правой рукой я опиралась на Джейми. В левой держала бумажный пакет с едой, наш завтрак. Джейми сказал, нам надо быть в его школе в девять. До девяти оставалось ещё много часов, но я решила, чем раньше отправимся, тем лучше. Я же не знала, сколько мне потребуется времени, чтобы добраться до школы. Да и чтобы на меня пялились, тоже не хотелось.

Улица у нас оказалась ухабистой, чего я, глядя на неё до этого исключительно с высоты своего окна, в соображение не приняла. Идти по ней было куда труднее, чем по полу в квартире. В обуви, конечно, проще, но пока я дошлёпала до конца нашего проулка, нога до того разболелась, что мне казалось, всё, шагу дальше не ступлю. Однако же ступала.

– Поворачиваем, – пыхтит Джейми. – Уже немного осталось.

Ещё шаг, и калечная нога вдруг как подвернётся! Я рухнула наземь. Джейми припал рядом на колени.

– Ты, может, ползком, а? – говорит. – Тут никто не смотрит.

– А далеко ещё? – спрашиваю.

– Три квартала, – говорит. И потом добавляет: – Кварталы – это вот дома между улицами. Надо пересечь ещё три улицы.

Я на глаз попробовала прикинуть расстояние. Три улицы. А могло быть три километра. Триста километров.

– Наверно, проползу немного, – говорю.

Только ползти по улице оказалось куда труднее, чем по квартире. На коленках у меня, конечно, давно были костные мозоли, но камешки всё равно больно впивались, а грязь и мусор радости не прибавляли. Через квартал я взялась за Джейми и кое-как поднялась на ноги.

– А почему ты всё время не ходишь, раз умеешь? – спросил меня Джейми.

– Недавно умею, – говорю. – За лето научилась, пока ты гулял.

Он кивнул.

– Я никому не скажу, – говорит.

– Да теперь не важно, – говорю. Мир уже тогда стал казаться мне огромным. Смотришь вверх

на крыши домов – и голова кружится. – Мы же за город едем. А там мне никто не будет запрещать ходить. – Тут я врала. Потому что знать ничего не знала о том месте, куда мы едем. Я тогда даже представить не могла, где это – «за городом». Но Джейми – он только сильнее сжал мою руку и улыбнулся.

Школа была кирпичное здание с пустым двором за металлической решёткой. Мы прошли за решётку, и я рухнула наземь. Потом мы поели хлеба, макая его в сахар. Было вкусно.

– Это ты у мамы сахар стянула? – спросил Джейми, глядя на меня во все глаза.

Я кивнула.

– Причём весь, – говорю. Мы как засмеёмся!

Мы больше не двигались, и стало чувствоваться, какой воздух холодный и как сыро сидеть на земле. Жгучая резь в лодыжке поутихла, теперь нога только ныла не переставая. Я подняла глаза и стала смотреть на все эти незнакомые здания вокруг, на завитки под карнизами и красивую кирпичную кладку, на вывески, оконные рамы, на птиц. Я бы даже не заметила, что к нам через весь двор подошла какая-то незнакомая женщина, если бы меня Джейми в бок не ткнул.

А она улыбается нам и говорит:

– Что-то вы рано.

Учительница, думаю. Кивнула ей и тоже улыбаюсь, широко так.

– Папа нас подбросил по пути на работу, – говорю. – Он сказал, вы о нас позаботитесь.

Женщина кивнула.

– Конечно-конечно, – говорит. – Хотите чаю?

Мы поднялись с земли, и она, конечно, тут же заметила, что я хромаю. Да что там, хромаю, что я еле на ногах держусь – хорошо ещё, Джейми рядом был, подхватил меня.

– Ах ты, бедняжка, – говорит она мне. – Что это у тебя с ногой?

– Да так, – говорю, – ударилась. С утра сегодня болит. – Тут я не соврала.

– Можно, я взгляну? – спрашивает женщина.

– Ой, нет-нет, – говорю и стараюсь что есть сил двигаться дальше. – Она уже заживает.

Дальше было просто. То, что я тогда сделала, я считаю своим самым невероятным поступком за всю мою жизнь, но тем не менее прошло оно довольно легко. Я держалась за Джейми и так продвигалась. Постепенно двор наполнился детьми и учителями, учителя выстроили нас в шеренги. Пройти до железнодорожной станции полкилометра я бы точно была не в силах, однако передо мной внезапно возникло знакомое лицо.

– Ада, ты, что ли? – Это Стивен Уайт был.

Из детей Уайтов он был старший, между ним и Билли – ещё три сестры. И сейчас они стояли передо мной всей гурьбой и пялились прямо на меня. Кроме как из окна, они же меня никогда не видели.

– Ну я, – говорю.

Стивен удивился.

– А я и не думал, что ты тоже придёшь, – говорит. – То есть, конечно, тебе тоже надо уехать из Лондона, но наша мама сказала, что для таких, как ты, какие-то специальные места есть.

Нам мама ни про какие специальные места не говорила.