Война крыш
Шрифт:
— У нас подследственным не дают.
— Роберт вел тайную видеозапись. Он хотел найти новые доказательства…
— Да.
— Отец спросил: «Сынок, ты убил его?» — «Нет, папа, я не убивал!» — «Посмотри мне в глаза!» — «Папа, я не убивал! Как мне быть? Мне советуют признаться — тогда мне дадут меньше срок!» Дов прекратил свидание. Отец еще успел крикнуть Гии: «Не признавайся, сынок!..»
Дальнейшая дорога — из Иерусалима в аэропорт Бен Гурион в двухэтажном автобусе — заняла
Я привычно отвернулся к окну. Отмечал местные достопримечательности. Дремал.
Кто-то другой во мне отвлеченно анализировал отношения, завязавшиеся у меня с одним из детективов Центрального отдела полиции Иерусалимского округа.
Привлекательный образ американского и итальянского полицейского создавался свободными мастерами кино. Их герои говорили языком улицы, могли выпить на службе, обмануть начальство, уйти с проституткой, но это было так понятно.
Завязавшиеся у нас отношения можно было оценить как успех, но противники Кейта, узнав обо мне, легко могли сделать его и меня своими легкими мишенями.
Из частного российского детектива я мог запросто превратиться в лицо, скрывшее при въезде в страну подлинные цели своего визита. Хотя, с другой стороны, отец Кейта за годы его работы в Генеральном штабе полиции наверняка заимел хорошие связи в верхах, в Министерстве государственной безопасности.
Своему сыну, правда, он помочь не смог…
Со второго этажа автобуса человечки внизу выглядели непропорционально уменьшенными, с маленькими ножками.
Два хередим — в традиционной черной одежде, шляпах — стояли по обе стороны пустой улицы, друг против друга, терпеливо ждали, когда зажжется зеленый. Высокие, в черных чулках, с открытыми щиколотками под куцыми, чуть ниже колен, брюками.
Трое других хередим шли к молитвенному дому. Молодые, с пробивавшимся пушком на подбородках. У каждого в руке была книга…
«Разночинцы-демократы…»
«Суров ты был, ты в молодые годы умел рассудку страсти подчинять…» — что-то в таком роде, если память мне не изменяла, писал Некрасов.
Людей в автобусе было немного. Я огляделся. Кто из них ехал в аэропорт, чтобы дальше лететь в Москву, Сказать было трудно.
Моя соседка — молодая женщина со следами угрей на лице — всю дорогу грызла ноготь. Так и заснула с пальцем во рту…
Эта не могла помочь в моем деле.
В аэропорту Бен Гурион меня интересовали соотечественники. Несколько человек, обративших на меня внимание, были явно сотрудниками охраны порта — мятые брюки, куртки с короткими рукавами. На поясе мог быть пистолет.
Прежде я принимал их за сотрудников израильской контрразведки, впрочем, если я и ошибался, то не намного.
Постепенно в аэропорт начали прибывать соотечественники. Они отличались даже внешне. Иначе одевались, иначе себя вели.
Я подождал начала регистрации на московский рейс.
Мне надо
Не каждый готов был взять конверт в самолет у незнакомца — здесь, где террористические акты часты, как нигде!
Во избежание недоразумений я готов был вручить конверт в присутствии израильского секьюрити…
К материалам Юджина Кейта я присовокупил корреспонденцию о криминальных войнах в стране…
Я долго ходил по залу. Даже заглянул в туалет в поисках достойного человека. Тут было тоже пусто. У соседнего писсуара стояла коротко остриженная тонкая девочка и что-то доставала из джинсиков на подтяжках…
«Ну и дела!»
Наконец рядом с баром я увидел того, кого искал.
Пассажир оказался из Грозного, летел в Москву. Он охотно взялся выполнить мою просьбу…
— Гия, к адвокату! — крикнул надзиратель.
Небольшое, по-казенному оформленное помещение для встреч такого рода находилось тут же, в изоляторе временного содержания на Русском подворье.
Адвокат — крупный рыхлый мужчина в очках в роговой оправе — сидел за столом.
— Шалом. Ты в порядке? Я твой адвокат. Мое имя Йаков.
Разговор предстоял на иврите.
Гия, общаясь в камере с Хитрым Лисом, уже успел малость пообтереться. Это был не тот сбитый с толку подросток, которого Роберт Дов привез в полицию прямо со стройки.
— Тебя наняла моя семья?
— Мне поручил это суд. Если я тебе не понравлюсь, ты можешь отказаться от моих услуг…
— Зачем? Я пока не против!
Йаков поправил очки.
— Прокуратура предъявляет тебе обвинение в шоде…
Хитрый Лис в камере толковал:
— Шод это грабеж. Грабеж с насилием тут всегда идет как покушение на убийство. По старому кодексу РСФСР как статьи 19 и 138 и еще 146…
— …Наказание — пожизненное заключение, то есть восемнадцать лет, из них половина — реальные. В тюрьме…
Йаков поднялся, включил электровентилятор.
Грузность распределялась в нем неравномерно. Основная Тяжесть сосредоточивалась в верхней половине. Тяжелая голова без шеи, длинное туловище, живот. Ноги были от другого человека — нормально развитого…
— Ты меня понял?
— Да.
— Ты признаешь себя виновным?
Гия сдвинул густые черные брови к переносью.
— Я не знаю, как лучше…
— Прокуратура наверняка предложит тебе судебную сделку. Я от твоего имени, разумеется, признаю непреднамеренное убийство, если они, в свою очередь, откажутся от умышленного убийства…
— Ничего не поймешь!
— В результате ты получаешь пятнадцать лет…
За дверью, за окном слышались громкие голоса…
— Суда в этом случае уже не будет?