Война меча и сковородки
Шрифт:
Эмер надоела ждать, и она пошла в наступление:
– Разве ты не должен что-то сказать в ответ? Например: жена, я тоже люблю тебя безумно, благодарю, что осветила своим появлением мою серую жизнь...
Он припал к ее устам, так стремительно, будто испытывал жажду, проблуждав в пустыне, и вдруг набрел на живительный ручеек. Эмер ответила на поцелуй со всей пылкостью, на которую была способна.
– Я дам тебе время одуматься, - казал он, когда они оторвались друг от друга.
– Убедись, что такая жизнь - не для тебя, и возвращайся с чистым сердцем. Я не обвиняю
– Ты опять отказываешь мне?!
– Эмер сразу поняла, к чему он клонит.
– Годрик, сто собак тебе под мышку! Разве я не доказала, что мне нужен только ты? Я сбежала из столицы, отказалась вернуться к матери, отказала... всем отказала, кто предлагал помощь, а ты теперь будешь играть в благородство и говорить, что дашь мне время одуматься?
Но пылкая речь не произвела впечатления.
– Успокойся, - сказал он ей почти прежним тоном, как когда распекал за разлохмаченные волосы, - ты живешь сердцем и действуешь сгоряча. Я не дам тебе погубить свою жизнь из-за горячей крови. Живи здесь, посмотри, каково приходится простым людям, а потом реши - чего же ты хочешь на самом деле. Быть графиней Поэль или женой кузнеца из Заячьих Хвостов.
Но и его речи не были услышаны. Эмер оглянулась, а потом заговорила, прихватив Годрика за котту на груди:
– Послушай, вон там я вижу отличный сарай. Там наверняка полно сена. Почему бы нам с тобой не пойти туда... на часок? И там я покажу, чего хочу, а ты сможешь выполнить слово, которое дал мне в последнюю ночь в Дареме.
– Не совершай безумств, - остановил ее Годрик.
– Пойдем лучше в дом. Я представлю тебя матери и отцу. И решим, где тебя устроить. Тут не Дарем. И нежданный гость всегда как разбойник.
– Нет нужды ее представлять, - сказала вдруг Бодеруна, появляясь на пороге. Она несла закопченный котелок с остатками еды, поставив его на бедро.
– Мы с отцом уже полчаса слушаем, как воркует эта глупая леди.
Она прошла мимо, делая вид, что Эмер не существует, и села у колодца, зачерпнув пригоршню песка.
– У матери тяжелый характер, - сказал Годрик.
– Я поговорю с ней, - Эмер легко ткнула его локтем в живот, - а ты пока позаботься о моем коне.
– Не слишком разумно...
– начал Годрик, но Эмер подмигнула ему и указала через плечо на гнедого, показывая, чему надо уделить внимание.
Она подошла к Бодеруне, которая принялась тереть котел песком, и заговорила как можно мягче:
– Вы сердитесь, что я приехала? Но я не стесню вас, матушка. Я сильная и многое умею, я не буду в тягость.
– Слова красивые, а дела не будет. Ехала бы ты домой, к теплой постельке и сладкому винцу.
От Эмер не укрылось, что вилланка перешла с ней на «ты», но приняла это добрым знаком - значит, Бодеруна видит в ней равную, а не благородную леди, которой вздумалось примчаться на край света, наслушавшись баллад о любви.
– Не для того я приехала, чтобы уезжать, - сказала она.
– Если вы волнуетесь, что мне будет трудно, то не надо. Это даже забавно - поселиться возле леса, удаленно
– Подобные тебе маются от безделья. Вы заелись, вам все пресно и не в радость. Тебе забава, а моему сыну может сломать жизнь.
– Вы меня совсем не знаете.
– Я тебя знаю, - сказала Бодеруна неодобрительно, шоркая котелок с таким раздражением и злобой, словно задавала взбучку гостье.
– Вернее, узнала, когда ты толкала меня при королеве.
– Да, я толкнула вас, матушка, - ответила Эмер.
– Но не будем ворошить прошлое. Я пришла к своему мужу, и теперь нам надо научиться общаться мирно ради него.
– К мужу?
– Бодеруна повернулась к ней, подбоченясь.
– Да известно ли тебе, кто такой муж? Если бы считала себя его женой, то не оставила бы там, перед королевой и всеми этими лордами, что начали оскорблять моего сына.. Возвращайся с миром, леди. Здесь ты никому не нужна.
– Я нужна вашему сыну, - сказала Эмер, еле сдерживая гнев. Как же ей не нравилась эта женщина, которая несколькими словами разбила ее счастье, и счастье собственного ребенка. Если поверить, что он и в самом деле ей сын.
– Ему нужна хорошая, верная, работящая девушка, - отрезала Бодеруна.
– А твои руки не умеют другой работы, кроме как вышивать и указывать слугам.
– С тех пор, как вы обрели сына, не прошло и месяца, а уже решаете, что для него лучше, а что нет?
Бодеруна бросила котел и подошла к Эмер вплотную, прищуривая глаза.
– Кто дал тебе право упрекать меня? Я - его мать, он - мой сын. А кто ты такая?
– Почему бы не спросить, чего хочет он - сын, о счастье которого вы так волнуетесь? Так волнуетесь, что публично опозорили его, заставив променять жизнь, к которой он привык, на прозябание в этой лачуге!
– Что?!
– Бодеруна ахнула, схватившись за сердце.
– И ты смеешь говорить это матери?!
Женщины смотрели друг на друга с откровенной ненавистью, но в это время между ними встал коренастый мужчина с бровями косматыми и черными, и такой же бородой.
– Что вы затеяли?
– спросил он сурово.
– Не устраивайте свару у порога. Ты, жена, - он повернулся к Бодеруне, - не притесняй леди. А вы, леди, возвращайтесь домой. Вам здесь не место.
– И вы туда же, - Эмер упрямо сжала кулаки.
– Годрик не против, чтобы я осталась, и я не отступлюсь, хоть всем миром кричите, что мы не пара.
– Если он не против, то оставайтесь, - сказал бородач, - а по мне - так неразумно.
Бородач вместе с Бодеруной вернулись в дом, не пригласив Эмер, а она не осмелилась зайти следом и ждала Годрика, пока тот расседлывал и чистил ее коня.
– Поговорила?
– спросил он, выходя во двор.
– Я ей не нравлюсь.
– Ей никто не нравится, так что не дуйся, - он ущипнул ее за подбородок.
– Ну что, графиня Поэль? Через сколько дней вы покинете меня? Ставлю на пять!
– Эй! Подобного оскорбления я не потерплю!
– возмутилась Эмер.
– Роренброки побеждают трудности, а не бегут от них. И ты - дурак, если считаешь иначе!