Война мертвых

Прошкин Евгений

Только теперь Тихон обратил внимание, что бокс расположен подозрительно неудобно: не на главной улице, а рядом с крошечным прудом, в котором и ноги-то вымыть проблематично. Если эта сточная яма и служила городской зоной отдыха, то зачем здесь станция?

Тихон отправил один из экипажей к тому месту, где платформа была обозначена на схеме, и вскоре оператор доложил, что видит цветник, а в нем – серый прямоугольник голого фундамента.

– Взяли и перенесли станцию переноса, – сказал Игорь. – Анекдот какой-то.

– Куда они дели начинку? – вслух подумал Тихон.

– И кто именно

«они», – уточнил Игорь. – Это поважнее будет.

– Пост, как себя чувствуете? Связь восстановлена? Мне бы командующего.

– Ну, говори.

– Мы вошли в Табанум, нас девять машин. Только чего нам здесь делать, если платформу эвакуировали?

– Что ты мелешь?

Тихон уже собирался охаять командование за вечную неразбериху, но осекся. Подвинуть станцию – значит сбить всю настройку. Платформа превращается в бесполезную металлическую плиту. Кому это нужно? Никому. Никому из людей, по крайней мере.

– Она у конкуров! – взволнованно крикнул Тихон. – Ты меня слышишь? Они ее захватили.

– Тебя это не касается, лейтенант.

– Ладно, высылайте транзитку.

– Транзитной камеры не будет, планы изменились. В принципе, вы на Шадане больше не нужны, можете отлипать.

– Да ты!.. – Он запнулся, сортируя лексику на искреннюю и дозволенную, – последней попадалось намного меньше. – Мы здесь… А ты там…

– Но, разболтался! – рявкнул командующий. – Под кару лезешь? Кому ты указываешь, клубника? У нас семь транспортов погибло. Тысяча УТ-9 – вся! Вся сгорела. Хочешь воевать – воюй, недалеко от вас звено перистов ошивается. Давайте, молотите, пока есть возможность, – закончил он уже спокойней.

– Будем возвращаться? – обратился Тихон к отряду.

– Ты что, сто семнадцатый?! – возмутился Игорь. – Зачем мы сюда тащились?

– Правильно. Сколько-нисколько прикончим – все впрок, – поддержал его миноискатель.

– Командующий, обеспечь связь с летунами и скоро нас не жди.

– Но предупреждаю: конкурских войск на территории вашего района практически нет. В основном – простые колонисты.

– Это же совсем другое! – возразил Филипп, но в эфир его реплика не попала.

– Не страшно, – ответил Тихон. – Вот и мой стрелок говорит, что ему все равно. Конкур – он и есть конкур.

– Ты что, сволочь?! – взбесился Филипп. – Ты что себе позволяешь?!

Тихон ощутил, как напарник вводит себя в транс, намереваясь задействовать механизм самоликвидации. Тема была все та же, сугубо анатомическая. Незаметно подобравшись к сознанию Филиппа, он доказал беспочвенность его страданий. Изобретать аргументы нужды не было, они хранились в собственной памяти стрелка, на почетной полочке.

Филипп получил назад свои сладкие воспоминания об Марте. Все то, что он с такой бравадой демонстрировал Тихону, теперь вернулось к нему. Тихон преподнес это не как утешение, а как черную зависть, и напарник поддался.

Простенькая конструкция его ненависти к жизни, основанная на комплексе неполноценности, затрещала и рассыпалась. В душе у Филиппа по-прежнему копошились сомнения, но, лишившись базы, они не тянули даже на легкую грусть. Это был самый короткий и самый эффективный сеанс за всю историю психоанализа, однако терапевтическая сторона Тихона не интересовала.

Еще до того, как покинуть личность стрелка, он понял, что погубил неплохого оператора. Способность влипать в КБ Филипп сохранил, но о самоликвидации речи уже не шло. Для этого он был недостаточно несчастлив.

– Я отказываюсь убивать колонистов.

– Траками подавим, – безмятежно молвил Тихон. – Эй, насекомые! Вы нас слышите?

– Ползучим от окрыленных – большой воздушный привет! – отозвался Влад.

Как ни странно, Тихон узнал его сразу. На Глори они едва перекинулись парой фраз, гораздо больше он общался с сержантами, но те давно из памяти выветрились, а Влад почему-то удержался.

– Есть возможность поразмяться, – сказал он. – Мы тут разведочку провели, кой-чего обнаружили.

– Конкретнее, пожалуйста.

– Пожалуйста. Поселение конкуров, выглядит как временное, особей на пятьсот – семьсот. Нас всего пятеро, да и ресурс у периста не бесконечный, а вот вам раздолье.

– Лабиринт они, случайно, не строят?

– Нет там никакого лабиринта. Просто живут.

Тихон запросил координаты и пометил на карте место в центре голой равнины, вдали от дорог, лесов и водоемов. Чем на этой пустоши конкуры собирались заниматься, для людей было загадкой, впрочем, разгадывать ее они не имели ни малейшего желания. Врага следовало уничтожить, и не исключено, что карательный рейд был более оправдан, чем столкновение с боевой техникой. Если конкуров убедить, что спокойной жизни на захваченных колониях не предвидится, то возможно, охота воевать у них пропадет.

Теория о пользе геноцида не выдерживала никакой критики, однако Тихона это не смутило. Пожелай он найти глубинный смысл предстоящей операции – непременно нашел бы.

Конкурские дома и впрямь казались чем-то вспомогательным и непостоянным. От бесформенного города они отличались, как шалаш от небоскреба. Иметь отличную строительную технику и прозябать в хибарах, состряпанных из подручного материала, было по меньшей мере странно. Жилища напоминали глинобитные хижины, известные Тихону по курсу социальной истории. Он не сомневался, что поселок выполняет какую-то вспомогательную роль, и скоро его либо бросят, либо возведут на этом месте что-нибудь более достойное. Например, транспортную систему. Очередной лабиринт.

Приблизиться к поселку незамеченными было невозможно, да и перисты уже пошуровали на славу. Тихон еще издали заметил стайку черных птиц с опущенными клювами, кружащую над поселком. Конкуры беспорядочно метались по кривым улочкам, забегали в дома, тут же выскакивали, неся в руках какие-то предметы, и, распоротые пополам, валились на землю.

Сопротивления колонисты не оказывали, возможно, они прибыли совсем без оружия. Будто несколько засад и мины-ловушки способны оградить их от всех неприятностей. Или уже расслабились, почувствовали Шадан своим? Рано, ребятки, рано! С началом войны такое понятие, как безопасность, ушло в прошлое. Достаточно одного маяка, чтобы на планете появились гости, и не обязательно с цветами. Один передатчик размером с яблоко, и колония уже не может спать спокойно: когда-нибудь вас навестят, сожгут дома, выпустят соседям кишки, растопчут весь уклад жизни.