Война мертвых

Прошкин Евгений

– Молодцы, тараны!

– Кто говорит?

– Башни вверх, земноводные! Совсем в небо смотреть разучились!

Низко над головой пронесся одинокий перехватчик-истребитель. Влад.

– Это было красиво, – похвалил он. – Впервые жалею, что я не танк.

– Ты где был?

– О! Ты и меня, начальник, решил в оборот взять? А был я неподалеку. А что там нашел, словами не передать. В общем, такой же населенный пункт, только раза в три больше.

– Это же прекрасно!

– Для кого как. Наш ресурс заканчивается, еще минут

пять, и баста.

– Тогда не тяни, – потребовал Тихон.

Он принял координаты и на всякий случай раздал их экипажам. Сорок километров на Северо-запад, вглубь равнины. И какого дьявола конкуры привязались к этой степи? Трава и глина, больше ничего.

Тихон уже собирался попрощаться с перистами, как вдруг почувствовал, что упустил из виду нечто существенное. Он несколько секунд промучился невозможностью вспомнить какую-то важную мысль, пока Филипп, сжалившись, не подсказал:

– Карла разыскать.

– Точно! Влад, ты еще здесь? – Он ощупал радаром небо и с облегчением заметил пять мелких точек. – Влад, ответь!

– Вещай, но быстро.

– Наш общий знакомый, двести второй… как на него выйти? Ты это можешь?

– Вы с ним одной породы, вам состыковаться легче. А мы только между собой общаемся.

– Да не легче, не легче! – Тихон поразмыслил и, решив, что ничего ему за это не будет, сказал: – Нас с Карлом разводят. Не знаю, как объяснить, времени мало. Если коротко, то не поймешь…

– Почему? Очень даже понятно. Только выкинь это из головы, слышишь? Такой треп в эфире не нужен… Черт, и меня заодно подставляешь! То, что разводят, это для вашего же блага. Не старайся с ним встретиться, все равно не дадут. И вообще, забудь…

– Да я уже…

– Я о другом, – нетерпеливо перебил Влад. Он определенно знал, что имел в виду Тихон. – Не ройся в этом дерьме, завязнешь. Думай о чем-нибудь позитивном, о бабах, к примеру. Или забудешь по-настоящему.

– Ты… ты говоришь про сброс памяти?

– Молчи, дубина! – испуганно крикнул Влад. – Все, прощай. Удачно подраться.

Вот так номер! Влад, оказывается, тоже из «склеротиков». И если б действительно болезнь какая, так ведь сброс! Он страшен даже не тем, что необратим, а тем, что происходит по чьей-то воле.

Тихона тогда развеселило, как представился в Лагере вербовщик. Он сказал: «я склероз». И сбросил воспитателю память на семь минут. Совпадение просто фантастическое. Впрочем, теперь уже ясно, что никакое это не совпадение. Их сбрасывают, в массовом порядке. Не «до жопы», конечно, как курсантов-недоучек, мягенько – от тридцати до пятидесяти часов, чтоб все необходимые навыки остались. Что же из них вымарывают? Что они такое могли узнать – и неуловимый Карл, и зоолог-гуманист Зенон, и он, Тихон? Находиться на разных Постах, и узнать почти одновременно!

– Сто семнадцатый, дельные советы игнорировать не следует, ясно? – спокойно сказал Игорь, и Тихон спохватился, что думает в открытую, на весь эфир.

Экипажи

подавленно молчали – либо сочли его сумасшедшим, либо еще что.

Операторы перистов уже отлипли, и за чертой города крестом темнели пять кострищ. Крылатые любили, чтоб все было аккуратно и симпатично. Даже смерть.

– Чего приуныли? – с показной бодростью спросил Тихон. – Возражения против второго рейда имеются? Нет? Тогда пошли!

– Имеются, – нерешительно вякнул Филипп.

– А ты права голоса лишен, – заявил он, и стрелок покорно согласился. – И чтоб обязанности свои выполнял!

Филипп не издал ни звука, лишь мысленно кивнул и совсем поник.

Танки привычно построились в колонну, и дефективный, встав на случай обнаружения мин, во главе, тронулся с места. Вторая машина выждала, пока он не отъедет на безопасное расстояние, и отправилась следом.

В спешке нужды не было, поэтому отряд набрал среднюю маршевую скорость и, поделив диапазоны, раскинул по окрестностям сеть интенсивного внимания. Всех смущало одно и то же: полтысячи трупов – и никакого возмездия. Если конкуры так легко относятся к жизни своих сограждан, то ради чего они воюют?

– Ноль девяносто девятый, – позвал Тихон. – Игорь, ответь.

– Я надеюсь, ты хорошо подумал, что можно и чего нельзя говорить в эфире?

– Не напрягай. Меня же не выгонят. Такие операторы, как я, на вес золота. В худшем случае подвергнут каре. Кстати, я до сих пор не понял, за что ты меня тогда наказал.

– Да ни за что, – благодушно отозвался Игорь. – Традиция такая: каждый должен через это пройти, иначе не будет страха. Сейчас тебя легко удержать в рамках, ты привязан к машине. А раньше, когда еще только учился, нужен был бич. Слишком много внутренней свободы – это нехорошо. Это разъедает дисциплину, ясно?

– Так мои поиски родственников ни при чем?

– Повод. Кто у тебя напарник – сто тринадцатый? Спроси, чем заслужил кару он.

– Смешал морковную пасту с яблочной, – буркнул Филипп. – Все равно дерьмо, но так хотя бы есть можно.

– Забавно. Одинаковые наказания и за кулинарные эксперименты, и за выход в интервидение.

– Филипп получил на балл меньше, – возразил ради справедливости Игорь. – Но я же говорю: под кару попадали абсолютно все.

– И ты?

– И я.

– Интересно, как ты мог провиниться.

– Так же, как и ты. Молодой был, глупый. Озарило про сестер-братьев, вот и сунулся в общую сеть.

– Ну и?.. Нашел?

– Нашел, – сказал он с усмешкой. – Четыре балла на нейровибраторе. А, ты про это? Не знаю, больше желания не возникало. Мне мой лейтенант тогда мозги запудрил, я и поверил. И сейчас верю. Так удобней.

– Во что веришь? – не понял Тихон.

– В смерть биологических родственников. Стандартная школьная версия: мы умерли для них, они умерли для нас. Никто никого не ищет, а курсант получает дополнительную мотивацию.