Война, мир и книги
Шрифт:
В завершение исследования Аллен обращается к периоду 1970-1980-х годов, когда темпы роста советской экономики резко упали, а затем и вовсе исчезли, что в конечном счете и привело к распаду СССР Он аргументированно опровергает священную веру «рыночников» в то, что советская экономика по определению не могла долго существовать и просто обязана была развалиться. На его взгляд, никакой обреченности и изначальной фатальности в ее судьбе не было. Дело не в устройстве советской модели, а в изменении внешних и внутренних условий ее существования и некоторых неправильных решениях, принятых советским руководством во времена Брежнева. Во-первых, эскалация холодной войны заставила СССР пожертвовать
Советское государство считалось страной трудящихся, а рабочий класс в ней – правящим. Почему же в 1991 г., когда это государство распалось, рабочий класс не поднялся на его защиту? Наоборот, трудящиеся активно участвовали в его развале и растаскивании по национальным квартирам. Этот парадокс заставляет задуматься, чем на самом деле был советский рабочий класс и в каких отношениях он состоял со «своим» государством. Молодой российский социолог-марксист Максим Лебский изучает жизнь рабочих в условиях «промышленного патернализма», существенно усилившегося в результате косыгинской экономической реформы 1965–1969 гг. Если революция в 1917 г. сделала рабочий класс субъектом истории и дала ему доступ к управлению государством, то уже с конца 1920-х годов он оказался «политически обезличен в связи с тем, что государственно-партийная бюрократия оттеснила рабочих от управления обществом». Так стартовал процесс «деструкции рабочего класса и превращения рабочих в аморфную массу советских обывателей» – что интересно, на фоне его безусловного количественного и качественного роста. В ходе индустриализации был сформирован, по сути, «новый рабочий класс, который был крайне восприимчив к упрощенным политическим лозунгам о победе социализма в СССР». Стремительный слом крестьянского уклада, массовый приход крестьян на заводы создали «переходный тип полурабочего-полукрестьянина», сохранявшийся несколько десятилетий. Но и сами заводы и фабрики радикально изменились в своей социальной роли! Ячейкой советского общества
7
Рецензия опубликована в журнале «Историк» (№ 94, октябрь 2022).
«Вся жизнь советских рабочих и их родственников оказалась теснейшим образом связана с предприятием как организатором социально-экономического пространства». Завод выполнял широкий спектр непроизводственных функций: строил и содержал детсады, больницы, пионерские лагеря, жилье, магазины, столовые, дома культуры, турбазы, библиотеки, подсобные хозяйства, стадионы и др. Это не только полностью соответствовало официальной советской идеологии, но и было важным элементом советской модели индустриализации: средства на нее выделялись конкретным заводам, а уже их директора, руководствуясь сугубо производственными целями, были вынуждены думать о том, как и чем удержать рабочих. Так, в полуголодные 1929–1933 гг. заводы организовали систему снабжения, удовлетворявшую потребности рабочих. Затем началось масштабное жилищное строительство – опять-таки в интересах и по линии заводов и фабрик. Без этого закрепить на заводе полурабочего-полукрестьянина, который всегда мог уйти на другую «великую стройку», было сложно. Если в исторических центрах страны жилье строилось и управлялось преимущественно местными властями, то в новых индустриальных городах львиная доля его возникала и содержалась предприятиями. И этот способ создания устойчивых заводских коллективов сработал! Отсутствие жилья и детсадов, плохие условия труда, низкая зарплата – все эти главные причины ухода рабочих нейтрализовались активным развитием социальной сферы за счет и вокруг предприятия. Так в 1930-е годы сформировался «промышленный патернализм»: государство перекладывало на директоров предприятий решение социально-бытовых проблем рабочих, а те боролись с текучкой рабочей силы путем предоставления работникам дополнительных материальных льгот помимо зарплаты.
Новый импульс эта система получила в 1960-х годах, когда трудоизбыточность советской экономики сменилась дефицитом рабочей силы. Протест советского рабочего против тяжелых условий труда и низкого вознаграждения выражался не в забастовках и политической борьбе, как в царской России и на Западе, а в увольнении либо в «осуществлении негативного контроля над производством: производстве брака, нарушении трудовой дисциплины». Встал вопрос, как стимулировать рабочих не только оставаться на предприятии, но и работать продуктивнее. Решение, которое нашли премьер Алексей Косыгин и его соратники, было таким: повысить долю прибыли, оставляемую в распоряжении предприятия, и расширить возможности директора завода распоряжаться этой долей. Предполагалось, что это мотивирует работников брать на себя более напряженные производственные планы и выполнять их. По факту этого не произошло, но зарплаты и премии работников действительно увеличились, как и полномочия директорского корпуса. Это отвечало его стремлению к расширению своей автономии, которая при Сталине успешно подавлялась, а при Брежневе – наконец восторжествовала. Госплан во многом утратил руководящие функции, «ведомственная либерализация» экономики привела к разбалансировке народного хозяйства и ослабила его управляемость. Более того, реформа запустила процесс размывания «института государственной собственности, способствуя постепенному выделению из нее собственности групповой». Тем самым были заложены основы «директорской приватизации», развернувшейся в 1990-х годах, когда прежде общенародные предприятия через разнообразные схемы превратились в собственность «красных директоров».
Конец ознакомительного фрагмента.