Война миров
Шрифт:
Говорят, что разведчик должен любить своего врага. Я слушала этого мерзавца, привязанного к трем деревьям, и очень хорошо понимала, что больше не могу любить Эльдорадо.
Пора валить.
Я слегка надрезала веревки, которыми мы связали клиента. Меньше чем за час он не распутается. Напугав его приличествующими к случаю обещаниями – вроде скормить тараканам, если вздумает болтать, – мы погрузились в машину и отбыли.
– Ты так расстроилась, словно хотела замуж за сына генерала, а он оказался сыном конюха, – заметила Веста.
– Какой сейчас век?
– Ты это к чему?
– К тому, что это дикость. Ты можешь себе представить, чтобы на Земле, в Куашнаре, да даже в Шанхае человека можно было шантажировать такой фигней? Какая разница, чей он там сын.
– Жизнь есть жизнь, – философски сказала Веста. – На Земле и в Куашнаре, я уж молчу про Шанхай, какие-нибудь свои недостатки есть. Рай земной не существует, Долорес. Надо жить там, где живешь, и с тем, что есть. А революции в общественном мнении пусть совершают ребята вроде Энрике Вальдеса. Нам с тобой это ни к чему.
До города мы доехали почти в молчании, лишь изредка перебрасываясь вялыми репликами. На прощание Веста сказала мне:
– Долорес, хочешь умный совет? Плюнь на деньги, устрой себе выходной, выспись как следует.
Можно подумать, от того, что я посплю лишних три часа, Эльдорадо резко кончится и я открою глаза на нашей территории.
– Конечно, Веста. Я так и сделаю. И вправду что-то устала.
– Вот и молодец. И кончай хандрить, тебе это не идет.
Она похлопала меня по плечу и пошла к своему дому. Я проводила ее взглядом и поехала работать.
А как еще убить время в этом чертовом Эльдорадо?
Я ни капельки не волновалась в воскресенье. Подумаешь, как будто мне впервые придется участвовать в великосветской показухе! Уж, наверное, это не сложнее, чем затяжные балы на Сонно.
Пьяных точно будет меньше.
Работать с Хосе оказалось сплошным удовольствием. Мы встретились в среду, я вручила ему отчет о поездке на Заячий плес, а он отметил, что мои рапорты приятно читать – ничего лишнего и написаны хорошим литературным языком. После чего вручил мне инструкции касательно воскресной прогулки. Инструкции шикарные. Там было все, о чем можно мечтать. Полный список персон, которые теоретически могли появиться, поскольку входили в круг общения Энрике Вальдеса и умели ездить верхом; на всякий случай упоминались и те, кто верхом не ездил, но мог прийти на пикник. К каждому имени прилагалась биографическая справка, психопортрет и малодоступные для простых смертных данные: о мелких правонарушениях вроде парковки в неположенном месте, о состоянии банковского счета; о династических и политических перспективах. Чтобы я не ломала мозги, гадая, кто же из этого сонма наиболее угоден нашей разведке, кого надо отрекомендовать сеньоре Вальдес для допуска в дом, Хосе всех перечислил. И даже выделил мне деньги на текущие расходы.
– Долорес, ты уж постарайся, – говорил он тихим и ласковым голосом. – Это направление у нас не считается приоритетным, прежде всего потому, что генерал Вальдес слишком стар, а его сын слишком молод.
Мне вообще казалось странным такое отношение командования к этой теме, о чем я и сказала Хосе. Он только развел руками, и я поняла, что он, в сущности, такой же запасной игрок, как и я. Мы оба входили в сеть прикрытия, чьей задачей было лишь изображать жизнедеятельность, а при необходимости спасти главную сеть – пожертвовать собой.
Но я еще надеялась на лучшее.
Мне нравилось работать с Хосе. Над его заданиями можно было не думать. Этот кабинетный чиновник, казалось, тратил все свое время лишь на то, чтобы проработать задачу с максимальной детализацией. Ей-богу, если бы из всей нашей разведки в Эльдорадо остались только мы с Хосе – мы бы за год восстановили утраченные позиции…
Денег вполне хватило на модный костюм для верховой езды. Я могла превратить в оружие даже свой деревенский акцент – между прочим, самый трудный из всех диалектов испанского, какими владела, – но не плохую одежду. С костюмчиком феерически повезло – на распродаже оказалась очень дорогая модель, последний размер, и как раз мой. Вот на сапожках я прямо разорилась. Была бы
Выглядела я прекрасно. И даже жалела, что нельзя забрать этакую красоту домой. Увы, все, что принадлежало Долорес Кастро, останется в Эльдорадо. Я эвакуируюсь в том, что будет на мне. Возможно, даже без чипа. Возможно, приказ об эвакуации придет завтра, послезавтра или в воскресенье. Прямо на чертовой верховой прогулке. И я извинюсь перед Энрике, сделав озабоченное лицо, выйду на парковку, сяду в машину и доеду до места встречи. Там меня будет ждать человек, молчаливый и равнодушный, как статуя принца Фелипе. Он доставит меня к кораблю. И через несколько дней, усталая, вся в мечтах о горячей ванне, я ввалюсь в свою холодную офицерскую квартирку на базе. В тот же день или наутро отчитаюсь, получу увольнительную на трое суток и поеду в город. В отель, где уже год живет Макс. Макс не спросит ничего. Он наполнит ванну горячей водой, положит меня в нее, принесет бокал шампанского и сигарету, а по выходе – чашку моего любимого чая. И я выпью это шампанское, этот чай, выкурю эту сигарету с непередаваемым удовольствием, потому что буду знать – окончена последняя моя миссия. И если я когда-нибудь еще приду домой измотанная и грязная, это случится не на базе четвертого военного округа, а где-нибудь на Сонно, после рыбалки под проливным дождем или прогулки по горам во время снегопада, с лихорадочным поиском пещеры и страхом, что закроются перевалы…
Минута ностальгической слабости, к счастью, продолжалась совсем недолго – в отличие от того, что было во вторник, когда меня накрыло не по-детски… После чего я с азартом включилась в подготовку и к вечеру субботы, хохоча, сделала вывод: можно и не ездить никуда, я уже все знаю. Но если я не поеду – кто же поверит, что это мои собственные наблюдения?
Таким образом, я не волновалась. Зато Энрике беспокоился за нас обоих. Он умудрился позвонить мне четырнадцать раз в период с шести до девяти утра в воскресенье. Я посоветовала ему выпить успокоительного. Тогда он предложил заехать за мной. Я довольно резко осадила его, напомнив, что мы не в тех отношениях, и вообще, он понимает, что будет с моей репутацией, если мы приедем вдвоем на его машине? Кто там будет выяснять, мы встретились с утра или не расставались с вечера? Энрике внял.
Но когда я выехала с парковки, то увидела в двухстах метрах позади длинную черную машину. Начинается! Выследил, паршивец. Выследил, конечно, громко сказано – зашел к капитану Лопесу в комнатку на первом этаже, у самого входа, и спросил адресочек. А капитан Лопес хочет подольше работать в этом доме и наследнику не отказал.
Я хмыкнула и свернула в первый же проулок. Ручаюсь, я знала Золотой Мехико ничуть не хуже Энрике и его водителя. Вряд ли им доводилось кружить по узким кривым проездам Барьо – конечно, этот бедный квартал выглядел получше исторических мексиканских трущоб (я была на экскурсии), но все же без опыта быстро проехать по нему не надейся. Тем более на таком крокодиле. Я-то на своей веселой рыжей крохе могу крутиться как хочу. И я, заметьте, даже не упоминаю о том, что карту всех трущоб Золотого Мехико и еще десяти мегаполисов Эльдорадо нам вдолбили намертво на первом курсе. У нас даже виртуальные гонки по Барьо проводились. В общем, я тут была как дома.
Уже нырнув в район и оторвавшись от Энрике, я сообразила, что вряд ли у него хватит азарта гнаться за мной по этому гетто для бедных. Если у него есть хоть капля мозгов – даже не у него, а у его водителя, – объедет квартал и встретит меня на улице Трех Сестер. Конечно, я могу выждать, развернуться и выехать обратно, но мне всяко придется проезжать через центр Мехико, и к нему я могу попасть только по этой улице.
А вот фиг вам. Есть еще одна тропиночка. Подумаешь, кружная и неэстестичная. Зато я выскочу на Трех Сестер не на выезде из Барьо, а полукилометром дальше. Положим, меня могут засечь, но там я уже знаю, как оторваться.