Война «невидимок». Последняя схватка

Шпанов Николай Николаевич

Слушая пастора, Найденов сосредоточенно думал. Он взвешивал все «за» и «против» этого неожиданного предложения.

— Завтра вы получите мой ответ.

Крепко стиснув ему руку, пастор сказал:

— Понимаю. Вы не можете решить это сами. Но ни минуты не сомневаюсь, что получите согласие…

На следующий день, когда Найденов сошел к завтраку, пастора, по словам миссис Дьюди, уже давно не было дома.

Найденов вызвал по телефону Кадогана и назначил ему свидание.

— Где-нибудь на нейтральной почве, — сказал он. — Мне бы не хотелось приближаться

к вашему району.

— Что-нибудь новое?

— Кое-что, — уклончиво ответил Найденов.

После свидания с Кадоганом Найденов немедля отправился в советское посольство. Там его заверили, что доставка транспорта с оружием в руки норвежских патриотов не противоречила бы интересам советского командования. К тому же, выполнив это задание, Найденов мог рассчитывать без большого труда, при помощи норвежских патриотов, перебраться к своим через линию северного фронта.

Вечером, встретившись за ужином с Зуденшельдом, Найденов дал согласие на его предложение. Пастор крепко пожал ему руку.

— Господь благословит вас за то, что вы делаете для нашего народа. Когда настанет время раскрыть ваше инкогнито, норвежцы будут в вашем лице благословлять вашу великую страну…

Пансион «Вебер»

Улицы Вестена — западной части Берлина, населенной капиталистами и чиновной верхушкой, — всегда отличались чинной тишиной. Теперь же, когда значительная часть населения аристократических кварталов предпочитала жить в загородных виллах, где меньше угрожали английские бомбы, в Вестене стало совсем тихо. Изредка простучат деревянные подошвы горничной, оставленной для охраны господского особняка, да чинно пройдет тяжелыми шагами шупо.

Витему раздражал этот звук, доносившийся с улицы. Он затворил окно.

— Нервочки, дорогой капитан? — с усмешкой заметил Мейнеш, сидя в кресле и посасывая свою старенькую трубку. Ни в голосе, ни в повадках боцмана не было сейчас и тени той почтительности, к какой привыкли все, кто видывал эту пару на палубе любой из «Март». Оба были одеты в штатские костюмы. Тот, что на Мейнеше, был, пожалуй, даже добротней костюма Витемы. А может быть, он казался таким потому, что был строже цветом и покроем, хотя трудно было судить о покрое вещи, надетой на неуклюжее тело Мейнеша.

— По-видимому, даже нам с тобой временами нужен отдых. — Мейнеш взмахнул трубкой, и голубоватый шлейф дыма протянулся вслед за его рукой. — Но об отдыхе, кажется, нужно забыть…

— К сожалению, ты прав. Все, что было здесь, — только прелюдия. Главная игра там, на востоке. Отдыха не видать, пока не будет сломан хребет России. Откровенно говоря, я несколько иначе представлял себе ход событий.

— Блицкриг кончился там, где начинается русская земля, — проворчал Мейнеш, и в тоне его Витеме почудилось что-то вроде иронии. — Выходит, что я столько лет таскался за тобой тенью по всем морям и континентам, чтобы присутствовать при том, как рейх зашел в тупик?

— Тупик?!.. Слишком сильно сказано! Немцы возьмут свое. Я предпочитаю бодро смотреть на будущее фирмы,

с которой связана моя жизнь. — Витема наполнил себе и Мейнешу рюмки. — Вот единственное, что еще способно скрасить жизнь. Спасибо Франции! Если бы не ее виноградники, мы бы с тобой совсем завяли. А, старина?

Беседа происходила через одиннадцать дней после того, как с одной из лондонских улиц исчез Житков. Витема и Мейнеш сидели в особняке, отгороженном от улицы рядом стройных лип. На решетке палисадника красовалась эмалированная дощечка: «Пансион Вебер». Это было одно из тайных пристанищ агентов германской разведки, которых не следовало подвергать риску случайных встреч в отелях.

Уже несколько дней жили они здесь в ожидании свидания со вновь назначенным высоким начальством — человеком новым для обоих. Собственно говоря, свидания ждал Витема. Мейнеш приехал по его вызову, чтобы доложить о результатах последней операции — устранении Житкова.

— Уверен ли ты, что с ним покончено? — спросил Витема.

— Я сдал его с рук на руки кому следовало.

— Нужно было проследить за ликвидацией.

— Не мог же я укокошить его посреди Сити… — сердито огрызнулся Мейнеш. — Тебе хотелось, чтобы я рисковал шеей из-за этого сопляка?

— Не болтай глупостей, Юстус. Ты — не какой-нибудь Мэрфи. Того мы без лишних сантиментов дали прихлопнуть Кадогану, но вот твоя шея мне слишком дорога, чтобы совать ее в английскую петлю. — Витема нахмурился. — Мне вспомнилось сейчас, как сам я висел на рее «Черного орла». До сих пор под мышками следы от лямок. Ребята что-то не так смастерили. Еще немного, и петля по-настоящему задушила бы меня.

Мейнеш отвел руку с дымящейся трубкой, и его хриплый смех огласил комнату.

— Вот видишь, лучше до конца доверять старым друзьям, и только им, а?

— О чем ты?

— Если бы ты доверил повесить тебя мне самому, то, ей-богу, это было бы сделано чисто.

Витема бросил на приятеля быстрый взгляд.

— Ты сказал это так, что можно подумать, будто накинь мне эту петлю ты, — я наверняка отправился бы к праотцам.

— Может быть, ты и прав. — Мейнеш снова расхохотался. — Вот загадка-то, а?!

— Слишком много загадок в один день, Юстус, — мрачно проговорил Витема. — А я не очень их люблю, ты знаешь. — И, меняя разговор, спросил: — А ведь неплохо я им насолил, когда взорвал цистерну с соляркой, а?!

— Да, чистая работа. Эдакой прыти не ждал от повешенного даже я. Кстати, как ты успел продырявить на «Орле» всю спасательную посуду?

— Ага! И для тебя еще существуют на свете загадки! Это сделал тот самый парень, который меня вешал. Я велел ему спрятаться и дождаться, пока вылезу из петли. Вся посуда кроме маленького катера была приведена в негодность… Видишь: иногда оказывается полезно перестраховаться. Ведь ты-то, мой верный боцман, бежал с «Орла», бросив своего капитана на произвол судьбы. В доброе старое время за это вешали не в фальшивой петле. Знаешь, как я люблю тебя, Юстус. Но, честное слово, я отдал бы сейчас многое, чтобы заглянуть тебе в душу.