Война олигархов
Шрифт:
— Хорошо, я жду вашего ответа, — поднялся Котов. — Но должен предупредить об одном: в этом соседнем здании меня очень настоятельно просят открыть казино. Я думаю, что это будет не самое лучшее соседство для вашего телеканала.
— А вы не добрый, Станислав Евгеньевич, — укоризненно покачала головой Виолетта Львовна.
— Доброта — это не категория бизнеса, — и Котов дробно рассмеялся. Будто камешки во рту перекатывал.
— О какие люди! Почему без охраны? Давно ждёшь, Кэт? — запыхавшийся Лёвка вихрем ворвался
Катя сидела за его столом с грозным видом самого что ни на есть главного редактора:
— Опаздываете, Кобрин, — постучала она по циферблату наручных часов.
— Успеем, — отмахнулся Лёвка, просматривая ежедневник. — Ну, на сегодня вроде бы всё. Подарок купила?
— Почти, — поднялась Катя.
— Катька, ты с ума сошла! Что значит — почти? Мы же договорились!
— Да купила, не гони волну, ещё вчера купила, надо только заскочить забрать.
— А чего вчера же и не забрала? Что, такой огромный? — Лёвка лихорадочно начал прикидывать, где раздобыть грузовик, если Катька ухитрилась прикупить слонёнка из зоопарка. Как раз вчера в «Вестях» был радостный репортаж о новорожденном, и он сам подумал, что это будет славный подарок. На всю жизнь.
— Сегодня выставка заканчивается, — объяснила Катя.
— Так ты что, нетленку решила подарить? Надеюсь, Шишкина?
— Увидишь, — загадочно ответила Катя. — Дай я тебе галстук перевяжу. И причешись — а то ты как из бетономешалки вылез.
…На самом–то деле Катя для подарка выбрала на выставке московских художников не картину, а скульптуру. Такого славного зайца, что как только она его увидела, сразу решила: куплю! Заяц был потрясающий: толстенький, деревянный, а уши из слегка поржавевших железяк. Но главным было лицо, именно лицо зайца. Такое славное и такое своё, что хотелось поцеловать его в нос.
Она расплатилась с галерейщицей и, пока наблюдала за тем, как на бирке скульптуры с простым названием «Заяц лесной, обыкновенный» наклеивают красный кружок, подошёл и скульптор — лохматый парень в красной толстовке и кожаных джинсах.
— Валера, — представила художника галерейщица.
Тот, склонив лохматую голову, дружелюбно улыбнулся:
— Я рад, что вам понравился мой обыкновенный, уважаемая э–э–э…
— Екатерина, — подсказала Катя. — Можно просто — Катя. Ваш заяц просто чудо! И, знаете, мне кажется, что он на меня похож.
— А как вы думаете, Катя, этот заяц — он какой?
— Белый и пушистый, — не задумываясь ответила Катя.
— Вот в этом–то всё и дело! — обрадовался художник. — Все мы в душе считаем себя белыми и пушистыми, поэтому каждому, у кого хоть немного развито ассоциативное мышление, видят в этом зайце самого себя…
Причесавшись, Лёвка стал наконец похож на человека.
— Ты за рулём? — спросил он, когда они спустились.
— Конечно, — ответила Катя небрежно, хотя водить она начала недавно, и этим страшно гордилась.
— Тогда я оставлю машину. Ох, и напьюсь сегодня! — радостно сообщил Лёвка, усаживаясь на переднее сидение.
Когда вырулили с Лубянки на Старую площадь
— Лёвушка, нужна твоя помощь!
— Если ты о пробке, то я пас!
— Я серьёзно, — обиделась Катя.
— Ну, давай серьёзно, — согласился Лёвка.
— Можешь завтра организовать для меня съёмку?
— Само собой, — ухмыльнулся он.
— Только мне нужны не твои корреспонденты, а из «Слухов плюс», у тебя же там есть свои люди?
Лёвка прикинул:
— Фотокорреспондент есть, а журналиста могу своего одолжить. А что снимать–то?
— Меня на фуршете. После открытия выставки новейшего банковского оборудования. Наши, немцы, французы и англичане — как в анекдоте, кто кого перехвастает. Но это — предлог. Главное — фуршет. Там весь бомонд соберётся. Не актёры, конечно, но вполне солидно. Устроишь? Вопрос жизни и смерти, Лёв!
И Катя в двух словах обрисовала Лёвке ситуацию.
— А что — прикольно! — согласился Лёвка. И заорал прямо на ухо: — Кэт, давай, жми, успеем проскочить!
И они проскочили.
В галерее уже все пили и, кажется ещё со вчера.
— Испанского красного? — подскочил к Кате бородатый парень с глазами красными, как у вурдалака.
— Спасибо, мы за рулём, — ответил за Катю Лёвка.
Художник Валера спал на кушетке, как младенец после сытного обеда. Его красная толстовка была обсыпана какими–то стружками.
Галерейщица оказалась единственной трезвой в этом пьяном царстве, хотя и её слегка пошатывало. Наверное, надышалась.
— Я вашего мальчика в запасник унесла, — объяснила она Кате и Лёвке, застывшим в недоумении перед пустым заячьим постаментом. — Идёмте.
В маленькой тёмной комнатке заяц обыкновенный стоял посередине большого стола, застеленного белым ватманом.
— Катька! — восторженно осмотрел его Лёвка и погладил между железными ушами. — Какой он! А тебе не кажется, что он на меня похож?
Катя усмехнулась:
— Это в тебе говорит тщеславие, Лёвушка, — объяснила она и милостиво добавила, — Ну, и ассоциативное мышление. Ты ж у нас высокоразвитый организм.
Всё смешалось в домах Сидоровых — Сафиных.
Свадьбу Гоша с Зерой решили справлять по–простому. По самому простому. Если уж не вышло пиршества на полторы сотни родственников, то можно было обойтись лишь приглашением самых близких друзей.
Правда, долго дискутировали, куда, собственно, приглашать гостей. Дело в том, что к Зериной квартире Гоша питал явное нерасположение. Нет, квартира была замечательной во всех отношениях — просторной, ухоженной, уютной: тут уж Зера постаралась. Но это была папина квартира, и Гошу это не устраивало. Так что последний месяц они с Зерой жили как полубездомные, то есть на два дома, нигде по–настоящему не приживаясь. С одной стороны, у Сидоровых было тесновато — всё–таки там жили Нюша и с каждым днём дряхлеющая бабушка. С другой стороны, в трёх–с–половиной–комнатной квартире Зеры Гоша чувствовал себя чужим, чуть ли не приживалой.