Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера

Ляшенко Николай Иванович

Вошли еще офицеры, среди них секретарь дивизионной партийной комиссии старший политрук Вашура. Поздоровавшись, сел рядом со мной. За ужином он проинформировал меня о месте нашей дислокации и о том, что некоторое время мы будем находиться в резерве.

С выходом нашей дивизии к Волхову была завершена перегруппировка войск армии. Преградив путь немцам к Карельскому перешейку и берегам Ладожского озера, фронт армии теперь вытянулся от Шлиссельбурга до Лодейного Поля. А с выходом противника к Тихвину положение армии оказалось довольно трудным. Армия, как недавно наша дивизия, оказалась полностью отрезана от баз снабжения. Ни одна действующая железная дорога, ни одна шоссейная и даже грунтовая дорога больше не связывали армию с тылом.

Все

войска, за исключением передовой, были переведены на скудный, почти голодный паек. На сутки выдавалось двести граммов хлеба и один-два раза в день — горячий чай-приварок. Однако духом никто не падал, каждому солдату обстоятельно разъясняли обстановку, положение в Ленинграде, и люди вполне сознавали ситуацию и твердо верили, что такое положение продлится недолго. Никто из нас не располагал достоверными данными о резервах вооруженных сил и экономическом потенциале нашей страны, но какая-то интуитивная вера в ее необоримую силу никогда не покидало нас.

В Новой Ладоге мы снова перешли на правый берег Волхова и, отойдя от реки километров на пятнадцать-двадцать, расположились на отдых в нескольких деревнях и подземных ангарах.

Да! Да! Мы, кажется, отдыхаем! Теперь можно было и помечтать, оглянуться на пройденный путь, подумать.

Истекшие четыре месяца войны явились для нас суровой, жестокой школой. Мы учились воевать с организованным, хорошо обученным и по-прусски выдрессированным, наглым и самоуверенным врагом. Учились воевать — на собственном горьком и тяжелом опыте. Внимательно вглядываясь в лицо врага, мы тщательно изучали его повадки, приемы, тактику и стратегию борьбы. Изучали шаблоны противника и часто использовали их в свою пользу.

С первых же дней войны мы убедились, что немцы и сейчас ведут войну, как их далекие предки, тевтонские рыцари, — по однажды установленному шаблону. Все у них рассчитано, расписано и издавна заведено. Военные действия они начинают в восемь часов утра — не раньше и не позже. Обедают ровно в два часа. Правда, после обеда война у них часто ведется уже без педантичности и без энтузиазма. Если утром гитлеровцы, как правило, дружно открывали огонь из всех видов оружия, то после обеда стреляли уже лениво и неорганизованно, а в шесть часов стрельба прекращалась вообще, до утра следующего дня. Лишь иногда они выставляли одну-две дежурные пушки, из которых полтора-два часа вели так называемый методический огонь. Без танков они в атаку на нас не ходили, а стоило подбить две-три машины, как вся армада разворачивалась и удирала.

Первое общее впечатление складывалось, что, напав внезапно и вероломно, гитлеровцы захватили нас врасплох. Сильно напугали нас, изрядно поколотили и на время расстроили наши ряды. Но не сбили с ног. Окровавленные и ослабевшие, мы продолжали сопротивляться; отходя в глубь страны, продолжали наносить врагу ощутимые контрудары. Пользуясь инициативой, фашисты и сейчас еще царапаются и больно кусают нас. Хотя уже запыхались и ослабели. Однако сейчас нам, как воздух, нужна была передышка. Нужно было собраться с силами, изловчиться и так крепко врезать под девятое ребро противника, чтобы сбить с него спесь, лишить инициативы и дать почувствовать, что сдаваться мы не намерены, вызов принимаем.

Второе, также общее впечатление склонялось к тому, что на первом этапе войны мы опирались, главным образом, на морально-патриотическое превосходство, а не на численный, технический и военный перевес нашей армии. Грамотных в военном отношении солдат и офицеров у нас было недостаточно. Особенно плохо обстояло дело с младшим офицерским и сержантским составом. А ведь именно он обеспечивает успех в бою. Неважно было дело и с пехотным оружием. Самым главным тут является автомат. Их у нас почти не было, если не считать ППД [7] — тяжелое и несовершенное автоматическое оружие. Но даже их в дивизии насчитывалось всего несколько

штук.

7

ППД — пистолет-пулемет Дегтярева.

Тяжелым и непрактичным оказался и наш старик «максим». Если где он и был хорош, так это в позиционной обороне. Что же касается подвижного боя, тут он был лишь страшной обузой. Не более практичным оказался и ручной пулемет Дегтярева с его тяжелыми и громоздкими дисками, капризным затвором и привередливым прицельным приспособлением. Десятизарядная полуавтоматическая винтовка СВТ [8] тоже ничего особенного собой не представляла, и потому она вскоре вышла из употребления.

8

СВТ — самозарядная винтовка Токарева.

Отвечала за все — знаменитая трехлинеечка образца прошлого века, хотя ее штык давно уже потерял свое былое, суворовское, значение.

Ствольные минометы у нас были с первого дня войны. Это хорошая пехотная артиллерия, она всегда двигалась вместе с пехотой и хорошо ее поддерживала во время боя. Но ее было ничтожно мало. А снаряды к ней — мины, были в крайне ограниченном количестве. Тогда как немцы заливали нас именно минометным и автоматным огнем.

Между прочим, у немцев хорош оказался их универсальный пулемет. Им легко пользоваться в бою и как ручным, и как станковым. В собранном виде его легко переносит один солдат, а второй номер полностью обеспечивает лентами на длительный период боя. Этому пулемету не требуются ни вода для охлаждения, ни специальная жидкость, в отличии от нашего «максима». Хорош был и немецкий автомат — хотя и бесприцельный и недальнобойный, все же он легок и некапризный. А самое главное, чувствовалось, что у немцев много боеприпасов. Правда, в патронах и мы не испытывали нужды. Что же касается мин, снарядов, то первые два года мы ощущали почти постоянную их нехватку. А ведь на войне очень плохо себя чувствуешь, когда нечем стрелять.

У нас хороша и грозна была от начала и до конца — артиллерия, этот подлинный «бог войны». Правда, в первый период часто не хватало снарядов.

Хороши были и наши танки, но их было слишком мало. Не соответствовала своему названию и назначению лишь наша истребительная авиация. Она оказалась настолько тихоходной, что не могла ни догнать, ни уйти от немецких истребителей. Да и самих истребителей мы видели мало. Крайне мало было и зенитной артиллерии. Но больше всего удивляло, что служба разведки нашей армии и министерство обороны в целом не удосужилось вовремя собрать лучшие мировые образцы хотя бы стрелкового пехотного оружия и на его основе модернизировать устаревшие образцы.

На фронте тоже были свои ошибки и недостатки, главными из которых следует считать фланги, стыки, связь и взаимодействие. Нередки были случаи, когда между флангами смежных полков и даже батальонов проходили незамеченными целые подразделения противника. Это были недостатки общие. Но были упущения и наши, чисто политотдельские. К их числу следует отнести прежде всего такие, как организация и контроль учета личного состава, вынос и эвакуация раненых с поля боя, уборка и захоронение погибших, охрана штабов и некоторые другие вопросы, которые в первый период войны нами, политработниками, были упущены. В этом деле у нас тогда не было должного порядка. Не случайно, несмотря на все мои усилия, в течение длительного периода я так и не смог установить, куда девался мой брат Ваня, который вместе со мной был мобилизован на фронт, служил со мной в одной дивизии, с которым однажды мы даже встретились при передислокации полков. Его не удалось обнаружить ни в списках живых, ни в списках убитых, ни в списках раненых, ни в списках пропавших без вести.