Война с саламандрами. Мать. Рассказы. Юморески

Чапек Карел

Это предостережение блестящего французского публициста вызвало в Англии необычайное возбуждение; несмотря на все уверения властей, люди в разных частях Англии слышали подземный скрип саламандровых сверл. Немецкие официальные круги, конечно, решительно отвергли и опровергли все сказанное в вышеприведенной статье, назвав ее от начала и до конца злобной клеветой и вражеской пропагандой; при этом, однако, на Балтийском море шли большие комбинированные маневры германского военного флота, сухопутных сил и военных саламандр. В ходе этих маневров саперные роты саламандр на глазах у зарубежных военных атташе взорвали предварительно просверленный снизу участок песчаных дюн вблизи Рюгенвальде площадью в шесть квадратных километров. Говорят, это было потрясающее зрелище: земля, «словно ломающаяся льдина», приподнялась с грозным гулом – и превратилась в огромную стену из дыма, песка и камней; сделалось темно, почти как ночью, поднятый взрывом песок сыпался на землю в радиусе почти ста километров, и даже – спустя несколько дней – в виде песчаного дождя выпал над Варшавой. В атмосфере после этого великолепного взрыва осталось столько свободно парящего мелкого песка и пыли, что до самого конца того года закаты солнца по всей Европе были необычайно красивыми, кроваво-красными и огненными, какими не бывали никогда раньше.

Море, которое залило взорванный участок побережья, было названо морем Шейхцера и сделалось местом бесчисленных школьных

экскурсий и походов немецкого юношества, которое пело популярный гимн саламандр:

¹ Таких успехов достигают лишь немецкие саламандры (нем.).

Глава 5

Вольф Мейнерт пишет свой труд

Возможно, именно вышеупомянутые прекрасные и трагические закаты вдохновили философа-отшельника из Кёнигсберга Вольфа Мейнерта на создание монументального труда «Untergang der Menschheit» [46] . Мы и сейчас видим его перед глазами как живого – бредущего по берегу моря, с непокрытой головой, в развевающемся плаще, и глядящего восторженными глазами на лавину огня и крови, заливающую больше половины небосвода. «Да, – шепчет он в благоговении, – да, пора уже писать послесловие к истории человеческого рода!» И он написал его.

46

«Закат человечества» (нем.).

«На сцене – пятый акт трагедии человечества, – так начал свой труд Вольф Мейнерт. – Не будем обманываться его лихорадочной предприимчивостью и технической вооруженностью; это лишь предсмертный румянец на лице организма, уже отмеченного печатью гибели. Никогда еще человечество не переживало столь благоприятной конъюнктуры для его существования; однако же – покажите мне хоть одного человека, который был бы счастлив, хоть один класс, который был бы доволен своим положением, или нацию, которая не ощущала бы угрозы для себя. Мы окружены всеми дарами цивилизации, поистине крезовым богатством духовных и материальных ценностей, – однако нас все больше и больше охватывает неотвратимое чувство неуверенности, беспокойства и надвигающейся беды». Немилосердно исследовал Вольф Мейнерт душевное состояние современного мира, с присущей ему смесью страха и ненависти, недоверия и гигантомании, цинизма и робости, после чего поставил короткий диагноз: отчаяние. Типичные признаки конца. Моральная агония.

Но вот в чем вопрос: способен ли вообще человек сейчас быть счастливым? И был ли он на это способен в прошлом? Человек – безусловно, как и любое живое существо; а вот человечество – нет, никогда. Несчастье человека состоит в том, что он был вынужден превратиться в человечество, а может быть, в том, что стал им слишком поздно – когда людской род был уже непоправимо разделен на нации, расы, религии, сословия и классы, на богатых и бедных, образованных и необразованных, эксплуататоров и эксплуатируемых. Попробуйте-ка согнать в одно стадо лошадей, волков, овец и кошек, лисиц и оленей, медведей и коз, заприте их в одном загоне и заставьте жить этим неестественным коллективом, назвав его Общественным Порядком, и соблюдать общие для всех правила жизни. Все, чего вы добьетесь, – несчастного, недовольного и фатально разобщенного стада, в котором ни одна божья тварь не будет чувствовать себя на своем месте. А ведь это – точный портрет огромного, разнородного стада, которое называют человечеством и которое безнадежно. Нации, сословия, классы не могут вечно жить вместе, не притесняя друг друга и не мешая друг другу существовать, вплоть до полной невыносимости; они могут жить или в вечной изоляции друг от друга – но это было возможно только до тех пор, пока наш мир не стал слишком мал для этого, – или же в борьбе друг с другом не на жизнь, а на смерть. Для биологических человеческих групп, таких как раса, нация или класс, существует единственный путь для достижения однородного, ничем не нарушаемого счастья: расчистить пространство исключительно для себя и истребить всех остальных. Но именно это человечество вовремя и не успело сделать. А сегодня уже поздно. Мы уже обзавелись слишком большим количеством доктрин и обязательств, которыми оберегаем «других», вместо того чтобы избавиться от них. Мы придумали нравственный закон, права человека, договоры, законы, равенство, братство, гуманность и т. д. и т. п., – короче говоря, мы придумали «человечество», которое якобы объединяет нас и «других» в некоем воображаемом «высшем единстве». Какая роковая ошибка! Мы поставили этот «нравственный закон» выше законов биологии. Мы нарушили главную существующую в природе предпосылку для существования всякой общности: только однородное общество может быть счастливым! Это вполне достижимое благо мы принесли в жертву великой, но неосуществимой мечте: создать единое человечество и установить единый порядок для всех людей, наций, классов и уровней. Это была благородная глупость. В некотором смысле это была единственная заслуживавшая уважения попытка человека подняться выше себя самого. И теперь род людской расплачивается за этот свой безграничный идеализм распадом, остановить который невозможно.

Процесс, посредством которого человек пытается каким-то образом сотворить из самого себя человечество, так же стар, как и сама цивилизация, как первые законы и первые общины; если же в итоге, после стольких тысячелетий, результатом этого процесса стало лишь то, что пропасти между расами, нациями, классами и различными мировоззрениями стали такими широкими и бездонными, как мы это наблюдаем сегодня, то не стоит закрывать глаза и надо наконец честно признать, что злополучная историческая попытка создать из всех людей некое человечество потерпела окончательный и трагический крах. Мы, в конце концов, уже начинаем это осознавать: отсюда и все попытки и планы объединить человеческое общество на другой основе, так, чтобы радикально освободить место только для одной нации, одного класса или религии. Кто, однако, может быть уверенным в том, что бациллы неизлечимой болезни дифференцирования не проникли в наш организм слишком глубоко? Рано или поздно любое якобы однородное единство неизбежно распадется снова, превратившись в бесформенный клубок разнообразных групп по интересам, партий, сословий и так далее, которые будут или подавлять друг друга, или страдать от своего «мирного» сосуществования. Выхода нет. Мы движемся по заколдованному кругу; однако развитие не может вечно кружиться на одном месте. Поэтому сама природа позаботилась о том, чтобы создать на свете место для саламандр.

Ведь недаром, размышлял далее Вольф Мейнерт, саламандры пришли к успеху только тогда, когда хроническая болезнь человечества, дурно скроенного, постоянно распадающегося гигантского организма, начала переходить в агонию. Если не брать во внимание несущественных отклонений, саламандры представляют собой единое огромное и однородное целое. У них пока еще нет никакого заметного деления на племена, языки, нации, государства, религии, классы

или касты; у них нет господ и рабов, свободных и несвободных, бедных и богатых; между ними, конечно, есть различия, предопределенные разделением труда, но сами по себе они являются однородной, монолитной массой, состоящей, так сказать, из одинаковых зерен. Эта масса во всех своих частях одинаково биологически примитивна, одинаково бедно наделенная природой какими-либо умениями, одинаково угнетенная и с одинаково низким уровнем жизни. Самый последний негр или эскимос живет в несравнимо лучших условиях, пользуется бесконечно большими культурными и материальными богатствами, чем миллиарды цивилизованных саламандр. И при этом нет никаких указаний на то, что саламандры страдают от такого положения дел. Напротив. Мы совершенно определенно видим, что они ничуть не нуждаются в тех вещах, в которых человек ищет убежища и утешения перед лицом метафизического ужаса и наполняющего жизнь страха; им не нужны философия, искусство и загробная жизнь; они не знают, что такое фантазия, юмор, мистика, игра или мечта; они реалисты до мозга костей. Они столь же далеки от нас, людей, как муравьи или сельдь, – и отличаются от этих существ только тем, что их средой обитания стала человеческая цивилизация. Они устроились в этой среде так же, как собаки в человеческих жилищах: без нее они не выживут, но в то же время, существуя в ней, они не перестают быть самими собой, а именно весьма примитивным и мало дифференцированным семейством животных. Им хватает того, что они живут и плодятся; надо полагать, что они вполне счастливы, поскольку их не тревожит чувство какого-либо неравенства между ними. Они однородны, и точка. Поэтому в один прекрасный день – да на самом деле в любой из дней, – без каких-либо проблем они могут осуществить то, что не удалось людям: свое видовое единство во всем мире, свое мировое сообщество, одним словом – всеобщий и универсальный мир саламандр. И именно этот день станет последним днем тысячелетней агонии человеческого рода. На нашей планете не хватит места для двух тенденций, каждая из которых стремится к мировому господству. Одна из них должна будет уступить. Мы уже знаем, какая именно.

Сегодня на нашей планете живет около двадцати миллиардов цивилизованных саламандр – то есть их примерно в десять раз больше, чем всех людей, вместе взятых. Из этого – по логике истории и закону биологической необходимости – следует, что саламандры, будучи сейчас угнетенными, должны будут освободиться; будучи гомогенными, они должны будут объединиться; а став, таким образом, самой могущественной силой, которая когда-либо существовала в мире, они должны будут взять власть над этим миром в свои руки. И что же, вы думаете, они настолько безумны, чтобы, захватив мировое господство, пощадить человека? Вы считаете, что они повторят историческую ошибку человека, которую он допускал с незапамятных времен, – покорять поверженные им нации и классы, вместо того чтобы их истреблять? Человек из чувства гордыни постоянно создавал новые различия между людьми, чтобы затем, обуянный великодушием и идеализмом, снова и снова пытаться их преодолеть. Нет, утверждал Вольф Мейнерт, такой исторической нелепицы саламандры не допустят, хотя бы потому, что ознакомятся с предостережением в моей книге! Они станут наследниками всей человеческой цивилизации; владельцами всего, что делали мы, чего мы стремились достичь, пытаясь покорить мир; но они стали бы врагами себе, если бы вместе со всем этим наследием они захотели бы оставить в живых и нас. Если саламандры хотят сохранить свою однородность, им необходимо избавиться от людей. Если они не сделают этого, рано или поздно мы распространим среди них свойственную нам разрушительную двойственность: способность создавать различия, а затем страдать от них. Но не стоит этого опасаться: сегодня очевидно, что ни одно существо, которое продолжит за человека его историю, не будет повторять его самоубийственных сумасбродств.

Нет сомнений, что мир саламандр будет счастливее, чем мир людей: он будет единым, гомогенным, подвластным единому духу. Саламандры не будут отличаться от других саламандр языком, убеждениями, религией или жизненными потребностями. Среди них не будет ни культурных, ни классовых различий, – только разделение труда. Не будет ни господ, ни рабов, поскольку все будут служить одной лишь Великой Общности Саламандр, которая и будет богом, царем и воинским начальником, не говоря уже о работодателе и духовном вожде. Один народ, один уровень. Да, этот мир будет лучше и совершеннее, чем был наш. Это единственно возможный Дивный Новый Мир. Эй, люди, давайте уступим ему место; ничего иного угасающее человечество уже совершить не может – только ускорить свой конец, трагически прекрасный, пока и это еще не слишком поздно…

Мы излагаем здесь взгляды Вольфа Мейнерта в насколько возможно доступной форме, осознавая, что они при этом теряют многое от силы своего воздействия и глубины, которые в свое время восхитили всю Европу, и в особенности молодежь, с восторгом обращавшуюся в веру в закат и неизбежный конец человечества. Германское правительство, правда, запретило учение Великого Пессимиста по определенным политическим причинам, так что Вольфу Мейнерту пришлось искать убежище в Швейцарии, однако весь образованный мир с удовлетворением высоко оценил теорию Мейнерта о гибели человечества. Его книга (в 632 страницы) была переведена на все языки и во многих миллионах экземпляров разошлась и среди саламандр.

Глава 6

Икс предостерегает

Вероятно, не без влияния пророческой книги Мейнерта литературный и художественный авангард в культурных столицах провозгласил девиз: «После нас хоть саламандры!» Будущее принадлежит саламандрам. Саламандры – это культурная революция. Ну и что, что у них нет своего искусства: по крайней мере, они не отягощены идиотскими идеалами, протухшими традициями и всем этим скучным и затхлым хламом, который называли поэзией, музыкой, архитектурой, философией, культурой вообще – от этих слов, придуманных школярами-маразматиками, нам давно уже хочется блевать. Просто здорово, что саламандры не пережевывают человеческое искусство, которое уже давно издохло; мы создадим для них новое. Мы, молодые, прокладываем дорогу будущему всемирному саламандризму: мы хотим быть первыми саламандрами, мы – саламандры грядущего! – вот так родилось в поэзии молодое направление «саламандритов», возникла тритоническая (то есть трехтональная) музыка и пелагическая живопись, которая черпала вдохновение в образах медуз, морских звезд и кораллов. Кроме этого, новым источником красоты и монументальности были провозглашены результаты работ саламандр по упорядочиванию побережий. Природой мы сыты по горло, звучало со всех сторон, да здравствуют гладкие бетонные берега на месте старых одиноких скал! Романтика умерла; границы будущих континентов будут представлять собой прямые линии, а сами они примут формы сферических треугольников и ромбов. На смену старому миру геологии придет новый мир геометрии. Короче говоря, опять появилось что-то новое и грядущее, новые духовные сенсации и культурные манифесты; те же, кто вовремя не успел встать на путь будущего саламандризма, с горечью ощущали, что отстали от времени, и в отместку за это провозглашали себя адептами чистой «человечности», выступая с призывами вернуться к человеку и природе и иными реакционными лозунгами. В Вене освистали концерт тритонической музыки, в парижском Салоне независимых неизвестный злоумышленник попортил пелагическую картину под названием «Capriccio en bleu». Иными словами, саламандризм побеждал и неудержимо шел вперед.